Если бы отдых Драгоша не смущало беспокойство, которое он испытывал, то
его нарушил бы в эту ночь оглушительный шум стихий. В полночь с востока
пришла гроза и усиливалась с часу на час, а дождь свирепо хлестал.
В то время, когда Илиа Бруш вернулся на баржу, около пяти часов утра,
дождь лил потоками, и ветер яростно дул как раз против течения. Рыболов,
впрочем, отплыл, не колеблясь. Вытащив якорь, он выбрался на середину реки
и возобновил свою привычную греблю. Нужна была подлинная смелость, чтобы
приняться за работу в таких условиях после утомительной ночи.
В продолжение первых часов утра буря не показывала никакого намерения
утихнуть, наоборот, она усиливалась. Баржа, несмотря на помощь течения, с
трудом подвигалась против бешеного ветра, и после четырех часов усиленной
работы она прошла только двенадцать километров от Грона. Приток Ипель, на
правом берегу которого расположена Салька, где, по словам Илиа Бруша, он
побывал ночью, находился уже не очень далеко.
В это время гроза удвоила ярость, и положение сделалось очень опасным.
Если Дунай и нельзя сравнить с морем, он все же достаточно широк, чтобы на
нем могли возникать большие волны при сильном ветре. Так было и в этот
день, и сила бури заставила Илиа Бруша искать убежища у левого берега.
Он до него не добрался.
Его отделяло от берега еще более пятидесяти метров, когда произошло
ужасное и редкое явление природы. Несколько выше баржи деревья, росшие на
берегу, внезапно устремились в реку, словно начисто срезанные гигантской
косой. В то же время вода, поднятая неизмеримой мощью, набросилась на
берег и отхлынула от него огромной волной, подхватившей и закружившей
баржу.
Очевидно, в верхних слоях атмосферы образовался смерч и присосался к
поверхности реки с неотразимой силой.
Илиа Бруш понял опасность. Энергичным ударом весла повернув лодку, он
направил ее к правому берегу. Если этот маневр и не дал желанного
результата, то все же рыболов и пассажир были ему обязаны спасением.
Подхваченная смерчем, продолжавшим свой яростный бег, баржа, по крайней
мере, избежала поднимавшейся перед нею водяной горы. Поэтому ее не
затопило, что стало бы неизбежно без маневра Илиа Бруша. Увлеченная
наружным краем воздушного водоворота, баржа помчалась по дуге большого
радиуса.
Слегка задетая воздушным осьминогом, щупальца которого на этот раз
промахнулись, лодка не была засосана. В несколько секунд смерч пронесся
мимо, и волны с ревом покатились вниз по реке, а сопротивление воды
понемногу уменьшало скорость суденышка.
К несчастью, прежде чем эта скорость стала обычной, неожиданно возникла
новая опасность. Прямо перед лодкой, рассекавшей воду со скоростью
экспресса, рыболов внезапно заметил одно из вырванных деревьев, которое
медленно плыло по течению вверх корнями.
Суденышко, налетев на корни, могло опрокинуться или, по меньшей мере,
получить серьезные повреждения. Илиа Бруш испустил крик ужаса, заметив это
непредвиденное препятствие.
Но Карл Драгош также увидел опасность и понял ее неизбежность. Не
колеблясь, он устремился к носу лодки, схватил руками корни, торчавшие из
воды, и, согнувшись дугой, чтобы лучше бороться с напором судна, силился
избежать нежелательной встречи. Ему это удалось. Баржа, отклонившись в
сторону, пролетела, как стрела, задев сначала за корни, потом за верхушку
дерева, покрытую листьями. Мгновение спустя она должна была оставить
позади дерево, мягко увлекаемое потоком; но в это время одна из последних
ветвей ударила Карла Драгоша прямо в грудь. Напрасно он сопротивлялся
удару. Потеряв равновесие, он перелетел через борт и исчез в воде.
За его падением последовало другое, на этот раз добровольное. Илиа Бруш,
увидев несчастье с пассажиром, без колебаний бросился на помощь.
Нелегко было рассмотреть что-либо в грязной воде, к тому же взволнованной
недавним яростным смерчем. Целую минуту потратил Илиа Бруш напрасно и ужо
начал отчаиваться в спасении господина Иегера, когда нашел, наконец, этого
несчастного под водой в бесчувственном состоянии.
Но это было к лучшему. Утопающий обычно бьется и бессознательно мешает
спасти себя. Человек в обмороке - только неподвижная масса, спасение
которой зависит исключительно от ловкости спасателя.
Илиа Бруш тотчас же поднял над водой голову господина Иегера и быстро
поплыл к барже, которая в это время удалилась метров на тридцать. Он к ней
приблизился в несколько взмахов, что показалось игрой для искусного
пловца. Одной рукой он схватился за борт, а другой поддерживал все еще
бесчувственного пассажира.
Оставалось теперь втащить господина Иегера на борт лодки, что было трудной
задачей. Илиа Бруш ценой тысячи усилий благополучно справился с делом.
Положив утопленника на одну из кушеток в каюте, он снял с него одежду и,
достав из сундука кусок шерстяной материи, начал энергичные растирания.
Вскоре господин Иегер открыл глаза и пришел в чувство. В общем, погружение
в воду было непродолжительным и можно было надеяться, что оно обойдется
без серьезных последствий.
- Ну, ну, господин Иегер, - вскричал Илиа Бруш, когда его пациент пришел в
сознание, - вы решили понырять!
Господин Иегер слабо улыбнулся, не отвечая,
- Это ничего, - продолжал Илиа Бруш, не прекращая энергичных растираний. -
Нет ничего лучше для здоровья, чем августовское купанье!
- Спасибо, господин Бруш, - пробормотал Карл Драгош.
- Не за что, - весело ответил рыболов. - Это я должен вас благодарить,
господин Иегер, потому что вы дали мне превосходный предлог искупаться.
Силы Карла Драгоша возрастали на глазах. Хороший глоток водки, и все будет
в порядке. К несчастью, Илиа Бруш, более взволнованный, чем старался
показать, напрасно перерывал свои сундуки. Запасы спиртного истощились, и
на борту баржи не осталось ни капли.
- Вот это досадно! - вскричал Илиа Бруш. - Ни капли водки в нашей кухне!
- Неважно, господин Бруш, - говорил Карл Драгош слабым голосом. - Мне
стало гораздо лучше, уверяю вас.
Однако Карла Драгоша трясло, несмотря на его уверения, и прием
подкрепительного был бы ему весьма полезен.
- Вы ошибаетесь, - отвечал Илиа Бруш, который не питал иллюзий насчет
состояния пассажира, - это так просто не пройдет, господин Иегер.
Предоставьте мне действовать. Это не займет много времени.
Мгновенно рыболов переменил мокрую одежду на сухую, потом несколькими
ударами весла пригнал баржу к левому берегу, где крепко привязал ее.
- Немножко терпения, господин Иегер, - сказал Илиа Бруш, соскочив на
берег. - Я знаю эту местность, так как вижу приток Ипель. Менее чем в
полутора километрах есть деревня, где я найду все нужное. Я вернусь через
полчаса.
Сказав это, Илиа Бруш удалился, не ожидая ответа.
Оставшись один. Карл Драгош опустился на постель. Он был разбит больше,
чем хотел признаться, и, утомленный, закрыл глаза.
Но жизнь быстро брала свое; кровь билась в его жилах. Скоро он открыл
глаза и посмотрел вокруг себя.
Прежде всего его еще смутный взор привлек один из сундуков, который Илиа
Бруш в спешке перед уходом забыл закрыть. Внутренность этого сундука,
развороченная в бесполезных поисках, представляла сборище разных вещей.
Грубое белье, одежда, сапоги с толстыми подошвами громоздились там в
беспорядке.
Почему глаза Карла Драгоша внезапно заблестели? Неужели это зрелище,
способное, однако, вызвать мало восторга, заинтересовало его до такой
степени, что он после нескольких секунд внимательного рассматривания
поднялся на локте, чтобы лучше видеть внутренность ящика?
Конечно, ни одежда, ни белье не могли возбудить такое любопытство
нескромного пассажира, но среди этих предметов испытующий взгляд сыщика
увидел нечто более достойное его внимания.
Это был наполовину раскрытый портфель, из которого вываливались
многочисленные бумаги. Портфель! Бумаги! Здесь, без сомнения, был ответ на
те вопросы, которые Карл Драгош задавал себе уже несколько дней.
Сыщик не мог сдержаться. После короткого колебания он нарушил закон
благодарности за гостеприимство, рука его потянулась в сундук и вытащила
соблазнительный портфель с его содержимым, которое он тотчас начал
рассматривать.
Прежде всего письма, которые Карл Драгош немедленно начал читать; они были
адресованы Илиа Брушу в Сальку. Затем документы, среди которых квитанции в
оплате квартиры на то же имя. Во всем этом не было ничего интересного.
Карл Драгош уже хотел все это бросить, но последний документ заставил его
задрожать. Не было, однако, ничего более невинного, и следовало быть
полицейским, чтобы испытать перед таким "документом" иное чувство, кроме
глубокой симпатии.
Это был портрет, портрет молодой женщины, совершенная красота которой
вдохновила бы живописца. Но полицейский не был художником, и не от
восторга перед этим восхитительным лицом забилось сердце Карла Драгоша. Он
даже едва рассмотрел его черты. По правде говоря, он ничего не заметил в
этом портрете, кроме простой надписи, сделанной по-болгарски внизу
фотографии. "Моему дорогому мужу от Натчи Ладко" - таковы были слова,
которые прочитал ошеломленный Карл Драгош.
Итак, его подозрения оправдались, и заключения, основанные на замеченных
им странностях, оказались логичными. Ладко! Это все-таки с Ладко он
спускался по Дунаю столько дней. Это все-таки был опасный преступник,
напрасно разыскиваемый до сих пор и скрывшийся под безобидной внешностью
лауреата "Дунайской лиги".
Как же должен вести себя Карл Драгош после такого открытия? Он еще не
успел принять решения, как шум шагов на берегу заставил его быстро бросить
портфель в глубину сундука, крышку которого он закрыл. Но вновь пришедший
не мог быть Илиа Брушем, который ушел всего десять минут назад.
- Господин Драгош! - позвал голос снаружи.
- Фридрих Ульман! - пробормотал Карл Драгош, который с трудом поднялся и
шатаясь вышел из каюты.
- Извините, что я вас позвал, - сказал Фридрих Ульман, увидев начальника.
- Но я заметил, что ваш компаньон ушел, и знал, что вы один.
- Что у тебя? - спросил Карл Драгош.
- Новости, сударь. В эту ночь совершено преступление.
- В эту ночь! - вскричал Карл Драгош, тут же подумав об отсутствии Илна
Бруша в предшествующую ночь.
- Поблизости отсюда разгромлена вилла. Пострадал сторож.
- Убит?
- Нет, тяжело ранен.
- Хорошо, - сказал Карл Драгош, сделав подчиненному знак молчать.
Он погрузился в глубокое раздумье. Что делать? Конечно, действовать, и для
этого у него хватало сил. Новость, которую он только что получил,
оказалась наилучшим лекарством. Не осталось даже следов от случая, жертвой
которого он только что чуть не сделался. Ему даже не пришлось опираться на
крышу каюты. От нервного возбуждения кровь волнами приливала к его лицу.
Да, надо действовать, но как? Дождаться ли возвращения Илиа Бруша, или,
вернее, Ладко, потому что таково было настоящее имя его компаньона по
путешествию, и неожиданно положить ему руку на плечо именем закона? Это
было бы наиболее благоразумным, потому что отныне не было никакого
сомнения в виновности так называемого рыболова. Старание скрыть свою
настоящую личность, тайна, его окружавшая, имя, которое оказалось его
собственным и которое народная молва приписывала атаману бандитов, его
отсутствие в прошлую ночь, совпавшее с совершением .нового преступления, -
все говорило Карлу Драгошу, что Илиа Бруш и есть разыскиваемый бандит.
Но этот бандит спас ему жизнь!.. Вот что осложнило положение!
Как могло получиться, что грабитель, более того - убийца бросился в воду,
чтобы вытащить его? И если эта невероятная вещь произошла, возможно ли
было только что вырванному от смерти так ответить на преданность своего
спасителя? Какой риск, в самом деле, отсрочить арест? Теперь, когда
фальшивый Илиа Бруш разоблачен, когда его личность установлена, ему
невозможно ускользнуть от полицейских агентов, разбросанных по реке, и
если расследование приведет в самом деле к так называемому рыболову, у
