Элион говорил так впервые в жизни - горячо, искренне; трудно давалось каждое слово, но на душе становилось легче - словно выплескивалось то, что годами копилось в душе:
- Понимаешь... не было у меня друзей. Никто меня не называл так. И я думал - мне никто не нужен, я сильный, у сильных есть враги, а друзья - зачем? И гнал от себя мысль, что привязался к тебе, что - успел полюбить тебя... Я тосковал по тебе... Словно часть души вырвали - как кусок живой плоти, и рана кровоточит... Никогда не было такого... А теперь - ранили тебя из-за меня, словно я проклят, и от меня - только горе. Не покидай меня, друг...
Эльф бережно взял в ладони руку человека, и вдруг отчаянно вскрикнул:
- Хонахт!..
...- Вот меч твоего отца, Элион.
- Что с ним? - лицо юноши помертвело.
- Его убили. Он умер на моих руках.
- Говори,- отрывисто бросил юноша.
Эльф рассказал - жестко, подробно, не щадя себя, не тая ничего.
- Я повинен в этом. Я в твоей власти, человек. Хочешь - убей: я не боюсь смерти, я и так казню себя...
Юноша странно взглянул на него, и, выпрямившись, ответил спокойно и твердо, хотя в глазах стояли слезы:
- Отец так и хотел умереть. Пока он в силе, а не дряхлым стариком. В бою, как и подобает воину, а не в постели. От ран - не от болезней и старости. На руках у друга, а не под рыдания женщин. Это достойная смерть. Я благодарю тебя за то, что ты принес мне вести - и отцовский меч. Благодарю.
Лицо Эльфа дернулось. Вряд ли он ждал такого от сына Хонахта. Стократ легче было получить проклятье или удар меча. "Лучше б убил, чем... Что же я наделал?.. что же мы делаем..."
Теперь ничего не осталось. Идти - некуда. Не к кому. Один. И пустота в душе. Все кончено. Слишком поздно понял. Слишком поздно.
Он побрел прочь, пошатываясь. Человек окликнул его. Он обернулся.
- Едем со мной.
На мгновение что-то вспыхнуло в глазах Эльфа, потом он покачал головой и произнес тяжело и медленно:
- Меч - дар твоего отца. Прими и от меня дар. Имя. Сын Звезд, Элион - ты. А я... у меня больше имени нет. Прощай.
Какова была участь Элиона, прозванного Лесной Тенью - неизвестно: может, погиб в стычке с Верными, может, попался Оркам... А может, не лгут неясные слухи об Эльфе, убитом его же шайкой из-за того, что вступился за слугу Врага - кто скажет?..
510 год I Эпохи
Из "дневника" Майдроса:
...Элвинг - решительная женщина. Она сейчас одна правит остатками народа Гондолина и разгромленного нами Дориата, ибо супруг ее Эарендил все рыщет по морям непонятно зачем. Говорят, ищет своих родителей, Идрил и Туора - тогда он, по меньшей мере, помешанный. Найди корабль в море! Если же ищет Валинор, то безумец десятикратно. Он даже не предполагает, что он там отыщет, если доберется.
...Она прогнала моего посланца. Мне сказали, она очень красива, а Сильмарил в ожерелье еще больше красит ее. Хотя мой посланец просил ее учтиво, не слишком угрожая, она сказала в тихой ярости:
- Этот камень уже не ваш. Вы в нем видите лишь желанную до безумия драгоценность, знак вашей утраченной власти. Но он уже столько раз омыт и оплачен кровью, что эта кровь перетянет ваше право. Это - наша память об убитых и погибших за него. О моих отце и матери, зарубленных вами, о погибших братьях, о разоренном Дориате. И не я, а вы еще не раз заплатите за все, что сотворили. Благодари Валар, что ты посланец, иначе я велела бы отослать твою голову твоему хозяину!
Жаль. Придется убить ее. Такова клятва. Мы напали внезапно. Резня была страшной. Я невольно вспомнил Алквалонде - у Синдар тоже много светловолосых. Но на сей раз и Нолдор убивали друг друга. Часть моих воинов взбунтовалась. И все же день был наш. Мы разорили их город, искали Элвинг. Воины притащили ко мне ее сыновей - близнецов Элроса и Элронда. Элвинг же бросилась в море на глазах моих воинов. Мальчишки здорово сопротивлялись, особенно Элрос - даже руку мне прокусил. Я не дал их убить, слишком хорошо помню о детях Диора. Да и Маглор скорее зарубил бы меня, чем дал убить их. К вечеру подошли корабли Кирдана с его и Гил-Галада воинами. Хорошо, что пришли поздно. Мне было бы тяжело убить сына Фингона.
...Однако Сильмарил потерян. Да, Амрод и Амрас тоже убиты. Теперь нас только двое. Кто будет следующим?"
СУД ТВЕРДЫНИ
519 год I Эпохи
Л
юди Уггарда ждали погони. Часовых выставляли каждую ночь, днем шли сколь возможно быстро. Но настал уже четвертый день, а ничего подозрительного заметно не было, и
Уггард успокоился.
...Проснувшись, он мгновенно оказался на ногах, сжимая меч. Светловолосый человек в черном, в черненой кольчуге, стоял в двух шагах от него. Осознав, что происходит, Уггард с глухим рычанием рванулся вперед, целя в незащищенное горло. Он не успел заметить, как в руках черного воина появился меч; миг - и он, безоружный, с бессильной ненавистью смотрит в неподвижно-бесстрастное лицо.
- Ну, бей, волк Моргота! - оскалился Уггард. В лице его противника не дрогнул ни один мускул:
- Благодарю за честь. Верно, мы - волки. Волки Пограничья. И ты нужен нам живым, пожиратель трупов, убийца женщин.
Уггард разразился потоком отборной ругани, которую черный воин выслушивал с прежней невозмутимостью. "Только бы не заметил..."
Воин перехватил руку с занесенным для удара длинным бронзовым кинжалом-иглой и без особых усилий сдавил и слегка вывернул запястье. Уггард, при всей своей выдержке, зашипел от боли.
- Ты нужен нам живым,- повторил воин.
...За несколько минут он выяснил подробности ночного боя. Девятнадцать человек были убиты, шестеро - пленники, так же, как и он сам; остальные скрылись. В нем жила еще отчаянная надежда, что они устроят засаду на дороге и отобьют своего предводителя; черные, судя по всему, подумывали об этом тоже. "Могучие духи, их же всего пятнадцать!.. Чего же ждут эти трусливые ублюдки?!"
Скрученные ремнями руки затекли и болели; когда он не успевал увернуться, ветви с размаху хлестали его по лицу. Всадники ехали в молчании, тем более мучительном и пугающем, что он не имел представления, куда и зачем его везут. Он дал себе клятву стойко перенести все, что бы с ним не произошло, и молчал тоже, лишь стискивал зубы от боли в запястьях.
К полудню устроили привал. Пленникам развязали руки, но стянули ремнями ноги - предосторожность отнюдь не лишняя, поскольку Уггарду тут же пришла в голову мысль о побеге. В конце концов, лучше умереть со стрелой в спине, чем... кто их знает, что они сделают! Но голодом морить, по крайней мере, не собирались.
Уггард с удивлением заметил, что несколько воинов устроились спать. Правда, отдыхать им довелось не больше получаса: тот светловолосый, видимо, старший в отряде, поднял всех и указал трогаться в путь.
От Хитлум до Черных Гор тянется равнина, поросшая жестким ковылем, с редкими островками низеньких деревьев в ложбинах; коннику - полтора-два дня пути. Эти, как видно, решили добраться за день, не устраивая долгих привалов и не задерживаясь на ночевку. Похоже, их кони были к такому привычны, пары часов отдыха за всю дорогу им хватило. Как и людям, отдыхавшим действительно по-волчьи - урывками.
Младший из пленников, Утер, более всех страдавший от неизвестности, попытался заговорить со стражами. Те молчали, не поворачиваясь даже в его сторону. Уггарда эта дорога измучила больше, чем он мог предположить; пытался спать так же, как черные воины, но такой отдых не приносил облегчения; пару раз он даже начинал дремать в седле и, очнувшись от тяжелого краткого забытья в последний раз, увидел, что путь окончен.
Горы расступились, рассеченные, словно ударом меча, узким ущельем. Перед ними черным силуэтом на фоне ночного неба вырисовывалась громада Трехглавой Горы, о которой рассказывали старики - шепотом, чертя в воздухе ограждающие знаки. Весь сон как рукой сняло.
- Слезай,- нарушил молчание светловолосый. Уггард повиновался с удивившей его самого покорностью и попытался связанными руками погладить своего вороного - благородное животное отстранилось и брезгливо фыркнуло. Уггарда это, непонятно почему, задело больше, чем поведение стражей.
- Иди вперед.
Краем глаза Уггард заметил, что остальные шестеро следуют за ним. Утер был явно напуган и жался к старшим; Уггарду и самому было не по себе. Однако - пусть не думают, что его так легко запугать, он не сопляк какой! Потому мимо стражей ворот и под высокими темными сводами коридоров и залов шел, гордо подняв голову, выпрямившись во весь рост. Досада брала на остальных: они как-то поникли, съежились и только затравленно озирались по сторонам.
В тронном зале уже собрались вожди и старейшины его племени; на троне же... Уггард почувствовал, что не может отвести взгляд от высокой величественной фигуры: черные одежды и тяжелая мантия, черная же корона с двумя камнями венчает седую голову, на коленях - меч со странной рукоятью... Уггард с трудом заставил себя смотреть в сторону, борясь с желанием упасть на колени, как сделали остальные пленники.
- Развяжите им руки.
Холодный глубокий голос - словно с высоты, из-под сводов зала.
- Итак. Знаете ли вы этих людей?
- Да,- хрипло ответил вождь.- Это Уггард, мой молочный брат. Те шестеро - его воины... Властелин.
- Ведомо ли вам, что совершили они?
Молчание.
- Не говорил ли я дедам вашим: земли в Хитлум, что взяли вы силой, будут принадлежать вам, ибо не хочу лишать крова женщин и детей ваших, не ради вас; если же ступите вы за пределы этих земель с оружием в руках, кара моя падет на вас?
- Да, Владыка. Мы помним,- вождь склонил голову.
- И ныне узнаю я, что твой молочный брат, о Утрад, сын Хьорна, вождь народа Улдора, преступил этот закон. Что же ныне сделаю я с ним?
Вождь опустил голову еще ниже.
- Я призвал вас сюда, Утрад, сын Хьорна из рода Улдора, Улхард, сын Дарха из рода Улфаста, и вас, старейшины двух племен, чтобы увидели вы свидетельства беззакония, кое учинил Уггард, и подтвердили пред народами вашими справедливость приговора.
"Почему они все говорят так спокойно?! Или правду рассказывают старики, и его сердце - холодный камень, а тем, кто служит ему, он вырывает сердца, взамен же вкладывает кусок льда..."
- Признаешь ли ты, Уггард, сын Улда, что уничтожил тому шесть дней поселение Арнэ в лесах к северу от Гор Ночи, пролив кровь невинных и предав огню дома их?
- Как смел бы я, о Владыка? Быть может, это деяние харги... мне же неведомо то, о чем ты говоришь,- Уггард поклонился, прижав руку к сердцу, по-прежнему не поднимая глаз: "Не осталось следов?.. нет, не осталось. Перед вождями и старейшинами... ему придется доказать..."
- Орки не хоронят своих убитых. Незачем тревожить мертвых, чтобы узнать, кто лежит в той могиле... Взгляни - вот стрелы, взятые у вас: признаешь ли их своими?
Тут отпираться бесполезно. Бронзовые наконечники - плоские, расширяющиеся к древку и оканчивающиеся там неким подобием крюков, и бурое оперение - знак племени Улдора.
- Да, Владыка. Каждый может подтвердить это.
- Они не для охоты на зверя или птицу, не так ли? Эту стрелу нашли там. Утрад, сын Хьорна, ответь - это та же стрела?
Молодой воин в черном протянул вождю стрелу - наконечник покрыт бурой коркой.
- Да...- глухо ответил Утрад.
- Владыка,- отчаянье, мешавшееся с мучительной злостью на себя за роковую ошибку, придало Уггарду смелость,- любой воин племени Улдора мог выпустить эту стрелу - почему же напраслину возводят на нас?!
- Кого ты обвиняешь? - голос Утрада был похож на сдавленное рычание. Владыка жестом остановил его:
- Знак твоего рода - скалящийся медведь?
- Да... ("А это еще к чему?..")
- Кто может подтвердить это?
- Я, Владыка,- тихо ответил Утрад.
