- А где...
Человек обернулся. Светлые задумчивые глаза скользнули по лицу Эльфа:
- Приветствую, менестрель,- голос был глубокий, низкий.
Гилмир застыл с широко раскрытыми глазами, совершенно ошеломленный внезапной догадкой.
"А... каков он собой?"
"Увидишь".
- Ты и есть?..
- Я. Ждал другого, да? - уголок губ дернулся - тень грустной усмешки. Вообще, когда он говорил, лицо его оставалось неподвижным: шрамы. Двигались только губы.
- Ты вырос,- непонятно сказал Властелин.- Выбрал дорогу менестреля? - и, не дожидаясь ответа.- Спой.
- Что ты хочешь услышать?
- Все равно. Выбери сам. Мне нечасто приходится слышать песни Элдар,- что-то странное было в его голосе.
Гилмир не подумал, стоит ли петь эту песню - вот же, Вала сам дал ключ! Пожалуй, баллада о Берене и Лютиэнь была не совсем уместна... Он поймал себя на том, что боится оскорбить этого усталого седого человека с лицом, изорванным шрамами и такими странными глазами... Человека?..
- Благодарю, эллинни.
- Как ты сказал?..- слово было слишком знакомым; так называли его в видениях те двое.
- Ты - помнишь? - взгляд - острый и короткий: вспышка молнии.- Ты не все забыл, эллинни?
- Объясни,- голос не повиновался Эльфу.
- Постой... не сразу...- Вала был взволнован, кажется, не меньше.- Позволь - твою лютню.
Менестрель лютню покорно отдал, но невольно отвел глаза, увидев руки Валы. В этом легенды не лгали. "Не сможет он играть",- подумал с непонятной тоской. Тем более удивился, когда услышал первый аккорд, чистый и звучный.
Мелодия была медленной, светлой и напевной, как чистая глубокая река. И - удивительно знакомой. "Колыбельная..."
- Колыбельная? - шепотом.
- Да... А - вот это?
Чуткие пальцы пробежали по струнам, сплетая нить пронзительно-печальной музыки. Губы Эльфа дрогнули. Он услышал слова песни, не сразу поняв, что поет это он сам.
Андэле-тэи кор-эме
Эс-сэй о анти-эме
Ар илмари-эллар
Ар Эннор Саэрэй-алло...
О'ллаис а лэтти ах-энниэ
Андэле-тэи кори'м...
Я подарю тебе мир мой -
родниковую воду в ладонях,
звездную россыпь жемчужин,
светлое пламя рассветного Солнца...
В сплетении первых цветов
я подарю тебе сердце...
Чужой язык... "Чужой? Но ведь я знаю, я помню, я понимал его..." Он замер, пораженный, и Вала, почувствовав его смятение, опустил руки.
- Еще,- попросил Эльф почти умоляюще.- Сыграй еще...
И снова звучала мелодия, печальная и светлая, как серебристая дымка тумана ясным осенним утром; и еще одна, и еще...
- Благодарю... Учитель,- шепотом, не сразу вспоминая слова древнего языка,- Халлэ, Астар...
- Гэлмор, мальчик мой,- Вала коснулся пепельных волос Эльфа - и тут же отдернул руку. Тот поднял глаза удивленно - и вскрикнул:
- Учитель!.. Великие Валар, что же я наделал... твои руки...
Вала невольно усмехнулся: "Учитель" - и "великие Валар"? Усмешка вышла кривой: искалеченные пальцы свела судорога.
- Что мне делать, говори... Как помочь? Как же я мог забыть, глупец...
- Не бойся, мне не больно.
- Зачем ты лжешь, я же вижу...
- Ничего. Главное - ты вспомнил.
- Учитель, кто мои родители? Там - мне говорили, что их убили Орки...
- Не Орки, мальчик. Счастье еще, что ты попал к Синдар. Наверно, потому, что ты похож на них. Ты ведь не первый приходишь ко мне.
- А - кто? ты расскажешь?..
Это была дерзость отчаянья - прийти сюда и сказать: я хочу говорить с Владыкой. Думал - тут и убьют, но его пропустили, даже не разоружив.
Нет, конечно, он не собирался говорить ни о чем. Государь его Инголдо-финве: он пришел мстить. Он не задумывался особенно о том, как осуществить это: если Врага можно ранить, быть может, можно и убить. А не удастся - в лицо ему выкрикнуть слова проклятия.
Он не сразу поверил, что это и есть Враг. Да и был ли хоть один, кто понял и поверил бы сразу? ни короны, ни несокрушимых доспехов, ни свиты... Но когда увидел лицо Врага, снова накатила жгуче-соленая волна ненависти.
- Приветствую, Моргот, Владыка Ангамандо,- глухо сказал он, подчеркнув это - Моргот.
- Приветствую, Элда,- Вала поднялся и подошел к Эльфу; спросил тихо и мягко.- О чем же ты хотел говорить со мной?
"Думаешь, можешь меня обмануть или разжалобить? - не выйдет, проклятый!.."
- Я хотел сказать...
Он ударил быстро - но все же недостаточно быстро: Вала успел перехватить его руку, сильно, до боли сжав запястье. Эльф зарычал от ярости и попытался вырваться - не вышло.
- Значит, ты пришел меня убить...- медленно проговорил Вала.- Но я ведь бессмертен, эллинни.
Эльф замер, уже не пытаясь освободиться:
- Как... ты меня назвал?
- Ты ведь понял. Я не стану тебе мешать. Я заслужил кару именно от тебя, Ахэир.
Рука Валы разжалась, но Эльф уже даже не пытался нанести удар.
- Какое... имя ты... назвал...
- Ведь ты из Эллери Ахэ, из Эльфов Тьмы, мальчик. Твои родные были... моими учениками. Я...
- Нет! Ты... нет, ты лжешь...
- Но это правда. Ты вспомнил свое имя - так вспомни же...
- Нет! Замолчи! Я не хочу слышать!..- Эльф зажал уши ладонями, лицо его исказилось, как от боли.
- Ахэир, мальчик мой, выслушай. Ведь ты все-таки пришел...
- Я... я хотел... Я ненавижу тебя! Будь ты проклят! И будь проклят я - я не могу уже убить тебя, ну, так бей же, зови своих рабов, я не боюсь,- потому что я буду мстить тебе, пока я жив, слышишь, ты!..
- Успокойся,- Вала шагнул к Эльфу, заглянул в растерянные глаза - тот отшатнулся в ужасе.
Двери распахнулись, и двое стражей ворвались в зал - услышали крик.
- Учитель, что...
Эльф стремительно обернулся к ним; странно, но, кажется, он успокоился, только в глазах вспыхнул яростный огонь; он вырвал из ножен меч.
- Стойте! - властный окрик за спиной.- Оставьте его.
Воины одновременно и без колебаний вложили мечи в ножны; один все же сказал:
- У него оружие, Учитель.
- Да! - оскалился Эльф.- И я убью любого, кто попытается приблизиться ко мне!
- Тогда уходи сам. Я клянусь - никто не тронет тебя.
- Думаешь, я поверю клятве лжеца? Но я не доставлю тебе удовольствия видеть, как мне перережут глотку! Твои псы сдохнут первыми! - с хриплым отчаянным воплем Эльф бросился на воинов.
- Не убивать.
Несколькими минутами позже Эльф снова оказался перед Валой. Только теперь его держали за руки воины.
- Трус, подлец! Я не боюсь ни твоих палачей, ни пыток, ни твоих глаз! Тебе не удастся сломить мою душу!..
И - та же смесь растерянности и ненависти в глазах. Вала горько усмехнулся:
- Ты воистину стал - Нолдо... Ты скорее готов умереть, чем поверить мне. Что ж, я не стану неволить тебя. Калечить твою душу и отнимать волю,- с насмешкой прибавил он. И, обращаясь к воинам:
- Пусть уходит. Он свободен. Оружие ему верните.
...У подножия поросших редким сосняком гор воин рассек коротким кинжалом ремни, стягивавшие руки Эльфа, и бросил на землю рядом его меч:
- Иди. И, знаешь... я тебе скажу на прощание: если б не слово Учителя, я убил бы тебя,- человек говорил совершенно спокойно, без тени гнева или ненависти.
- Ну, так убей,- глухо откликнулся Эльф, не оборачиваясь.
- У нас,- человек подчеркнул эти слова,- у нас не принято бить в спину... Нолдо. Прощай.
...- Ахэир... Да, я помню его. И - где же он теперь?
- Думаю, в отряде Тени.
- Я уже слышал о Тени. Кто он, и что за странное прозвище?
- Не все сразу, мальчик,- в голосе Валы проскользнула тень улыбки. Смущенно улыбнулся и Гэлмор:
- Странно ты меня называешь... Нет, просто никто никогда не говорил... Учитель, можно я пока останусь здесь? Мне так много нужно еще вспомнить, узнать, понять... Можно?
...- Ты меня сразу назвал - Гэлмор. Почему?
- Я ведь помню вас всех. И еще - ты похож на своего отца. Только его глаза...
- ...были синими, да? Да... Ты расскажешь о нем?
- Конечно. А как тебя называли в Дориате?
- Гилмир. Ты не знал разве?
- Откуда...- взгляд Валы стал задумчивым.- Конечно... Должно было звучать похоже на твое прежнее имя. Наверно, так было со всеми...
Он прожил в Твердыне Тьмы долго - покинул ее всего за два года до Великой Войны. Впрочем, о войне тогда почти никто не думал - его просто снова позвала дорога. Учитель сказал на прощанье: "Все вы - Странники, эллинни."
Лютня за спиной, меч на поясе: менестрель Гэлмор...
БРАТЬЯ И СЕСТРА
521-527 годы I Эпохи
- В
ластелин...
Тревожные зелено-карие глаза, напряженно-звонкий голос, режущий, как туго натянутая тетива. Меч - слишком знакомый
меч... как звали того славного юношу? Лонньоль, кажется. Да, так, Лонньоль - Певучий. Был одним из лучших, и ученичество его не должно было быть долгим. Он, кажется, всего неделю был женат... Да, как только его выбрали, отец невесты сразу дал согласие. Породниться с воином Твердыни - великая честь. Неделя - и уехал, чтобы через полгода так нелепо и страшно погибнуть в дружеском поединке. Меч отослали на родину - и вот он снова здесь уже в других руках. А родство несомненно - те же волосы цвета кожуры спелого лесного ореха, те же глаза. Только лет меньше и лицо нежнее. Хочет мести за брата? Может и так. Только кому мстить... да и за что? Ульв тогда ворвался в библиотеку с рассеченным лицом, руки, одежда, меч - все в крови, в глазах отчаяние и ужас. Голос не слушался его, и он едва сумел выговорить: "Я убил..." Иногда рука действует сама, не слушаясь разума, особенно, если это рука бойца, годами приученная наносить и отражать удары. Когда по несчастной случайности Ульв пропустил удар - противник-то не рассчитывал на эту ошибку - и меч наискось прошел по его лицу, ослепленный болью, он не сумел сдержать руку. Лонньоль так и не успел ничего понять. Хорошо, что не успел. Страшно сознавать, что умираешь от руки друга...
- Властелин...
- Приветствую тебя. В чем твоя просьба? Говори, не бойся.
- Я хочу стать твоим воином. Прими мою службу и мой меч.
Молчание, полное ожидания, надежды и страха. И мягкий голос:
- Зачем тебе это нужно, девочка?
- Властелин,- дрожащие губы, совсем детская мольба в глазах,- ничего от тебя не утаить...
- Для этого и не нужно особых чудес, поверь мне.
- Не прогоняй меня, пожалуйста!
- Я и не гоню тебя. Только зачем тебе быть воином?
- Мой брат погиб. Должен кто-то заменить его.
- Но почему ты? Неужели не нашлось мужчины?
- Властелин, но разве только мужчины могут сражаться? Разве только им дано совершать великие дела?
- Вот ты о чем... Думаешь, у нас утром подвиги и битвы, а вечером - пиры? Ты хоть что-нибудь знаешь о воинах Аст Ахэ, о Служении?
- Они... Они сражаются... Убивают врагов... Твоих врагов...
- Так значит, главное - убивать? Так?
- Не знаю,- почти шепотом.
- Я тебе расскажу, чтобы ты хоть немного поняла. Чтобы знала, о чем просишь. Чтобы поняла, что это не для тебя. Пойми, быть воином - не значит служить только мечом. Здесь все воины: и те, кто лечит раны, и те, кто изучает книжную мудрость; ибо все посвятили себя Служению. А те, у кого меч в руках - лишь защитники Твердыни. Сюда приходят многие, но воинами становятся отнюдь не все. Хорошо, если один из десяти. А оружие я доверяю лишь одному из ста. Многие вообще долго здесь не задерживаются, ибо не так просто понять и принять Служение, и еще труднее изучить все, что для Служения необходимо. Ученичество - не год, не два, иногда - десятки лет. Сюда приходят юными как ты... Сколько тебе лет?
- Девятнадцать. Почти.
- Даже мне тяжелы годы Арды, а людям и подавно. Тем более, женщине.
- Властелин, ну почему ты думаешь, что я не смогу понять?
- Сможешь, не сомневаюсь. Но это не значит, что ты возьмешь в руки меч.
- Почему? Потому что я женщина, да?
- Да, поэтому. Я не хочу сказать, что ты чем-то хуже мужчины, вовсе нет. Но сейчас мужское время. Подумай - ведь ты слабее любого из них.
- Зато гибче и ловчее!
- Пусть так. Но, девочка, ты еще не знаешь своей силы. Из-за тебя начнутся раздоры, соперничество. Даже, если Клятва сдержит их внешне, то внутри, в душе своей воины все равно останутся мужчинами. Ты слишком большое искушение для них. Я не хочу их мучить. Даже, если Клятва сдержит их внешне, то внутри, в душе своей воины все равно останутся мужчинами. Ты слишком большое искушение для них. Я не хочу их мучить. Даже, если Клятва сдержит их внешне, то внутри, в душе своей воины все равно останутся мужчинами. Ты слишком большое искушение для них. Я не хочу их мучить. Даже, если Клятва сдержит их внешне, то внутри, в душе своей воины все равно останутся мужчинами. Ты слишком большое искушение для них. Я не хочу их мучить. Даже, если Клятва сдержит их внешне, то внутри, в душе своей воины все равно останутся мужчинами. Ты слишком большое искушение для них. Я не хочу их мучить. Да и ты сама будешь страдать. Ты молода, сердце у тебя горячее, вдруг ты кого-нибудь полюбишь? И что тогда? Останешься верна Клятве и погубишь свою жизнь? Знаю, сейчас ты скажешь, что готова всем пожертвовать; но это сейчас. Пройдут годы, уйдет молодость, и что останется? Пустота. Женщина должна оставаться женщиной, иначе мир потеряет одну из своих опор. Станет хромым.
