Все понимали мысли короля. Берен тоже.
...Он стонал и вскрикивал во сне, и Лютиэнь чувствовала - что-то творится с ее мужем, что-то мучает его. Однажды, проснувшись вдруг среди ночи, она увидела, что Берен, приподнявшись, напряженно смотрит в раскрытое окно. Он не повернулся к ней, отвечая на ее безмолвный вопрос.
- Судьба приближается.
Она не поняла.
- Прислушайся - как тревожно дышит ночь. Луна в крови, и соловьи хрипят, а не поют. Душно... Гроза надвигается на Дориат...
Он повернулся к жене. Лицо его было каким-то незнакомым, пугающе-вдохновенным, как у сумасшедших пророков, что бродят среди людей. Он медленно провел рукой по ее волосам и вдруг крепко прижал ее к себе, словно прощаясь.
- Я прикоснулся к проклятому камню. Судьба проснулась и идет за мной. Какое-то непонятное мне зло разбудил я. Может, не за мою вину камень жаждет мести, но разбудил ее я. И зло идет за мной в Дориат...
- Это только дурной сон,- попыталась успокоить его Лютиэнь.
- Да, это сон. И скоро я проснусь. Во сне я слышал грозную Песнь, и сейчас ее отзвуки везде ...- как в бреду говорил он.- Я должен остановить зло. Моей судьбе соперник лишь я сам...
Они больше не спали той ночью. А утром пришла весть о том, что Кархарот ворвался в Дориат. И Берен сказал:
- Вот оно. И чары Мелиан теперь не удержат моей судьбы. Она сильнее...
...Кто не слышал о Великой Охоте? Кто не знает знаменитой песни Даэрона? Кто не помнит о последнем бое Берена?..
Берен умирал, истекая кровью, на руках у Тингола. Король не хотел терять Смертного, которого уже успел полюбить. Но Берен понимал, что все кончено, и знал почему-то, что и волколак тоже не переживет его. Сильмарил стал злой судьбой для обоих.
И вот - Маблунг вложил Сильмарилл в уцелевшую руку Берена. Странное чувство охватило его. Словно все неукротимое неистовство камня вливалось в него, но это было уже неважно - он умирал и не мог принести зла никому. Сильмарил был укрощен кровью человека. Теперь в нем не было мести. Теперь он мог отдать его. Он протянул камень Тинголу.
- Возьми его, король. Ты получил свой выкуп, отец. А моя судьба получила свой выкуп - меня.
И когда Тингол взял камень, показалось ему, что кровь в горсти его, и тусклым стеклом плавает в ней Сильмарил. Берен больше не говорил ничего. И, глядя на камень, подумал Тингол - скорбь и память...
И пел Даэрон о том, как в последний раз посмотрели друг другу в глаза Берен и Лютиэнь, и как упала она на зеленый холм, словно подсеченный косой цветок... И ушел из Дориата Даэрон, и никто больше не видел его.
А Тингол никак не мог поверить в то, что их больше нет. И долго не позволял он похоронить тела своей дочери и зятя, и чары Мелиан хранили их от тления, и казалось - они спят...
У Элдар и Людей разные пути. Даже смерть не соединяет их, и в обители Мандоса разные отведены им чертоги. И Намо, Повелитель Мертвых, Владыка Судеб, не волен в судьбах Людей, хотя судить Элдар ему дано. Он знал все. Он помнил все. Он имел право решать. Никто никогда не смел нарушить его запрет и его волю. И только Лютиэнь одна отважилась уйти из Эльфийских Покоев и без зова предстать перед троном Намо.
- Кто ты? - сурово спросил Владыка Судеб.- Как посмела ты прийти без зова?
И ответила Лютиэнь:
- Владыка Судеб... Я пришла петь перед тобой... Как поют менестрели Средиземья...
Намо вздрогнул. Он знал, кому и когда были сказаны эти слова, и что случилось потом. Но он не успел сделать ничего - Лютиэнь запела.
Она пела, обняв колени Намо, пела, заливаясь слезами, и Намо изумлялся - неужели она еще не умерла, ведь она плачет - тогда откуда она здесь? Почему?
Пела Лютиэнь, и слышал он в песне ее то, чего не было в Музыке Творения, чего не видел Илуватар,- чего не видел никто из них, разве что Мелькор. И летели ввысь, сплетаясь, мелодии Элдар и Людей, и видел, как, соединяясь, Черное и Белое порождают великую Красоту, и понял - эту Песнь он не посмеет нарушить никогда, ибо так должно быть....
- Чего просишь ты, прекрасное дитя?
- Не разлучай меня с тем, кого я люблю, Владыка Судеб, сжалься, ведь я знаю - ты справедлив...
"И та, что была казнена, просила меня о том же. Отблеск Камня на обеих... Но что же вы сделали! И ни осудить, ни простить не могу..."
"Прости их, брат,- услышал он в душе скорбный тихий голос.- Своей болью они заплатили за все... Прости их..."
Намо склонил голову. Он вызвал одного из своих учеников.
- Приведи Берена. Если он еще не ушел...
- Нет, о великий! Он не мог уйти, он обещал ждать меня...
"Я подожду тебя",- из окровавленных уст... Как похоже на - тех...
Они ничего не говорили - просто стояли, обнявшись, и слезы катились по их лицам. Намо молчал. И, наконец, после долгого раздумья, заговорил он:
- Ныне должен изречь я вашу судьбу. Я даю вам выбор. Лютиэнь, ты можешь в Валиноре жить в чести и славе, и брат мой Ирмо исцелит твое сердце. Но Берена ты забудешь. Ему идти путем людей, и я не властен над ним. Или ты станешь смертной, и испытаешь старость и смерть, но уйдешь из Арды вместе с ним...
- Я выбираю второе! - крикнула она, не дав ему договорить, словно испугавшись, что Намо передумает.
- Тогда слушайте - никто из Смертных еще не возвращался в мир из моих чертогов. И если вы вернетесь - нарушатся судьбы Арды. Потому - ни одному из живущих, будь то Эльф или человек, вы не расскажете о том, что узнали здесь. Вы пойдете по земле, не зная голода и жажды, и настанет час, когда вы найдете землю, где вам жить. Судьба сама приведет вас туда. И вы не покинете ее. Отныне, ваша жизнь - друг в друге. Судьба ваша отныне вне судеб Арды, и не вам их менять. Я сказал - так будет.
И стало так - по воле Владыки Судеб. И Сильмарил, искупленный их болью и кровью, не погиб в море или в огне земли, а светит ныне Памятью в ночном небе. Правда, для всех эта память разная...
467-70 годы I Эпохи
Из "дневника" Майдроса:
...Сильмарил в Дориате. И принес его человек. Я должен убить его. Сильмарил - наше достояние. Но ничего - я подожду. Главное - Враг уязвим, даже в своем оплоте! Это шанс. И если мне удастся объединить Элдар... Может, тогда я смогу вернуть корону Нолдор роду Феанаро...
472 год I Эпохи. Нирнаэт Арноэдиад
Из "дневника" Майдроса:
...Все получилось так, как следовало ожидать. Мы начали битву на равных. Но единство - то, что соединяет силу в один кулак - было разрушено до боя. Воистину, Год Бессчетных Слез. Для меня же страшнее всего то, что Финакано погиб. Даже тела не нашли - только расколотый шлем. О других потерях даже не говорю. Все кончено.
...Однако Союз Майдроса останется в хрониках. И на том спасибо.
...Нет Финакано. Нет его страны, его народа. А мы - сыны Феанаро - как листья на ветру. Что осталось от Элдар, кроме жалких бродячих шаек? Где наши гордые дворцы? Где воины в блестящих доспехах, в чьих очах горел свет Валинора? Где наши песни и предания? Все сгинуло. Лишь как огоньки во тьме - Гондолин, Нарготронд, Кирданов остров да побережье. И Дориат...
...Но почему же он не добивают нас? Или ждет, пока мы сами перережем друг друга? Похоже, в этом он прав...
СТРАШНЕЕ ЛЖИ
472-501 годы I Эпохи
И
з "дневника" Маэзроса:
...Ну, и кого проклинать теперь? Неужели все Элдар настолько тупы, что не видят того, что Враг передавит нас всех поодиноч-
ке? Неужели нельзя забыть о своих распрях сейчас, для более высокой цели, чтобы разобраться во всем потом, после победы? А я уверен - вместе мы победим.
Ородрет отказался сражаться под моим знаменем, все из-за братцев моих - Келегорма и Куруфина. Удрали, оставив меня и Маглора драться с Орками, да еще пытались захватить власть в Нарготронде, благо Финарато погиб. Этот сладострастный красавчик Келегорм никак не мог позабыть своих наложниц, что бросил на волю Орков в Химладе. Ему еще и дочь Элве понадобилась. Элве отказался присоединиться к нам. Эти глупцы еще додумались требовать - от Элве! - чтобы он отдал им Сильмарил и немедленно выступил с ними против Моргота. Как бы не так. Здесь я очень хорошо понимаю Элве и полностью на его стороне. Они пригрозили, что убьют его. Что ж, попробуйте, милые братцы...
"Свершилось. Наконец-то свершилось. Господин мой, Финголфин, если из Благословенной Земли видишь ты это - возрадуйся. Наконец-то Элдар выступят вместе! Ты хотел этого, как и твой родич Маэзрос. Что ж, он сможет отомстить за себя. Жаль, не ты. Но я выполню свою клятву - если судьба будет благосклонна ко мне, то я расправлюсь с Врагом не хуже, чем ты. Враг еще пожалеет..."
- Господин!
Хурин резко поднял голову, оторвавшись от своих мрачно-торжественных дум.
- Господин, король зовет тебя.
- В чем дело?
- Совет будет. Надо что-то решать - Маэзрос задерживается, и нет от него знака.
- Они что, хотят без него выступать?
- Не знаю, господин мой, но слухи ходят.
Хурин быстро зашагал к ставке Фингона. На душе у него было тревожно. "Нельзя допустить этого. Сущее безумие. Враг раздавит нас поодиночке. Он только и ждет этого разобщения. Столько мы ждали - неужели не подождем еще немного? Даже мы, смертные, готовы ждать. А годы бессмертных долги, что им время?"
На совете из смертных был только Хурин. Это считалось великой честью - Фингон уважал Хурина и прислушивался к его слову. Впрочем, Хурин прожил год у самого Тургона в потаенном городе Гондолин и многое узнал из мудрости Элдар. Вернее его не было вассала - иначе не доверял бы ему король. Да и много ли кто из Элдар бывал в Гондолине? Воистину, позавидуешь Смертному - такая честь... Может, поэтому на совете только один Хурин стоял на том, чтобы выждать. Эльфийские военачальники требовали боя - кто в пику Смертному, кто из-за долголетней тоски по настоящей битве. Но все решало слово Фингона. Король тоже явно рвался в бой, да и было от чего. И все же он решился ждать. Хотя с Хурином он говорил холодновато.
Хурин вернулся к себе затемно. На душе было тяжело. Словно недоверие и даже неприязнь бессмертных тяжелым грузом повисли на плечах. Почему так? Разве он не верен им? Разве мечи Дор-Ломина не вместе с мечами Элдар? Впрочем, смертному трудно понять бессмертных и не дано мерить их своей меркой...
Элдар роптали. Но когда - сверх всякого ожидания - трубы возвестили о приходе Тургона, когда Фингон в восторге крикнул: "Смотрите, день наступает, день гонит ночь!" - все поняли мудрость смертного. Фингон даже крепко обнял своего вассала.
А Хурин чуть не расплакался от умиления, увидев встречу братьев. Он обоих знал и любил - как ученик любит своего учителя. Вековая мудрость - и вечная юность. Как не восхищаться ими? И как забыть радушие и ласку Тургона? Разве не от него темный Смертный узнал о Благословенной Земле и Могуществах Арды, о страданиях и подвигах Элдар и о жестокости и коварстве Врага? Разве не он указал ему путь, каким надлежит следовать Людям? И, словно мальчишка, кричал он в восторге хвалу, приветствуя знамена владыки Гондолина.
Тургон тоже был готов ждать Маэзроса. Но кто же знал замыслы Врага? Оказалось достаточно одной искры... Когда Орки зарубили у всех на глазах брата Гвиндора из Нарготронда, попавшего в плен еще в прошлой битве, Хурин бросился к королю, пытаясь хоть что-то сделать.
- Останови их! Задержи! Нельзя давать волю гневу, это смерть!
Фингон смотрел мимо Хурина, и лицо его было застывшим и бледным.
- Поздно. Уже поздно,- после тяжелого молчания выдохнул он.
...Долги часы богов. И не дано им забывать. Который раз Хурин прокручивал жернов воспоминаний, сызнова бередя свою рану...
...Четыре дня побоища. Сначала казалось - победа близка, столь яростен был напор. Гвиндор, ослепленный яростью, несся вперед... Где он теперь, что с ним сделали в черных застенках Врага? А эти черные воины, словно не ведающие боли и страха - может, и вправду живые мертвецы - что отбросили их от врат Ангбанда? Их было немного, но они поражали своих врагов цепенящим страхом сильнее, чем оружием...
...Проклятое тяжелое отступление. И вновь - надежда. Угрюмый яростный Маэзрос, наконец, пришел, хотя и поздно. Мрачный однорукий красавец с темным пламенем гнева в глазах был равно страшен и своим, и врагам. Может и удалось бы свести битву к равному исходу, но предатели, предатели - Люди. Люди. Грязные восточные варвары, будь они прокляты!
