- Ступай своей дорогой, сын Галдора. Я не прошу прощения - я не во всем виновен, да и ты не простишь. Иди, ты свободен. Теперь пора судить тебе - тебе самому. Судить всех и все.
Воины Аст Ахэ провожали его до границ эльфийских земель с великим почетом. Но ни слова не сказал Хурин.
Он стоял у горных стен - ограды Гондолина. Потаенного пути он не знал, но здесь была крепость Тургона, он помнил это. Он еще верил, что тот примет его. Последняя ниточка, последняя надежда на то, что все, что он видел, все, что он узнал об Эльфах - ложь, наваждение Врага. И он звал. Он умолял судьбу - пусть отзовется. Неужели все былое для Эльфов - ничто? Ведь они все помнят. Или это "все" разное для Смертных и Бессмертных? Неужели все, что Люди сделали для Эльфов, все их горе, их потери - ничтожны в глазах Элдар? И Люди - лишь пешки в их непонятной игре? И неужели нет богам дела до Людей, как и говорил Враг? Значит, это не ложь... Но он - Враг. И где же правда? Неужели Люди - одни, беззащитны, беспомощны? Чужие слова зазвучали в памяти: "Ищи свой путь сам. Смотри своими глазами". Он ужаснулся их чудовищной истине и, чтобы избавиться от кошмара, снова закричал:
- Тургон! Вспомни свои слова! Ответь мне! Где ты!
Но ответа не было ему.
И сказал Хурин:
- Горе тебе, Гондолин, город крепкий! Горе тебе, негодному пастуху, оставляющему стадо! Горе тому, кто закрыл уши и глаза свои от страданий тех, кто слаб, тех, кто молит о помощи! Среди блеска золота и камней не видно крови, за песнями и шумом пиров не слышно стонов падающих под ударами мечей. Горе тебе, отвратившемуся от мира! Ты - как крона, презревшая корни. Ныне погибнут они, затем твой черед. Да будет так! Я не верил словам Врага, ныне же вижу - он не лгал. Будь же проклят, жестокий город, ибо слава и краса твоя куплены чужой кровью, и придет тебе пора платить виру...
"Что же. Теперь осталось расплатиться с другим королем. И больше ничто не связывает меня с бессмертными".
- Вот, получи плату, король. Ты ведь не впервые получаешь плату от Людей, верно? От Берена - камень за свою дочь. Теперь прими же это ожерелье Наугламир из сокровищницы Финрода. Помнишь его? Почему же лучшим суждено гибнуть, а ничтожные существа, вроде тебя, живут? Прими же плату - ты хорошо воспитал моего сына. Хорошо охранял его. Хорошо искал его. Хорошо берег мою жену и дочь. Мы в расчете!
Хурин швырнул под ноги Тинголу ожерелье. Король сидел молча, застыв как каменное изваяние. Мелиан встала.
- О Хурин! Сдержи свой гнев. Это горе говорит - не ты. Это Враг затуманил взор твой...
Хурин с усмешкой выслушал слова Мелиан.
- Мелиан, благодарю - ты жалеешь меня. Странно. Это людское чувство. Впрочем, Враг говорил - Арда меняет всех. Мне кажется, он прав. Ну, что ж, мы в расчете. Ты скоро забудешь обо мне, король, хотя бессмертные, говорят, не умеют забывать. Боюсь, что умеют - то, чего не хотят помнить... Никогда не думал... Может, даже после смерти своей дочери ты не долго будешь печалиться... Прощай. Пути Смертных и Бессмертных, увы, разошлись. Кто тому виной? Свет и Тьма не столь различны, как мы. Но мы могли меняться, и сами виной своим несчастьям... Прощай. Я ухожу своей дорогой.
Никто не знает, где окончил дни свои сын Галдора. Он не был с Врагом. Он не был среди рыцарей Света. Одинокий, не верящий никому, он прошел по земле, и у Великого Моря потеряны его следы. Люди говорили - море поглотило его и память о не верящем никому.
ПОСЛЕДНЯЯ ГАВАНЬ
473 г. I Эпохи
О
н сидит на обломке белого камня у расколотой чаши фонтана. Длинные чуткие пальцы машинально перебирают жемчужины в хрустально-прозрачной воде. Чудовищная тя-
жесть легла на плечи.
"...Мы освободили силу, с которой нам не совладать..." Снова прикосновением раскаленного железа обожгло это - "мы". Он содрогнулся, вспомнив застывшее лицо Учителя и хриплое: "Спеши!.."
Не успел.
...Воины Черного Отряда склонились над умирающим. Прерывистое дыхание кровью клокочет в горле, рассечен светлый доспех на груди. Сражался до конца: воины насчитали двенадцать трупов Орков.
Кто-то приподнял голову Эльфа, кто-то поднес к его губам воду в шлеме вороненой стали. Он закашлялся, открыл подернутые предсмертной дымкой глаза. Видно не сразу понял, кто перед ним - попытался улыбнуться бескровными губами. Потом взгляд его прояснился - и в тот же миг обрел остроту и твердость стали.
- Морготовы твари! Убийцы! Будьте прокляты! - с невероятной силой ненависти выдохнул Эльф. Тело его бессильно обмякло, кровь перестала течь из ран.
...Он вспомнил восторженного мальчика-странника, что рассказывал о серебряных башнях, о белых, как лунный свет, стенах, о вьющихся светлыми лентами дорогах, сбегающих к пристани, о фонтанах, похожих на морские раковины, полные жемчужин, о легких лебединых кораблях...
Теперь он видел это сам. Развалины серебряных башен, разрушенные стены, залитые кровью белые плиты дорог и камни пристани, пылающие корабли...
...Они торопились, загоняя хрипящих коней. Кто заступит дорогу черному вихрю, кто остановит стремительный северный ветер - молчаливых, как смерть всадников, чей предводитель - Гортхауэр, Повелитель Воинов? Стаей черных птиц, темным пламенем над спящей землей неслись к югу воины Аст Ахэ.
"Мы посланы Учителем..."
И отступили стражи Севера, давая дорогу.
"Воля Мелькора".
И спешивались черные конники, отдавая им коней.
"Приказ Владыки".
Пришедшие с Востока склонялись перед ним, давая им ночлег и еду, с благоговением и надеждой вглядываясь в суровые лица.
Они опоздали лишь на несколько часов.
Здесь не было речи о справедливости, чести, милосердии. Здесь сводили извечные счеты с Эльфами их братья по крови, Орки. Синдар защищались отчаянно, но Орков было больше, много больше... Они были пьяны от крови, и некому было остановить их. Они не щадили никого, и их диким воем был полон воздух...
...Быстрее, быстрее! Стремительнее северного ветра летели вперед черные воины, и крыльями развевались за их спинами плащи, и выпущенной из лука стрелой несся впереди на не знающем усталости легконогом коне - Ученик, Крылатая Ночь, Повелитель Воинов, Меч Мелькора - Гортхауэр...
Ледяная сталь - глаза Эльфов. Те, кто отражал натиск полчищ Орков у Гавани - были обречены, но никто из них не сдвинулся с места. Потому что там, за их спинами, бежали к кораблям женщины и дети, несли раненых; и нужно было продержаться эти бесконечные минуты, чтобы те, кому суждено спастись, успели поставить паруса и поднять якоря...
...Они пронеслись как тени по немым улицам - только стук копыт громом отдавался в оглушительной мертвой тишине. Они ворвались в гавань, когда из ее защитников в живых не осталось почти никого. И горели белые корабли, и сгустки пламени, шипя, гасли в воде, которую багровые отблески пожара окрасили в цвета крови. Двое всадников, не спешиваясь, натянули луки - и, не успев добраться до корабля, рухнул на камни Орк, а пламя факела весело плясало, отражаясь в черных зеркалах кровавых луж...
Эльфы не поняли, что произошло. Они видели каких-то всадников, и у многих сердца стиснуло предчувствие неотвратимой беды - пришло подкрепление, все кончено... Но среди Орков вдруг возникло замешательство, и Эльфы получили несколько драгоценных минут отсрочки...
...И покинули Лосэлеллонд, последнюю гавань Кирдана на берегах Белерианда, белые корабли, скорбные птицы моря, оставляя за собой разрушенный город, пылающие дома, непогребенные тела родных.
И, стискивая зубы в бессильной ярости, клялся Эрейнион Гил-Галад, что ни прощения, ни пощады не будет Врагу, что, если когда-либо ему суждено будет встретиться с Жестоким - о, как он молил судьбу об этой встрече! - Враг заплатит за каждую каплю крови, пролитую по его вине.
А Кирдан, стоя на корме, все смотрел на белую гавань, мертвую гавань, и в глазах его были слезы - может, потому, что ветер нес с берега едкий дым и серые хлопья жгучего пепла.
Взял лютню менестрель, и печальным летящим звоном отозвалось серебро струн...
Белее жемчуга, теплой волны нежнее
руки дев твоих.
Из звездного серебра
доспехи сынов твоих.
Дивные птицы моря,
на белых крылах летящие вдаль -
корабли твои.
Серебро Луны и пены морской,
белых кораллов сплетенье -
башни твои,
О Звездная Гавань...
Где струн серебро, где песни твои,
Где белые крылья твоих кораблей,
Где детей твоих светлый смех,
Где улыбки прекрасных дев?
Где твой сияющий меч,
Где парус белее снега? -
Разорван в клочья.
Рухнули башни твои,
В огне твои корабли,
Как крылья убитых птиц -
руки дев твоих,
Стынет на камне кровь
гордых сынов твоих.
Угасла твоя звезда:
Лишь чайки плачут над морем...
На волнах - кровавая пена,
И скорбные песни слагают твои менестрели -
Забытые смертью, бессмертье свое проклиная...
Жемчужины слов низали они
на нити серебряных струн,
Жемчужины слез и рубины крови
ныне кто соберет?
Убиты птицы твои,
Лишь стоны раненых песен
подхватит холодный ветер.
Морская соль на губах -
или стылая кровь -
или слезы?
О Гавань Белой Звезды,
О мертвая гавань -
прощай...
Налетевший внезапно южный ветер наполнил паруса кораблей, и звенел, исполненный высокой скорби, голос менестреля, и плакали струны лютни.
Но в гавани бой был еще не окончен.
Наверное, Эльфы были бы рады видеть, как их враги сражаются между собой. Обезумевшие от крови Орки бросились на воинов Черного Отряда. Они не понимали сейчас, кто перед ними; они видели одно - черные воины убивают их, черные воины отняли у них добычу. Здесь было мало Орков, подчинявшихся Владыке Севера. Орда злобных тварей, жаждавших одного - убивать, с воем бросилась на нового врага - и откатилась назад, как яростная волна, разбившаяся о черный гранитный утес. Они снова бросились вперед, когда один из нападавших дико вскрикнул, узнав Повелителя Воинов.
Они бежали прочь, бросая оружие, когда их настиг как удар, властный приказ:
- Стойте! Назад!
Ползли к нему на брюхе, не смея поднять глаз, ожидая неизбежной беспощадной кары. Тот же властный, холодный голос произнес:
- Копайте могилу.
Они не посмели ослушаться.
Он всматривался в лица убитых. Воин встретит смерть без страха, рыцарь Аст Ахэ с улыбкой вступит на неведомый путь.
"Из-за меня гибнут твои ученики..."
Он снова слышал слова, полные затаенной горечи:
"Ты Майя - справишься с сотней Орков. Ты мой ученик - ты заставишь повиноваться и десять сотен. А если их будет несколько тысяч, почуявших кровь?"
Тогда - он не смог ответить. Теперь - видел ответ.
здесь должна быть картинка
Раненых было семь; двое - при смерти. Ими он занялся в первую очередь. Сейчас не было Гортхауэра - Повелителя Воинов, которого называли Мечом Мелькора, Гневом Севера. Был - целитель.
А потом - просто измученный человек, почти сломленный горем.
В одну могилу, в одну землю легли они все: Эльфы Кирдана и воины Черного Отряда, рыцари Аст Ахэ. Они были защитниками гавани, Эльфы Сумерек и Люди Тьмы. У них был один враг, они бились на одной стороне. И никто из Черных Воинов не счел это оскорблением памяти убитых соратников; быть может, и Синдар, знай они правду, думали бы так же.
Одна земля приняла их, рядом лежали сияющие мечи Синдар и мерцающие холодным звездным огнем клинки воинов Мелькора.
И предводитель Орков простерся перед Гортхауэром. Тот промолвил безразличным голосом:
- Вон отсюда.
Отвернулся и пошел в город. Добрел до расколотой чаши фонтана. Опустился на обломок белого камня. Чудовищная тяжесть легла на плечи. Он склонился над чашей, плеснул в лицо ледяной воды. Сидит, ссутулившись, словно постарел на тысячу лет; длинные пальцы машинально перебирают жемчужины в хрустально-прозрачной воде...
"Морготовы твари! Убийцы! Будьте прокляты!"
"Мы освободили силу, с которой нам не совладать".
Снова - как прикосновением раскаленного железа обожгло это - "мы".
