Негромкий говорок Таруса словно бы согревал; в сочетании с теплом
костра это действовало благоприятно. Огонь согревал тело, слова чародея -
душу.
- Полуношничаете? - спросил Вишена, подсаживаясь к костру.
Встретился глазами с Яром, вздрогнул - хлопец глядел с надломом, с
неверием и отчаянием в зрачках. Знать, не слишком утешил его чародей...
- Садись, Вишена, помыслим-покумекаем, одна голова хорошо, две, как
ни крути, лучше.
Яр кутался в аспидно-черный плащ, тот самый. Застежка с рубинами
мирно поблескивала, отражая рыжие языки пламени.
И вдруг, как когда-то в лесу за Рыдогами, изнутри рубинов кто-то
поднялся, глянул на людей пристально, тяжко, длинно, пригвоздил намертво у
месту, парализовал, оглушил...
А после сгинул вглубь, затаился до поры, до времени.
Вишена ловил ртом воздух, жадно, с надрывом и сипением. Он был мокрый
насквозь. Тарус дико сверкал глазами и судорожно хрустел костяшками
пальцев. Яр, казалось, ничегошеньки не заметил.
Сейчас ЭТО подействовало в сотню раз сильнее, чем тогда, когда сидели
Пожарский с Тарусом вот так же у огня среди леса, на кинжал-четвертинку
глядючи. Точнее, на один рубин-камень, вполовину меньший, чем любой из
сегодняшних двух.
- Вы чего? - удивился Яр. Он и вправду ничего не заметил.
- Пустое, хлопче. Все хорошо.
Тарус обратился к Вишене:
- Плащ и рубины ты сам видал, друже. Так что Яра поймешь, - при этом
чародей выразительно поднял брови и прикрыл глаза, мол, ни слова об ЭТОМ.
Вишена понял. К чему пугать парня? И без того ему несладко. Который день в
походе, намается, к вечеру будто на иголках. Другой дрых бы без задних
ног, а этот, вона, горюет, глаза красные, невыспавшиеся. Чародей тем часом
продолжал:
- Не успел от рубинового меча избавиться, вздохнуть спокойно - на
тебе, новые напасти. Покажи, - велел он Яру.
Отрок резким движением откинул плащ с левого бока. Черное ничто
заискрилось, поплыло. Диво, да и только: есть вроде плащ, и в то же время
вроде бы его и нету, пустота, дыра на месте ткани. Однако Яр показывал
Пожарскому вовсе не свой новый плащ.
Ножны. Те самые, что из пещеры рубинового клада вынесены, сняты с
мертвого песиголовца, те самые, в которых Яр хранил рубиновый меч.
Серебряная ажурная отделка восхищала любой, самый притязательный взор.
Скалились вставшие на дыбы гривастые львы; серебрился в полете
змей-дракон; распростерли крылья двуглавые орлы, сжимая добычу в когтистых
лапах... Знатные ножны, мастер, видать, сработал. Вишена раньше и не
замечал всего этого серебряного волшебства-великолепия.
В ножнах покоился клинок - темнела витая ухватистая рукоятка,
переплетались железные змейки, образуя причудливой формы гарду. Вместо
привычного шарика или ромба рукоять венчала ощерившаяся собачья голова.
- Ну? - спросил Вишена, оглядев все это повнимательнее.
Яр поднял на него неуверенный взор - так смотрят затравленные,
выбившиеся из сил олени.
- Я не знаю откуда взялся сей клинок. Как рубинового меча лишился,
ножны пустыми носил. Плащ этот меня занимал... Словом, когда я за ножны
ненароком взялся он уже был там. Но откуда? Кто его подсунул? Когда? Уж и
не ведаю...
Коротким ладным движением Яр извлек меч из ножен и Вишена едва не
вскочил: он-то привык к сверкающим полированным клинкам; сей же клинок был
черен, как плащ у лежича на плечах. Вороненый булат едва заметно
поблескивал, а на гарде, там где Вишена привык видеть драгоценные камни,
рубины иль изумруды, все едино, виднелись непонятные символы, разные с
обеих сторон гарды.
- Это варяжские руны, - пояснил Тарус. - Мало кто в мире их помнит и
понимает. Древние они, не теперешние.
- Что же значат они, чародей?
Тарус указал на гарду длинным коричневым пальцем:
- Это руна судьбы, Гэнмар. Но она перевернута. Вторая - Морк,
означает постоянство и верность.
Вишена долго глядел, не мигая, на чародея.
- Что же? Отголоски рубинового колдовства?
Тарус пожал плечами:
- Похоже. А ты, Яр, не горюй. Где бы мы были без рубинового меча? А
сначала-то и его убоялись не на шутку. Авось и этот, черный на что
сгодится. Ступай, поспи. Набирайся сил.
Хлопец отошел в сторону и прилег рядом с Омутом, закутавшись в плащ.
Плащ здорово согревал, несмотря на то, что казался тонким и невесомым. И
от дождя он защищал, третьего дня застал путников ливень-озорник, кругом
струи поливали, на сажень не проглядишь, а на Яра хоть бы капля упала.
Даже на голову - ни-ни! Вот только снять его нельзя. Точнее, снять-то
можно, да едва отойдешь в сторону от него шага на три - коршуном взмоет в
воздух, и на плечи. Застежка с рубинами сама-собой: "Клац!" Попался, мол,
голубчик... Эхма, что творится-то?"
Одолеваемый тревожными думами Яр забылся тяжким глубоким сном. Вишена
с Тарусом остались сидеть у костра.
- Бедняга хлопец... изведется ведь... - пробормотал Пожарский со
вздохом.
- Ничего. Коли сейчас не сломается, после его уж ничем не согнешь, -
ответствовал Тарус, подбрасывая хворосту в пламя, жадно набрасывающееся на
пищу. - Молодчага он, Яр. Иному и перстня с рубином, вросшего в палец,
хватило бы с лихвой. А наш-то? С нечистью дрался, не робел, головы не
опускал. Орел, да и только. Неужто мечом черным его доймут? Не, Вишена, не
та кость. Кремень, не хлопец!
- Перехвалишь, - поморщился Вишена, - будет.
Тарус умолк, снова подкармливая костер. Ветер вкрадчиво шуршал в
кронах четверки сосен: "Шу-шу-шу..." Где-то вдали орали лягушки, выл,
протяжно и тоскливо, не то волк-одиночка, не то престарелый вовкулак. Над
поляной мелькали черными молниями летучие мыши, чертя меж звезд
замысловатую сеть; изредка бесшумно проносилась крупная неясыть.
- Как думаешь, далеко ли те, с книгами? - спросил Вишена, задумчиво
уставившись в огонь.
Чародей почти и не думал:
- Дня на два отстаем. Быстроногие они, черти, на север спешат, к
морю. Поди их догони...
- Вдруг не догоним? А?
- Догоним, мыслю. Впереди болота сплошные, там они как пить дать
задержатся. Ну, а я тропку одну знаю счастливую, полешуки мне о ней
поведали. Главное, к морю поспеть вместе с утеклецами. Там, думаю, их
ладьи ждут-не дождутся.
- А ежли они пехом?
- Тогда на запад свернут, вдоль побережья. Только и успевай! Но
скорее - ладьи их дожидаются. Мореходы они, мореходами и останутся.
Вишена поскреб в затылке.
- А ежли - волками обернуться, а, чародей? Догоним вмиг, отобьем
Книги - и деру!
- В зубах ты их потащишь, что ли? Умник! Как есть догонять надобно!
Вишена вздохнул печально. Вот она, магия. Когда помогает, а когда и
мало от нее толку.
- Не серчай, Пожарский, придумаю что-нибудь. Чай, не впервой.
- Небось придумаешь... - согласился Вишена и усмехнулся. - Думай,
голова, шапку куплю!
Тарус уселся на корточки, протянув ладони к огню - его излюбленная
поза.
- Иди и ты досыпай, друже. Чего схватился посреди ночи? - сказал он.
- А ты как же? Не спишь?
- Я завтра отосплюсь, в походе...
Вишена только рукой махнул. Вот, мол, чародей-кудесник, вечно со
своими штучками!
Разбудили его на рассвете. Лесные птахи затеяли обычный многоголосый
звонкий концерт; ветерок за ночь улегся - спать, наверное.
- Вставай, Пожарский! Сейчас снимаемся!
Путники, зевая, готовились к дневному переходу. Купава успела
сообразить какого-то бодрящего отвару, пустив деревянную чашу-долбленку по
кругу. Звенело точило о металл - Славута ладил свою любимую пуще всего
секиру.
Яр наутро выглядел повеселее, даром что в плащ все кутался. Ему как
раз совали чашу с отваром:
- Держи братину, отрок!
Принял, отхлебнул и закашлялся.
- Ух-х! Горячий!
- Горячий, - передразнил Роксалан и хохотнул, - студи, дураче, под
носом ветер!
Воины засмеялись; усмехнулся и Яр, подул в чашу, отхлебнул, и передал
дальше.
Ярило-солнце скоро высушит росу на траве. Пора бы и в путь.
И вновь шаг за шагом, пронзая леса, перебираясь через реки, по следам
неуловимых скороходов-северян. Где бегом, где помедленнее, взбираясь на
пригорки и петляя по извилистым тропам. Впереди - следопыты, дока-Боград,
да чикмы Пристень с Дементием. Здесь, здесь прошли даты! День, а то и все
два назад. Живее, други, прибавим шагу! А солнце все клонится к макушкам
сосен; уж и вечер опускается. В желудке урчит - страсть, ноги натруженные
ноют, глаза слипаются... Который день спят все по четыре часа, не боле,
летняя ночь с воробьиное крылышко, не успело стемнеть, уж и рассветает.
Вновь поляна, костер, спят наспех утолившие голод спутники, а у
костра сидит на корточках Тарус-чародей, да Боромир-Непоседа рядышком на
бревне пристроился.
- Слышь, чародей, что говорю, - завел беседу ватаг, - так, мыслю:
завтра пройдем недалече от Рыдог. Что если свернуть? Коней добудем - в два
счета северян достанем.
Тарус покачал головой, не соглашаясь:
- Нечисть в Рыдогах беснуется. Люди, кто цел, в Паги подались. Какие
там кони?
- Да неужто все селения извели? Хутор Омута - еще ладно, но чтобы
большое селение, не бывало такого!
- Много чего раньше не бывало, да теперь спасу нет. Меняются времена,
друже. Меняются.
Боромир хлопнул ладонью по колену:
- Добро, пусть не в Рыдоги. В Чикмас можно, чуток севернее. В Пяшниц,
иль в Ходинскую. Большие селения, коней точно дадут. А?
- Северяне-то больше лесом прут. Какие уж тут кони, говорю? Да и
нельзя уходить со следа. Отыщем ли после?
Боромир поглядел недоверчиво:
- Уже ль мы не следопыты? Али незрячие?
На это Тарус лишь загадочно усмехнулся:
- Умен ты, Боромир-Непоседа, не спорю. Однако не мни себя умнее
прочих. Почем знаешь, может и за нами кто идет? Песиголовцы, к примеру.
Отвлечемся, время потеряем, а они след в сторону уведут и все. Где кого
сыщешь? Или сами Книги отберут, поминай потом, как звали! Нет, покуда мы
на хвосте у северян висим, никуда не сунемся. Себе дороже.
Задумался Непоседа над словами Таруса. Рядом храпели ратнички.
Венеды, как у них водится, легли кругом, голова к голове, остальные - как
придется.
Прав, пожалуй, чародей. Кто их песиголовцев знает? Да и крыланов тех
лупоглазых с секирами вспомнить не лишне. Не даром же они появились-то у
отряда на пути?
- Не шевелись, Боромир, - вдруг тихо сказал Тарус, не поднимая при
этом головы.
Боромир напрягся, но внешне это ничуть не было заметно.
- Что такое?
- Позади тебя в кустах возится кто-то. Вроде бы, не зверь. Я глаза
его видел, блеснули против костра.
Непоседа покосился на изумруды - светятся, правда слабо. Как на
нечисть, только если она далеченько. Странно.
- Буди Вишену, он ближе всех. Спать, мол, ложишься, уразумел?
- Угу...
Боромир потянулся, очень натурально, и встал.
- Пойду, пожалуй, - сказал он погромче. Приблизился к Вишене и пихнул
того в бок, став на колени.
- Тихо, Пожарский!
Вишена приоткрыл глаза: чего, мол?
- Позади меня кусты, кто-то там хоронится, изловить надобно. Готов?
Вишена нашарил меч.
- Готов!
- Нумо!
Словно две тугие пружины распрямились - Вишена опрометью кинулся
влево от куста, Боромир вправо; Тарус же поспешил прямо на куст. Заняло
все секунды две.
Никого в кустах не оказалось.
- Что за наваждение? - удивился Тарус. - Ясно же видел!
Из-за толстого дубового ствола бесшумно, словно бесплотная тень,
вынырнула размытая темнотой полусогнутая фигура. Скользнула в самую чащу,
в сторону от поляны.
