застывших в самых разнообразных позах, и яркие звезды в небе. Всг
становилось прозрачным.
Я сделал движение, чтобы встать с кресла, но меня остановил голос
Берестовского:
- Не вздумайте двигаться! Сейчас любое перемещение в пространстве
грозит катастрофой. Та комбинация полей, в которой мы существуем,
имеет очень быстро убывающий градиент. Вне этой комбинации... Впрочем,
у меня нет времени сейчас всг это объяснять. Внимательно смотрите!
Я снова откинулся на спинку кресла. Теперь уже искаженные образы
привычного мне мира возникали и исчезали, повинуясь какому-то
постепенно замедляющемуся ритму. Это было похоже на смену кадров в
кино, однако всякое движение в появляющихся изображениях
отсутствовало. Менялась форма предметов, но всг оставалось как бы
навеки застывшим на месте. Я видел людей на улицах с поднятой при
ходьбе ногой. Окурок папиросы выплюнутый мороженщиком, повис в воздухе
у самого его рта. Все предметы казались темно-красными.
Мне очень трудно описать то, что я чувствовал. Представление о
времени было потеряно. Исчезающие и появляющиеся изображения,
казалось, существовали и отсутствовали одновременно.
Я отчетливо видел Берестовского, сидящего в кресле, части
аппаратов, нависших над нами, и всг, что было заключено в небольшом
пространстве, окружавшем меня. Картины застывшего мира, где я раньше
жил, чередовались с какими-то фиолетовыми контурами, не вызывающими
никаких конкретных представлений Призрачные контуры не только окружали
хорошо различимое пространство, где я находился, но и существовали
внутри него Я видел, как они пронизывали грузную фигуру Берестовского
и даже, казалось, появлялись во мне самом.
Постепенно глаза привыкли к смене красного и фиолетового цветов, и
я начал различать в этих контурах какие то закономерности. Мне
казалось, что я вижу очертания причудливого здания.
Одна из его стен проходила через плечо Берестовского и через мою
голову.
Трудно сказать, что было дальше. Невыносимая боль пронзила все
тело. Казалось, что кто-то выдирает внутренности. Окружающее меня
пространство вспыхнуло ярким светом, и я потерял сознание.
Первой пришла боль, вызвавшая у меня мысль о том, что я жив. Затем
я почувствовал запах горелых проводов и озона. Потом я открыл глаза.
Лаборатория была окутана дымом. Превозмогая боль, я подошел к креслу,
в котором, скорчившись, лежал Берестовский. Я взял его за голову, и он
застонал.
- Пробой конденсаторов, - прохрипел он. - Случись это за точкой
перехода, всг было бы кончено. Очевидно, нас выбросило назад по нижней
ветви кривой.
Даже в полусознательном состоянии Берестовский оставался верен
себе.
Шатаясь, я вышел из лаборатории. Во дворе ко мне бросилась
овчарка, но внезапно, завыв и поджав хвост, кинулась от меня прочь.
Я пробирался домой по улице, держась за заборы. Ноги подкашивались
от слабости. Редкие прохожие провожали меня удивленными взглядами.
Войдя в комнату, я машинально подошел к зеркалу. Мое собственное
изображение показалось мне совершенно чужим. Кое-как добравшись до
кровати, я повалился на нее одетый и уснул.
Когда я проснулся, у моей кровати сидел врач в белом халате. У
изголовья с встревоженным видом стояла хозяйка дачи.
- Ну и поспали же вы, - сказал врач, - я уже думал о том, чтобы
отправить вас в больницу. Теперь всг в порядке, но придется несколько
дней полежать в постели. Будете принимать вот эти капли. Всг это
результат сильного переутомления. Кстати, вам говорили врачи, что у
вас сердце с правой стороны?
Я отрицательно покачал головой.
- Странно, что вы об этом не знали. Это не так уж часто
встречающаяся аномалия.
- Хватит с меня всяких аномалий, - сказал я, поворачиваясь лицом к
стене, - благодарю покорно!
Врач похлопал меня по плечу, что-то тихо сказал хозяйке и вышел. Я
снова заснул.
...Через несколько дней я получил по почте письмо от
Берестовского. Он писал о том, что из-за болезни не выходит из дома и
просит меня к нему зайти по очень важному делу.
Я ему не ответил.
Прошло еще несколько дней. Берестовский, казалось, оставил меня в
покое. Однако утром, в воскресенье, когда я собирался ехать в город,
какой-то насмерть перепуганный мальчишка принес мне клочок бумаги. Не
успел я его взять в руки, как посланец исчез.
"Приходите немедленно. Я Вам расскажу. Это очень важно", - было
нацарапано карандашом на бумаге. Подписи не было, но я узнал
характерный, заваливающийся влево почерк Берестовского. Я бросил
записку на землю и пошел на вокзал.
В городе мне пришлось задержаться на два дня, и всг это время меня
не покидало какое-то тревожное чувство. Сказать по правде, я жалел о
том, что так грубо обошелся с Берестовским. Я представлял себе
больного, одинокого старика, с нетерпением ждущего моего прихода, и
решил сразу же по возвращении на дачу зайти его проведать.
Прямо с поезда я направился к дому Берестовского. К моему
удивлению, дверь в заборе оказалась открытой, и около нее стоял
милиционер.
- Входить нельзя, - сказал он, загораживая мне проход.
Я предъявил ему свое корреспондентское удостоверение.
- Доложу следователю, - произнес он, козыряя, - подождите здесь.
Через несколько минут он вернулся и сказал, чтобы я шел за ним.
Первое, что бросилось мне в глаза во дворе, был труп овчарки.
- Пришлось пристрелить, - сказал милиционер, - она никому не
давала войти.
Мы зашли в лабораторию, вернее в то, что ею когда-то было.
Центра лаборатории попросту не существовало. В полу зияла глубокая
воронка. Потолок в центре также отсутствовал. Та часть оборудования,
которая сохранилась, выглядела очень странно. Такой вид имеет кусок
сахара, если его некоторое время подержать в кипятке.
Ко мне подошел молодой человек в штатском. Я понял, что это
следователь.
- К сожалению, мы сейчас ничего не можем сообщить для печати, -
сказал он. - Все это очень похоже на последствия взрыва, однако взрыв
такой силы был бы слышен далеко за пределами поселка. Странно, что
никто его не слышал, даже ближайшие соседи. Мы так ничего бы и не
узнали, если бы не вой овчарки. Она выла, не переставая, двое суток.
Я еще раз окинул взглядом остатки лаборатории и вышел на улицу,
даже не спросив о судьбе Берестовского. Мне было всг ясно.
"Взрыв произошел не здесь, а там, у антипода белого дракона", -
подумал я.
Вот всг, о чем я собирался написать. Кстати, я забыл упомянуть о
том, что врач, у которого я постоянно лечу зубы, готов поклясться, что
коронка на моем четвертом левом зубе была им собственноручно
поставлена на этот же зуб, но с правой стороны. Он говорит, что это
единственный случай, когда ему изменила профессиональная память,
которой он так гордится.
Вот уже пять лет, как я пишу левой рукой. Так мне удобней.
БОЛЬШОЙ КОСМОС
ЛОВУШКА
Он висел, прижатый чудовищной тяжестью к борту корабля. Слева он
видел ногу Геолога и перевернутое вниз головой туловище Доктора.
"Мы как мухи на стене, - подумал он, стараясь набрать воздух в
легкие, - раздавленные мухи на стене".
Сломанные ребра превращали каждый вдох в пытку, от которой
мутилось сознание. Он очень осторожно, одной диафрагмой пытался
создать хоть какое-то подобие дыхания. Нужно было дышать, чтобы не
потерять сознание. Иначе он не мог бы думать, а от этого зависело всг.
Необходимо понять, что же случилось.
Он уже давно чувствовал неладное, еще тогда, когда приборы впервые
зарегистрировали неизвестно откуда взявшееся ускорение. Сначала он
думал, что корабль отклоняется мощным гравитационным полем, но
радиотелескоп не обнаруживал в этой части космоса никаких скоплений
материи.
Потом началась чехарда с созвездиями. Они менялись местами,
налезали друг на друга, становились то багрово-красными, то
мертвенно-синими. И вдруг внезапный удар, выбросивший его из кресла
пилота, и неизвестно откуда взявшаяся тяжесть.
Корабль шел по замкнутой траектории. Он это сразу понял, когда
первый раз к нему вернулось сознание.
Теперь он хорошо знал, что будет дальше.
Он внимательно смотрел на лужицу крови, вытекшую изо рта Доктора.
Сейчас всг пойдет, как в фильме, пущенном назад. Так было уже много
раз. Сначала кровь потечет обратно в сжатые губы, а потом с
умопомрачительной скоростью, кувыркаясь через голову, сам он полетит в
пилотское кресло, затем немедленно вылетит обратно, ударится о доску
аварийного пульта и со сломанными ребрами и раздробленной левой рукой
прилипнет к борту корабля. Потом будет беспамятство, боль и снова
возможность думать о том, что произошло, пока всг не начнется сначала.
"...Время тоже движется по замкнутой кривой в этой ловушке, -
подумал он. - Бесконечно циркулирующее Время, вроде выродившегося
бледного света в иллюминаторе. Даже Время не может отсюда
вырваться"...
Он вновь пришел в себя после очередного удара о пульт. Опять нужно
было беречь дыхание, чтобы сохранить мысль.
"...Водоворот Времени и Пространства. Вот, значит, что такое ад:
замкнутое пространство, где Время поймало себя за хвост, вечно
повторяющаяся пытка и бледный свет, движущийся по замкнутому пути;
мир, где все, кружится на месте, и только человеческая мысль пытается
пробить стену, перед которой бессильно даже Время...".
Невозможно было понять, который раз это происходит.
Он смотрел на струйку крови, вытекающую из губ Доктора.
"...Этот - жив. У мертвых не течет кровь. Глаза закрыты, значит он
все время в беспамятстве. Для него это лучше. Неизвестно, что с
Физиком. Они сидели на диване. Очевидно, их швыряет туда, когда всг
начинается сначала..."
Опять стремительный полет, хруст костей, беспамятство и мысль,
беспомощно бьющаяся, как муха на стекле.
"...Интервалы времени непрерывно сокращаются. Мы входим в эту
ловушку по спирали. Еще немного и корабль попадет в мешок, где нет
ничего, кроме бледного света. Мешок, где Время и Пространство сплелись
в плотный клубок, где вечность неотличима от мгновения. Двигатели
выключены, и наша траектория определяется накопленным количеством
движения. Может быть, если включить двигатели, спираль начнет
раскручиваться. Нужно нажать пусковую кнопку на аварийном пульте, но
это невозможно. Что может сделать раздавленная муха на стене?.."
С каждым витком спирали убыстрялось вращение Времени.
Сейчас в его распоряжении были короткие перерывы, когда можно было
думать.
Больше всего он боялся, что измученный повторяющейся пыткой мозг
отдаст команду сердцу остановиться.
"...Можно ли окончательно умереть в мире, где всг бесконечное
число раз приходит в начальное состояние? Это будет вечное чередование
жизни и смерти, во всг убыстряющемся темпе. Что происходит на дне
этого мешка? Нужно нажать кнопку на аварийном пульте в то мгновение,
когда меня выбрасывает из кресла. Нажать, пока кости не сломаны ударом
о пульт.
Теперь он приходил в сознание уже тогда, когда струйка крови
исчезала во рту Доктора.
"...Я ударяюсь левым боком о панель пульта. Расстояние от плеча до
кнопки около двадцати сантиметров. Если "выставить локоть, то он
ударит по кнопке...".
Дальше всг слилось в непрекращающийся кошмар из стремительных
полетов, треска костей, боли, беспамятства и упрямых попыток найти
нужное положение локтя.
Кресло, пульт, стена, кресло, пульт, стена, кресло, пульт,
стена...
Было похоже на то, что обезумевшее Время играет человеком в мяч.
