лениях, но не сообщала о них властям. Впрочем, это меня не особенно беспоко-
ило. Другое дело, что она сама располагала возможностью совершить гораздо
больше преступлений, и это вызывало у меня тревогу. Вряд ли она что-то такое
планировала, у нее хватало ума использовать свои знания только для обороны.
Но оборона в понимании Лизы охватывала слишком широкий круг действий.
Однажды вечером она не пришла к ужину вовремя. Я отправился к дому Клюга
и застал ее за работой. Стеллаж длиной футов в девять опустел, диски и плен-
ки лежали на столе. На полу стоял огромный пластиковый мешок для мусора, ря-
дом с ним - магнит размером с футбольный мяч. На моих глазах Лиза взяла кас-
сету с пленкой, провела ею по магниту и бросила в почти наполненный мешок.
Она посмотрела на меня, проделала такую же операцию с небольшой стопкой маг-
нитных дисков, потом сняла очки и вытерла глаза.
- Так тебе будет лучше, Виктор ? - спросила она.
- Что ты имеешь в виду ? Я хорошо себя чувствую.
- Неправда. И я чувствую себя скверно. Мне больно делать то, что я делаю,
но я должна. Ты не принесешь мне еще один мешок ?
Я притащил мешок, затем помог ей снять с полок следующую порцию кассет и
дисков.
- Ты собираешься все стереть ?
- Не все. Я стираю досье Клюга и... кое-что еще.
- Ты не хочешь говорить мне, что именно ?
- Есть вещи, которые лучше не знать, - мрачно ответила она.
В конце концов за ужином я убедил ее рассказить мне, в чем дело.
- Это страшно, - сказала она. - За последнее время я побывала во многих
запретных местах. Клюг туда попадал по первому желанию, и мне до сих пор
страшно. Грязные места. Там знают кое-какие вещи, про которые, как мне каза-
лось раньше, я тоже хотела бы узнать.
Она вздрогнула, не решаясь продолжить.
- Ты имеешь в виду военные компьютеры ? ЦРУ ?
- С ЦРУ все началось. К ним попасть легче всего. Потом я забралась в ком-
пьютеры системы NORAD - это те парни, которые должны вести следующую мировую
войну. И от того, с какой легкостью Клюг к ним забирался, у меня волосы дыбом
встали. Просто ради практики он разработал методику начала Третьей мировой
войны. Запись хранилась на одном из тех дисков, что мы уже стерли. А послед-
ние два дня я ходила на цыпочках вокруг действительно серьезных заведений.
Разведовательное управление министерства обороны и NSA, Управление националь-
ной безопасности. Каждое из них больше, чем ЦРУ. И меня там засекли. Какая-то
сторожевая программа. Как только я поняла это, тут же дала ходу и пять часов
подряд занималась тем, что заметала следы. Убедилась, что меня не отследили,
и решила все уничтожить.
- Ты думаешь, Клюга убили они ?
- Они на эту роль подходял лучше всего. Клюг держал у себя кучу их инфор-
мации. Он помогал проектировать компьютерные комплексы в NSA и потом долгие
годы шарил по их машинам. Тут достаточно одного неверного шага...
- Но ты все сделала как нужно ? Ты уверена ?
- Меня не отследили, это точно, но я не уверена, что уничтожила все за-
писи. Пойду взгляну еще раз.
- Я с тобой.
Мы закончили после полуночи. Лиза просматривала диск или пленку, и если у
нее возникало сомнение, передавала ее мне, а я обрабатывал магнитом. Один раз
Лиза взяла магнит и провела им перед целой полкой с записями.
Меня охватило поразительное чувство. Одним движением руки она превратила
в хаос миллиарды битов информации. Возможно, такой информации не было больше
нигде. И у меня возникли сомнения. Имела ли она право делать это ? Разве зна-
ния существуют не для всех ? Но, должен признаться, сомнения мучили меня не-
долго. Старый консерватор во мне с легкостью соглашался, что есть Вещи, Кото-
рые Нам Лучше Не Знать.
Нам оставалось совсем немного, когда экран дисплея вдруг начал барахлить.
Что-то несколько раз щелкнуло и зашипело. Лиза отскочила назад. Потом экран
замигал. Мне показалось, что там появляется изображение. Что-то трехмерное. И
уже почти уловив, что это, я случайно взглянул на Лизу. Она смотрела на меня,
лицо ее освещалось пульсирующими свпышками света. Она подошла ко мне и закры-
ла ладонью мои глаза.
- Виктор, тебе не надо смотреть.
- Все в порядке, - сказал я, и, пока я говорил, все действительно было в
порядке, но как только слова были произнесены, я почувствовал, что это не
так. Это было последнее мое воспоминание за очень долгий срок.
Врачи сказали, что две недели я был на грани. Помню очень мало, потому
что мне постоянно вводили большие дозы лекарств, а после коротких переодов
просветвления снова начинались приступы.
Первое, что я запомнил - лицо склонившегося надо мной доктора Стюарта. Я
лежал на больничной койке. Позже я узнал, что нахожусь не в госпитале для ве-
теранов, а в частной клинике. Лиза уплатила за отдельную палату.
Стюарт задавал обычные вопросы, я отвечал, хотя чувствовал себя очень ус-
тавшим. Потом Стюарт ответил на несколько моих вопросов, и я узнал, как долго
пробыл в больнице и что произошло.
- У вас начались непрерывные приступы. Честно говоря, не знаю почему. Уже
лет десять такого не было, и мне казалось, что все опастности позади.
- Значит, Лиза доставила меня сюда вовремя...
- Более того... Сначала она, правда, не хотела мне рассказывать... После
того первого приступа она прочла все, что смогла найти на эту тему, и всегда
держала под рукой шприц и раствор "Валиума". Увидев, что вы задыхаетесь, она
ввела вам сто миллиграммов, чем и спасла вашу жизнь.
Мы с доктором Стюартом знакомы давно, он знал, что у меня нет рецепта на
"Валиум". Мы говорили на эту тему, когда я последний раз лежал в больнице.
Но, поскольку я жил один, сделать мне укол все равно некому.
Впрочем, доктора гораздо больше интересовал результат: я все-таки остался
в живых.
В тот день он не допустил ко мне посетителей. Я запротестовал, но вскоре
уснул. Лиза пришла на следующий день. На ней была новая майка с изображением
робота в мантии и академической шапочке. Надпись на майке гласила: "Выпуск
11111000000 года". Оказалось, что это 1984 в двоичном исчислении.
- Привет, - улыбнулась Лиза и села на кровать. Меня вдруг начало трясти.
Она посмотрела на меня встревоженно и спросила, не позвать ли врача.
- Не надо, - сказал я с трудом. - Просто обними меня.
Она сбросила туфли, забралась ко мне под одеяло и крепко обняла. Через
какое-то время вошла медсестра и попыталась ее прогнать. Лиза выдала ей серию
вьетнамских, китайских и английских ругательств, после чего медсестра исчез-
ла. Позже я заметил, как в палату заглядывал доктор Стюарт.
Я почувствовал себя намного лучше и наконец унял слезы. Лиза тоже вытерла
глаза.
- Я приходила сюда каждый день, - сказала она. - Ты выглядел ужасно, Вик-
тор.
- Но я чувствую себя гораздо лучше.
- Сейча ты и выглядишь приличнее. Но врач сказал, что на всякий случай
тебе надо побыть тут еще пару дней.
- Наверное, он прав.
- Я приготовлю большой обед, когда ты вернешься. Может быть, стоит приг-
ласить соседей.
Я долго молчал. Мы очень о многом еще не задумывались. Сколько это будет
продолжаться между нами ? Как скоро я начну заводиться от собственной беспо-
лезности ? Когда ей надоест жить со стариком ? Я даже не заметил, с каких пор
начал думать о Лизе как о неотъемлимой части своей жизни.
- Тебя так тянет провести годы у постели умирающего ?
- Чего ты хочешь, Виктор ? Я выйду за тебя замуж, если так нужно. Или бу-
ду жить с тобой в грехе. Предпочитаю грех, но если тебе будет лучше...
- Не понимаю, зачем тебе старый эпилептик.
- Затем, что я тебя люблю.
Она произнесла эти слова в первый раз. Я мог бы задать ей еще несколько
вопросов - вспомнить, например, майора, - но у меня пропало желание. И я пе-
ременил тему.
- Ты закончила работу ?
Лиза поняла, о какой работе я говорю. Она наклонилась к моему уху и тихо
сказала:
- Давай не будем здесь об этом, Виктор. Я не доверяю ни одному помещению,
которое я сама не проверила на отсутствие "жучков". Но ты не бойся, я дейст-
вительно все закончила, и последние две недели меня никто не беспокоил. Ка-
жется, все обошлось, но я больше ни за что не полезу в такие дела.
У меня отлегло от сердца, но одновременно накатила усталость. Я пытался
сдержать зевоту, однако Лиза почувствовала, что пора идти. Она поцеловала
меня, пообещала в будущем еще много поцелуев и ушла.
Больше я ее никогда не видел.
В тот же вечер, около десяти, Лиза взяла отвертку, еще кое-какие инстру-
менты и принялась за микроволновую духовку в кухне Клюга.
Конструкторы всегда заботятся о том, чтобы эти агрегаты нельзя было вклю-
чить, когда дверца открыта. Это из-за опасного излучения. Но если ты хоть
что-то соображаешь в технике и под рукой есть простые инструменты, обмануть
защиту совсем не трудно. Для Лизы это оказалось куда как легко. Через десять
минут работы она включила духовку и сунула туда голову.
Никто не знает, как долго это продолжалось. Достаточно, чтобы глазные яб-
локи сварились вкрутую. Затем она потеряла контроль над мускулами и упала на
пол, потянув за собой духовку. Произошло короткое замыкание, и начался пожар.
Пожарная сигнализация, которую Лиза установила месяцем раньше, сработала
вовремя. Бетти Ланьер тоже увидела огонь и вызвала пожарных. Хал бросился че-
рез дорогу, вбежал в горящую кухню и вытащил то, что осталось от Лизы, на лу-
жайку перед домом.
Лизу срочно доставили в больницу, где ей ампутировали одну руку и удалили
все зубы. Только никто не знал, что делать с глазами. Потом пришлось подклю-
чить ее к аппарату искусственного дыхания.
На срезанную с нее майку, обгоревшую и окровавленную, обратил внимание
санитар. Часть текста прочесть было уже невозможно, но сохранились первые
слова: "Я не могу так больше..."
Подробностей не знаю. Я сам узнавал об этом маленькими порциями, а нача-
лось все с беспокойства на лице доктора Стюарта, когда Лиза не пришла на сле-
дующий день. Доктор не сказал мне ничего, и вскоре у меня начался еще один
приступ.
Мои воспоминания о следующей неделе очень смутные. В памяти осталось,
например, как я выписывался из больницы, но дорогу до дома совершенно не пом-
ню. Бетти отнеслась ко мне с большой заботой, а в больнице мне дали пилюли
под названием "Транксен", и они помогали еще лучше: я глотал их, как конфеты,
и ходил постоянно в тумане. Ел, когда заставляла Бетти, иногда засыпал прямо
в кресле и, просыпаясь, подолгу не мог понять, где нахожусь. Часто мне сни-
лась война в Корее и лагерь военнопленных.
Как-то раз я взглянул на себя в зеркало: на губах у меня застыла слабая
полуулыбка. "Транксен" делал свое дело, и я понял, что если мне суждено будет
еще пожить, придется с этим лекарством подружиться.
В конце недели ко мне вернулось что-то вроде способности мыслить рацио-
нально. Отчасти помог визит Осборна. Я в то время пытался отыскать хоть ка-
кое-то оправдание своей жизни, хоть какой-то смысл и подумал, что, может
быть, у Осборна найдется что сказать на эту тему.
- Очень сожалею... - начал он.
Я промолчал.
- Я пришел по своей инициативе, - продолжил он. - В управлении не знают,
что я здесь.
- Это было самоубийство ? - спросил я.
- Я принес с собой копию... записки. Она заказала текст на майке за три
дня до... до несчастного случая.
Он вручил мне лист бумаги с текстом. Лиза упоминала меня, но не по имени:
"человек, которого я люблю". Она писала, что не в силах справиться с моими
проблемами. Очень короткая записка - на майке много не напишешь. Я прочел ее
пять раз и отдал Осборну.
- Она говорила вам, Осборн, что ту, первую записку писал не Клюг. Могу
сказать, что эту писала не она.
Он неохотно кивнул. Я чувствовал себя невероятно спокойно, хотя где-то
там, под этим спокойствием, прятался завывающий ужас. Спасал "Транксен".
- Вы можете это доказать ?
