господина Семирадского. И все чертежи...
- Вы заметили пепел в печи?
- Да...
- Значит, установка размонтирована, основные приборы сняты, а
документация увезена или уничтожена... Наталья Федоровна, вы понимаете,
что произошло?
- Лаборатории "Пространственного луча" больше нет. - Наташа
справилась с волнением, и слова прозвучали ровно и бесстрастно. -
Наверное, мне полагается теперь застрелиться. Не знаю, что случилось, но я
была обязана это предотвратить.
- Полно, Наталья Федоровна, - генерал вздохнул, в глазах его
промелькнуло странное выражение - усталости и даже отчаяния. - Я верю, что
вы ничего не знали... Мы все доверяли господину Бергу. Увы, теперь уже
поздно...
- Вы думаете, это дядя? Но зачем? Ведь это же не восстановить за
десять лет!
Наташа пошатнулась, еле устояла на ногах и бессильно опустилась на
пододвинутый Богоразом стул.
И тут только до Степы дошел смысл случившегося. Он еще раз оглядел
разоренную лабораторию, бледного, не похожего на себя Богораза, Наташу,
уткнувшуюся лицом в сцепленные руки, и к горлу подступило удушье.
- Значит, теперь... - он хотел сказать о брате, но язык не
повернулся. - Те, кто на Тускуле? Они...
- Мне очень жаль, - генерал говорил медленно, слова подбирались с
трудом. - Это единственная установка "Пространственного луча" - вторая
была в Пулково под Петербургом, но она демонтирована еще в 17-м. Если
Семен... Семен Аскольдович не смонтирует установку на Тускуле, то...
Он не стал договаривать, но все и так было ясно.
- А он... Ну, Семен Аскольдович, имеет эти... запчасти?..
- Нет... Мой сын... - голос Богораза оборвался, ему пришлось начать
снова: - Аппаратура, которая была на борту "Мономаха", рассчитана лишь на
создание простого приемного устройства. Но я знаю Семена. Он сумеет, я
верю... Но может пройти не один год....
Косухин вспомнил сумерки за стеклами кабины, желтую степь под
крыльями "Муромца", и Богораза-младшего, уверенно державшего штурвал.
Запомнилось лицо - неузнаваемое, без дурацких фальшивых очков, с
неожиданными складками у рта казавшегося раньше безвольным человека.
И Степа вдруг поверил, что Семен сумеет что-нибудь придумать. Если,
конечно, - этого говорить при генерале не следовало - Руководитель Проекта
жив. Сам Степа почему-то верил в это. Может потому, что больше верить было
не во что...
- Наталья Федоровна, - генерал, похоже, принял какое-то решение, тон
его вновь стал спокойным и деловым. - Покиньте лабораторию.
- Все? - грустно улыбнулась Наташа. - Я отстранена от программы?
- Не выдумывайте. Но здесь может быть что-то неожиданное. Например,
адская машина. Я осмотрю все сам...
- Не-а, - покачал головой Косухин, почувствовав, что хоть здесь его
фронтовой опыт может пригодиться. - Вдвоем осмотрим. Я хоть гимназий и не
кончал, но эту, чердынь-калуга, петрушку, немного знаю...
Наташа вышла в коридор. Генерал прикрыл стальную дверь, и они
принялись внимательно осматривать все углы. Богораз занялся левой стеной,
где была установка, Степе досталась правая.
Здесь в сущности ничего не было. Стоял маленький столик на котором
была водружена чугунная пепельница, торчали две розетки, а на стене висели
замеченные еще с порога листы ватмана. Ничего опасного обнаружить не
удалось, но Степа еще и еще раз внимательно осматривал и ощупывал все, что
могло показаться подозрительным. Но ни столик, ни пепельница, ни розетки
не представляли опасности. Тогда Косухин переключился на стену. Белые
листы с графиками не привлекали вначале его внимания, но он вспомнил то,
чему сам учил молодых партизан, и аккуратно снял листы ватмана со стены.
Не то, чтобы им тут не место, но выглядели они уж как-то подозрительно
ново, словно повесили эти схемы и диаграммы в самый последний момент.
Теперь надо было осмотреть ту часть стены, которую эти схемы закрывали...
- Вы что-то нашли?
- Вот... - Косухин не без гордости указал на то, что скрывала бумага,
- тонкие, еле заметные щели, образующие ровный четырехугольный контур.
- Ого! Дверь! - Богораз осторожно постучал пальцем по поверхности -
стена издала гулкий глухой звук. - Да тут фанерная перегородка! Просто, но
в исполнении удачно...
Да, это была дверь, или, скорее, ниша, прикрытая аккуратно
выкрашенным в цвет стены листом фанеры. Осмотрев его и не найдя ничего
вызывавшего опасения, решили рискнуть. Фанера снялась легко. Генерал
отставил лист в сторону и покачал головой:
- Да-с, однако... Взгляните-ка...
Ниша в человеческий рост, похожая на ту, что находилась на
противоположной стене. Но эта, в отличие от первой, вовсе не была
пустой...
...Прямо на незваных гостей глядела уже знакомая Степе глиняная
личина. Теперь, в ярком электрическом свете, она казалась не страшной, а
скорее нелепой: грубые черты, отдаленно напоминавшие человеческое лицо,
узкие пустые щели вместо глаз. Огромная голова сидела прямо на квадратных
плечах, подобия рук застыли вдоль грубо слепленного туловища, покоившегося
на толстых ногах. Кукла - странная, несуразная, со свежими отметинами от
пуль...
Богораз осторожно постучал пальцами по поверхности:
- Глина... Нет, скорее камень, но какой-то странный... Вот уж не
думал, что Берг собирает идолов! Как вы думаете, Степан Иванович, зачем
этот урод в лаборатории?
- А вроде талисмана, чердынь-калуга, на счастье, - рассказывать о
том, что было в заброшенной церкви близ Бриньогана покуда не следовало.
- Чушь какая-то, - Богораз покачал головой и поставил лист фанеры на
место. - Не будем ничего говорить Наталье Федоровне. Хватит с нее на
сегодня...
Степа не стал возражать, но мысль все время возвращалась к одному и
тому же: дверь закроют, но ее можно будет отворить изнутри одним движением
руки - или того, что заменяло руки этому монстру...
Когда стальная дверь скрыла разоренную лабораторию, все поднялись
наверх. Изрядно соскучившийся Валюженич попытался было рассказать Степе об
увиденных им здесь "артефактах", но Косухин остановил его. Дело еще не
кончено. Он подошел к Богоразу, который о чем-то говорил с Наташей.
- Нет, я не уеду, - девушка отвечала резко и холодно. - Дядя велел
мне оставаться в доме. Поверьте, я здесь в полной безопасности...
Степа сразу же понял, в чем дело. Наташа отказывалась уезжать и
оставалась в этом проклятом доме наедине с затаившемся монстром. Правда,
уже сутки она была здесь одна, но тогда никто не заходил в лабораторию...
Генерал, ничего не знавший о том, что он принял за идола, все же
продолжал настаивать.
- Не уеду! - решительно повторила девушка. - Надеюсь, вы не будете
применять силу?
- Не буду... - Богораз помолчал. - Но я оставлю своих людей. Двое
будут на улице в автомобиле, а двое - в самом доме.
Наташа передернула плечами:
- По-моему, это называется домашний арест. В таком случае, я сама
выберу себе конвоиров. Господин Косухин, смею я вас просить об этом
одолжении?
- Но... - начал было генерал.
- Боитесь, что меня завербуют в чека? - Наташа улыбнулась, но глаза
оставались строгими и холодными. - Вы уж извините меня, Аскольд
Феоктистович, но брату полковника Лебедева я доверяю больше, чем вашим,
так сказать, специалистам...
- Одного мало, - покачал головой Богораз.
- Оу, я готов! - Валюженич уже был рядом. Наташа вновь улыбнулась, но
на этот раз вполне искренне. Тэд еле заметно покраснел.
- Надеюсь, господин Валюженич сможет отличить револьвер от
зубочистки, - генерал вздохнул и покачал головой: - Ладно, как хотите, но
наружную охрану я беру на себя...
...Степа и Валюженич переглянулись. Косухина тянуло рассказать, что
пришлось увидеть в лаборатории, но надо было выждать. Между тем, генерал,
поговорив с Наташей, отозвал своих людей в сторону и отдал им какие-то
распоряжения. Застучали каблуки - и через минуту в доме остались лишь
четверо: Наташа, двое ее добровольных охранников и генерал.
- Подъеду утром, - Богораз неодобрительно взглянул на улыбавшегося
Валюженича, затем перевел взгляд на Степу. - Господин Косухин, надеюсь на
вас...
4. АЛЕКСАНДР МИХАЙЛОВИЧ
Степа тщательно запер входную дверь и довольно покачал головой:
входные засовы можно было сокрушить разве что из пушки.
- Черный ход заперт, - подсказала Наташа. - Я проверяла. Господа,
извините, что я проявила некоторый деспотизм, но не хотелось оставаться в
компании с этими башибузуками. Еще раз благодарю, хотя все это совершенно
напрасно: в дом не войти, к тому же всегда можно вызвать полицию... Ладно,
пойду приготовлю что-нибудь на ужин. Господа, какое вино вы предпочитаете
к рыбе?
Косухин только вздохнул, но Тэд, которому Наташа повторила вопрос
по-французски, встрепенулся и заявил, что не отказался бы от шамбертена.
Степа вспомнил, как они пили с Наташей неразбавленный спирт, и поневоле
усмехнулся.
- То дуже добже, - возбужденно заговорил Валюженич, когда девушка,
извинившись, оставила их одних. - То мы можем... рассказать, так?
Наташа... то она мае все знать...
Тэд был, конечно, прав, но Косухин вспомнил о том, что слышал от
самого Валюженича.
- Нет, нельзя. Ей же врачи запрещают, чердынь-калуга!
- То... - американец даже растерялся. - То що нам робить?
- Шамбертеном баловаться! Ты слушай сюда, Тэд...
И Степа быстро, чтобы успеть до возвращения Наташи, рассказал то, что
увидел в нише, закрытой листом фанеры.
- Оу, той глиняный хлоп здесь! - Тэд озабоченно нахмурился и похлопал
рукой по револьверу. - То... якой наш план?
- Подумаем... - ничего связного в голову покуда не приходило. Случись
что, револьверы будут бесполезны. Оставалась надежда на то, что монстр
двигается медленно и вдобавок с таким шумом, что можно будет
сориентироваться заблаговременно...
За ужином действительно была какая-то неизвестная Степе рыба и вино в
высоких тонких бутылках, показавшееся Косухину жуткой кислятиной. Он почти
все время молчал, предоставив Тэду инициативу расхваливать кулинарное
мастерство хозяйки и вести с Наташей долгий разговор о преимуществах
разных сортов французских вин. Беседа велась, естественно, тоже на
французском, и Косухин сразу же почувствовал себя неуютно. Когда они с
Наташей бежали по черным коридорам Шекар-Гомпа, никто не интересовался
тонкостями вин и его умением вести светскую беседу. Здесь же Степа сразу
становился "серой костью" его можно было взять в телохранители и даже
посадить за стол, но не больше...
...После ужина перешли в гостиную, и беседа продолжилась. Насколько
удалось понять Степе, Наташа и Валюженич теперь говорили об искусстве. Тут
уж Косухин окончательно скис и лишь молча курил папиросу за папиросой.
- Вы все молчите, господин Косухин, - Наташа, прервав беседу об
импрессионистах, наконец-то обратила внимание на своего гостя. - Вот
господину Валюженичу очень нравится Моне...
- Мне Ингвар нравится, - выложил Степа весь свой запас знаний о
живописи.
- Ингвар? - на лице девушки отразилось удивление. - Постойте... А
вы... Вы, значит, тоже приехали из Индии?
Степа пожал плечами. Даже если бы не запрет врачей, он едва ли стал
бы рассказывать Наташе о том, что было. Да и зачем? Эта девица-белоручка,
рассуждающая о сортах вин и о живописи, ничем не напоминала прежнюю
Наташу.
- И мы, значит, с вами уже были знакомы?
- Да так, немного...
Наташа внимательно посмотрела на него, и в ее глазах мелькнуло
