тем, кто пойдет в монастырь.
- Меня устраивают оба варианта, - кивнул Валюженич. - Расскажете?
- Да. Смотрите, Тэд...
И капитан повернулся к залитой прожекторами котловине, над которой
темнела мрачная громада Шекар-Гомпа...
8. ТРОПА СВЕТА
На этот раз о Степе позаботились основательно. Когда Косухин очнулся,
его руки украшали стальные "браслеты", каждый из которых был приклепан к
длинной железной цепи. Степа лежал на полу, но уже не каменном, а
бетонном, цепи тянулись куда-то вверх, исчезая под потолком.
Все это Косухин увидел мельком, открыв и тут же закрыв глаза.
Хотелось выждать еще пару минут, чтобы прийти в себя и собраться с силами.
Но не вышло.
- Очухался, сволочь! - сказано было вполне по-русски, и тут же
тяжелый сапог ударил Степу в грудь. Удар был от души - Косухин на миг
задохнулся от боли.
Второй удар пришелся в живот, но Степа уже был готов. Он резко
отодвинулся в сторону, схватился за сапог обеими руками и что есть силы
рванул. Тот, кому сапог принадлежал, явно ждал от Косухина чего-то
другого, поскольку без всякого сопротивления грузно рухнул на пол. Степан
решил было на этом успокоиться, но его охватила злость. В цепи, значит,
куете, гады!
Не открывая даже глаз - ни к чему - он безошибочно нащупал горло
врага и ловко завернул цепь, ведущую от левой руки, вокруг шеи. Оставалось
как следует дернуть, что Степа и сделал. Послышался хрип.
- Хватит, Косухин!
Это произнес кто-то другой, стоявший совсем рядом. Степа подумал,
отпустил цепь и открыл глаза.
На полу рядом с ним валялся мордатый парень в темно-синих галифе и
новенькой, такой же темно-синей гимнастерке. Он был без сознания -
очевидно, сил у Степана еще хватало. Рядом стоял другой, повыше, в таких
же гимнастерке и галифе и с тонким хлыстом в руках.
- Вставайте, поговорим...
Мордастый парень открыл глаза, увидел Косухина и начал отползать в
сторону. Степа хмыкнул и встал, расправляя затекшие руки. Цепи зазвенели,
но пока не мешали, свободно стелясь по полу.
Тип с хлыстом прошелся взад-вперед, затем резко повернулся. И тут
Косухин обомлел, хотя вроде бы навидался за последние дни всякого.
Прежде всего, на этом, неизвестном, была маска. Большая, из тонкого
темного шелка, закрывавшая почти все лицо. Были видны лишь глаза, черные
курчавые волосы и такая же черная короткая борода. Маска - это само по
себе как-то странно, но самым странным было то, что там, где находились
прорези для глаз, кожа незнакомца была тоже черной, даже веки и складки
под глазами.
"Негр, что ли?" - подумал Косухин, несколько раз видевший негров в
цирке, во время чемпионатов французской борьбы. Встречались, хотя и редко,
уроженцы Черной Африки и среди красноармейцев. Но Степа заметил еще одну
странность. Тонкий шелк не мог скрыть чего-то необычного, чего на
обыкновенном, даже негритянском лице не бывает. Похоже, все лицо
неизвестного поросло густой короткой шерстью. Косухин невольно взглянул на
руки - но на них были перчатки.
- Можешь называть меня Анубис, - продолжал тип в маске. - Давно хотел
взглянуть на тебя, Косухин, покуда ты живой. На мертвого-то я еще
насмотрюсь...
Степа узнал этот голос. Именно Анубис приказывал им с Наташей
сдаваться. Голос было трудно спутать - резкий, какой-то механический,
совсем не похожий на характерную речь Гольдина или на мягкий баритон того,
кто заходил к нему в камеру.
"Чего это он в маске? - любопытство не оставляло Косухина даже в
подобных ситуациях. - Обгорел? Вон и руки, чердынь-калуга..."
- Сейчас будешь отвечать на вопросы, - продолжал тот, кто назвал себя
Анубисом. - Четко и ясно. Первый же неверный ответ или заминка - и тебе
станет больно. Очень больно, Косухин...
Сказано это было всякой угрозы - просто как констатация факта.
Степа хотел ответить, но сдержался. Говорить не о чем, а силы стоило
экономить.
Анубис поглядел куда-то вверх и щелкнул пальцами. Что-то зашумело,
как будто заработал небольшой мотор, и Степины цепи поползли наверх. Через
минуту Косухин уже почти висел, едва касаясь пола носками унтов.
Тип в маске еще раз щелкнул пальцами. Мордатый парень, до этого
жавшийся где-то в углу, взял с пола ведро воды и облил Косухина с головы
до ног, после чего принялся опутывать его тонкими проводками.
- Это для верности, - пояснил Анубис. - Физику в школе учил, Косухин?
Степа молчал, помня старое правило подпольщика, которому учили его, и
которому он учил других. На допросе нельзя говорить ни о чем. Даже о том,
чему учился в школе. Первый же ответ станет соблазном для второго, уже не
столь невинного. И остановиться будет трудно...
- Сейчас через тебя будут пропускать электроток, - продолжал Анубис.
- Умереть ты не умрешь, но больно будет до невозможности. Вода -
прекрасный проводник тока. Знаешь, что такое проводник, Косухин?
Степа закрыл глаза. О пытках током он слыхал - среди повстанцев
рассказывали и не такое. Вначале не верилось - Степа привык воспринимать
электричество, как явление чисто прогрессивное, необходимое для освещения
улиц и домов будущего Города Солнца, который им всем предстоит
построить...
- Итак, запомни, Косухин. Правильный ответ - тока не будет.
Неправильный - пожалеешь. И учти, ты умрешь не скоро. Сердце у тебя
здоровое, мы проверяли... Готов?
"Молчать, - приказал себе Косухин. - Вот теперь - молчать".
- Язык прикусил? Итак: фамилия, имя, отчество...
Степа приоткрыл глаза. Анубис стоял рядом, щелкая хлыстом по носку до
блеска начищенного сапога. Мордатый уселся за столик в углу и склонился
над листом бумаги, готовясь записывать.
- Оглох, что ли? Фамилия, имя, отчество?
Степа молчал. Конечно, можно было ответить на этот чисто протокольный
вопрос, как и на многие другие, пытаясь выиграть время. Можно попытаться
сплести историю - внешне правдивую, которая заставит Анубиса прервать
допрос, чтобы проверить его показания - а это выигранные минуты или даже
часы. Но Косухин, несмотря на свои двадцать два года, уже знал многое.
Знал и то, что эти спасительные на первый взгляд увертки ведут всегда к
одному - человек в конце концов начинает говорить правду. Молчать все же
лучше. Хотя и страшнее.
Первый удар тока показался оглушительным. Боль пронизала все тело от
пальцев вытянутых рук до пяток. Дыхание перехватило, сердце на миг
перестало биться.
- Повторяю: фамилия, имя, отчество...
"Молчать!" - вновь приказал себе Степа, и тут новый удар обрушился на
него, он чуть было не застонал, но сдержался и закусил губу. Стонать тоже
нельзя. Особенно в самом начале, когда еще есть силы...
...Он не терял сознания. После нескольких ударов, когда перед глазами
уже плыло оранжевое марево, кто-то, очевидно все тот же мордатый, вновь
облил Степу водой, и сознание немного прояснилось. По подбородку текла
кровь - когда он успел прокусить губу, Косухин уже не помнил. Глаз он не
открывал - так было легче.
- Чего молчишь, дурак? - в голосе Анубиса звенела насмешка, но Степе
показалось, что тон стал менее уверенным. - Косухин, Степан Иванович, 1897
года рождения, из крестьян - трудно повторить? Итак, фамилия?
"Молчать!.." - повторил Степа, и вдруг сообразил, у кого лицо покрыто
шерстью, а на руках приходится носить перчатки, чтобы скрыть когти.
Правда, у Анубиса ни рогов, ни хвоста не имелось. Обыкновенный гад, вроде
тех, что пытали его друзей в колчаковской контрразведке. Корчит из
себя!... Анубис, чердынь-калуга!
Опять боль - и все мысли исчезли. В глазах стало черно, и на
мгновение показалось, что он теряет сознание. Это было спасением - хотя бы
на время. Анубис, казалось, понял его:
- Не надейся, Косухин. От тока сознания не теряют. Будешь мучиться,
пока не изжаришься. Ну что, поговорим?
- Молчать... - Степа уже не понимал, что говорит вслух, - молчать...
Что-то слегка задело по лицу - боли он не почувствовал, вернее, эта
боль не шла ни в какое сравнение с той, настоящей. Лишь потом Косухин
сообразил - палач в маске ударил его хлыстом. Еще удар, в глазах вспыхнул
желтый огонь, и Степа с какой-то неведомой ясностью почувствовал -
следующего удара сердце не выдержит. Но цепи внезапно ослабли. Косухин
рухнул на пол, и на него вновь плеснули ведро воды.
- Дурак... - услышал он медленно-скучающий голос Анубиса. - Все равно
заговоришь, сволочь...
Косухин, услыхав стон, удивился, затем понял - стонет он сам. Терять
контроль было нельзя, и Степа постарался собрать остаток сил. Все-таки у
них сорвалось! Каждая минута - выигрыш для Наташи и для белого гада,
который получит свой пропуск к зеленому морю. Проще, конечно, умереть -
сразу, чтобы не испытывать дальнейшего. Но даже сейчас умирать Косухину не
хотелось. Он вдруг почему-то поверил, что все-таки выкрутится.
- А может, просто спятил?
- Если б спятил - пел птичкой!
- Но вы же обещали?
- Хотите сами попробовать?
Голоса доносились, как сквозь вату, но Степа узнал того, кто говорил
с Анубисом. Гольдин... Пришел полюбоваться, упырь!... Между тем, секретарь
ЦК гнул свое:
- Я всегда говорил, что не в восторге от ваших методов...
- Прикажете поить его чаем с лимоном?
- Нет. Но если он умрет, мы ничего не узнаем...
Степа насторожился. То, что сказал Гольдин, в общем, понятно, но
Косухин все время помнил о Венцлаве и его полночных допросах. Мелькнула
надежда - эти такого не умеют! Как бы подтверждая его слова, Гольдин
негромко бросил:
- Сам не захотел. Поручил нам, а мы... Вот, кстати, ответ из
Иркутска...
- Вот как? - в голосе Анубиса сквозило явное удивление. - Не
понимаю...
- А вы и не должны понимать. Зовите Гонжабова. Если что - рискнем
попробовать его способ...
- Ради этого мальчишки?
Гольдин не ответил, и через секунду хлопнула дверь. Косухин чуть
приоткрыл глаза. Анубис был в комнате один. Он стоял у столика, где белели
листы не написанного протокола, и читал какую-то бумагу. Момент был
удачный. Будь у Степы немного сил, он бы рискнул - несмотря на цепи -
достать Анубиса. Но каждый мускул, каждая клетка тела были заполнены
болью. Оставалось одно - думать, тем более, голова вновь стала ясной, и
мысли отливались, одна за другой - четкие и логичные.
"Сам", который "не захотел", поручив палаческую работенку этим гадам
- вероятно, тот самый сладкоголосый любитель политбесед. Гонжабов - что-то
неизвестное и, похоже, не лучше Анубиса. А вот из Иркутска, видать, подал
весточку товарищ Чудов. Интересно, что там могло быть такого
удивительного? Заступается, что ли? Мысль показалось почему-то забавной.
Сюда бы Прова Самсоновича - вот бы мужик скис!
- А ты большой человек, Косухин! - хмыкнул Анубис - Слава Волков за
тебя заступается. Советует не превращать в марионетку. Чем ты его
очаровал?
Выходит, из Иркутска отозвался не Пров Самсонович, а сам товарищ
Венцлав! Вначале Степа не очень понял насчет марионетки, потом сообразил.
"Марионетки" - славные бойцы 305-го с бессмысленным взглядом, без речи.
Страшные мертвые куклы. Выходит, есть и другие - вроде Гольдина. Он им
нужен таким...
- Все, вставай!
Степа никак не отреагировал. Внезапно цепи зашевелились и поползли
вверх, приподнимая непослушное тело. Двигаться было больно, но Косухин
все-таки заставил себя приподняться. Цепи ползли, и наконец его руки вновь
были подтянуты к потолку. Правда, теперь Степа мог стоять - это было все
же чуть легче, чем прежде.
