Но он ошибся. В убежище, где жили монахи, проход был узким и
освещался огнем масляных ламп. Здесь он казался раза в два шире и был
залит электрическим светом. По стенам змеились толстые кабели, то и дело
попадались какие-то щитки, сигнальные лампочки и отверстия для вентиляции.
"Этого и на Челкеле нет, - прикинул Степа, с уважением осматривая
внутренность тоннеля. - Да, сила!.."
Они прошли метров сто и попали в небольшой зал, где было несколько
дверей, закрытых металлическими плитами. Степана подвели к одной из них.
Старший вновь сделал знак, металлическая плита разъехалась на две
половины, открыв небольшую освещенную кабину. Степа шагнул первым, вслед
за ним вошел один из солдат и тот, кто говорил по-русски. Металлические
двери опять съехались, и Косухин почувствовал, что кабина поехала вверх.
Лицо того, кто был старшим, оказалось совсем рядом, и Косухин получил
возможность рассмотреть то, что пропустил раньше. Прежде всего, на шапке
неизвестного была не свастика, а обыкновенная красная звезда с плугом и
молотом. Во-вторых, на лице у человека оказался шрам - пуля, распоров
левую щеку, ушла к виску.
"Повезло мужику! - мелькнула мысль. - Не помер!"
И тут глаза неизвестного в упор взглянули на Косухина, и Степа
почувствовал, как по коже ползут незваные мурашки. Он узнал этот взгляд -
мертвый, неподвижный, абсолютно ничего не выражающий. Так смотрел Федя
Княжко. Такой взгляд был у Ирмана, у мертвого Семирадского...
"Значит, и тут! Нараки... Кажись, попался..."
Косухин на миг прикрыл глаза, но затем заставил себя смотреть.
Выходит, монахи не ошиблись - внутренняя охрана действительно состоит из
тех, кого они называли "демонами". Ошиблись они в одном - у
"демонов"-нарак на шапках были не свастики, а красные звезды...
Кабина остановилась, отворились двери, и человек с мертвыми глазами
кивнул Степе, приглашая выйти. Косухин шагнул наружу и оказался в широком
коридоре. На этот раз он находился не в недрах горы - стены были самые
обычные, покрытые белой штукатуркой, а в конце коридора он заметил
небольшое окно.
"Выходит, наверх поднялись... Ну и ладно!"
Они прошли мимо нескольких запертых дверей, а затем остановились у
одной, тоже закрытой. Над нею горела большая лампа, по бокам стояли
солдаты в черном с винтовками, но уже не с японскими, а с обычными
трехлинейками. Косухин, подходя, заметил, что в коридоре холодно, как на
улице. Похоже, тех, кто обитал здесь, холод вполне устраивал.
Первым вошел неизвестный со шрамом. Затем дверь открылась, он
появился на пороге и кивнул Косухину. Степа вздохнул и переступил порог...
Он ожидал увидеть приемную, такую же, как в солидных столичных
учреждениях - с обязательным секретарем и ожидающими посетителями. Но за
дверью оказалась небольшая комната с одним окном, выходившим куда-то в
ночь. Слева стоял стол, на котором чернели три телефона, около него
сгрудились несколько стульев, а на одной из стен чуть косо висел большой
портрет Карла Маркса. В общем, все это походило на кабинет секретаря
укома, в котором только что окончилось совещание.
Все это Косухин приметил мельком, походя. Его интересовал тот,
главный, который здесь обитал. Он стоял около стола, глядя не на Степу, а
в окно, хотя там, кроме ночной мглы, подсвеченной прожекторами, ничего
увидеть было нельзя.
Тот, кто стоял у стола, был невысок, носил черную куртку, на носу
сверкало небольшое пенсне, а с подбородка свисал клок неаккуратно
подстриженной бороды. Черные густые волосы слегка вились, в них
серебрились белые пряди.
Степа остановился на пороге, сопровождающий козырнул и вышел.
Наступило молчание, которое Косухин не спешил прерывать обязательным
вежливым покашливанием. Эти секунды он решил использовать для того, чтобы
лучше рассмотреть этого кудрявого, с бородой.
Почему-то Косухину показалось, что он уже встречал этого человека.
Правда, где и как - вспомнить не удавалось.
Кудрявый медленно повернул голову. На Косухина глянули темные матовые
глаза.
Он знал этого человека. Его знали все - Якова Гольдина по кличке
"товарищ Сергей". Молодой, всего на десять лет старше Косухина, член
Центрального Комитета, Гольдин, с лета 17-го руководил аппаратом ЦК.
Несколько раз Косухин слышал на митингах его резкие, горячие выступления,
а один раз "товарищ Сергей" даже принимал его вместе с группой молодых
красных командиров перед поездкой на фронт.
Гольдина знали в партии, уважали, некоторые даже любили.
Поговаривали, что Вождь начал посматривать на молодого руководителя с
настороженностью - слишком быстро "товарищ Сергей" осваивался на высшем
партийном посту. Этим провокационным слухам Степа, конечно, не верил, но
догадывался, что у Гольдина много врагов.
Итак, встреча была не первой, но Косухин никак не мог на нее
надеяться. Хотя бы потому, что в марте 19-го, перед самой поездкой на
Восточный фронт, он видел "товарища Сергея" в последний раз. Яков Гольдин
лежал в деревянном, обшитом красным кумачом, гробу, и красный командир
Косухин вместе с другими делегатами партийного съезда провожал
руководителя ЦК в его последнее жилище у стен Главной Крепости. Только
тогда на желтом старом лице "товарища Сергея" не было пенсне, а волосы
были черные, без всякого намека на седину...
"Что ж это? - пронеслось в голове, но тут же пришел ответ: - Это
правда." Венцлав говорил: ради победы революции придется сотрудничать и с
упырями. Тогда Степа решил, что командир 305-го шутит...
- Здравствуйте, Косухин, - голос Гольдина остался прежним, лишь стал
чуть ниже, и в нем чувствовалась легкая хрипотца. - Кажется, мы виделись
летом 18-го?
- Так точно, - деревянно отбарабанил Степа.
- Вы были на Восточном фронте? Кто вас рекомендовал в Сиббюро?
- Товарищ Смирнов. - Косухин постепенно приходил в себя. Главное,
серебряный стилет на месте, в левом унте.
- Хорошо... - стеклышки пенсне блеснули, желтоватая маленькая рука
перебросила с места на место какую-то бумагу. Всмотревшись, Степа узнал
свое удостоверение. - Как попали сюда?
- А на аэроплане, - врать Косухин не любил, но уж ежели врать - так
на полную катушку. - Генерал Мо подкинул. С Челкеля.
- Так... Как вы прошли внешнее кольцо охраны?
- А проще репы! - Степа позволил себе даже усмехнуться. -
Бдительности у местных товарищей не хватает! Подтянуть бы надо...
- Вы правы. Бхотская красная армия еще очень молода. Но поскольку мы
здесь находимся по приглашению правительства Тибетской Бхотской Трудовой
коммуны...
"Ого!" - подумал Степа.
- ...То мы, естественно, вынуждены доверить им некоторые не столь
важные участки. Мы ведь здесь недавно - всего полгода. Кто вам поручил
заниматься Челкелем?
- Товарищ Венцлав.
- Кто? - удивление в голосе Гольдина было неподдельным, и Степа,
вспомнив рассказ вражины-Федоровича, спешно добавил: - Ну, Волков...
- А-а, Всеслав... Столица о вашей миссии ничего не знает.
- Знает... - Косухин блефовал, но делать было нечего. - Только
дело-то секретное...
- Допустим. Ну, слушаю вас...
- Ну, это... - Косухин сосредоточился, чтобы точно вас произвести
заранее подготовленную речь. - По приказу, значит, товарища Венцлава, то
есть Волкова, занимался поимкой группы белого бандита полковника Лебедева.
Накрыл их аккурат на Челкеле. Там как раз местный комитет восстание
начал...
- И вы стали комиссаром полигона. Знаю, - короткая бородка
нетерпеливо дернулась.
- Ну так чего? - искренне обиделся Степа. - Раз знаете... Налетели
китайцы, хотели к стенке, чердынь-калуга, поставить. Пока разбирались, Мо,
который командующий этим... Синцзянским округом, отправил Наталью Берг
сюда...
- Ну и что? - коротко бросил Гольдин. Тон его не обещал ничего
хорошего. В обычной ситуации Степе стоило бы задуматься о своей партийной
карьере. Но тут терять было нечего.
- Как что, товарищ Гольдин? У меня приказ! Я должен эту Берг
доставить в Иркутск. И точка!
- Странно... - решительный тон Степы, похоже, произвел некоторое
впечатление, и голос "товарища Сергея" стал немного мягче. - Похоже,
Косухин, здесь какая-то накладка. О Берг мы получили распоряжение из
Столицы. Она нужна здесь. Впрочем, я велел дать радиограмму, думаю, ответ
будет скоро...
Косухин похолодел. Ну конечно, здесь должна быть радиосвязь! Вон
какие железки на крышах торчат! Этого Степин план не предусматривал. Он
вдруг подумал, что у него есть еще шанс. Сейчас, прямо здесь, признаться
товарищу Гольдину во всем. Конечно, его арестуют, очевидно, турнут из
партии. Но он честно примет все, что ему положено и попросится на фронт...
И тут перед его глазами встало лицо Феди Княжко. Его пошлют на фронт
- в составе легендарного 305-го. Или еще какого-нибудь легендарного. И
тогда у него не будет желания нарушать приказы. У него уже не будет
никаких желаний...
Матовые темные глаза Гольдина взглянули прямо на Степана, он встретил
этот взгляд спокойно - уже привык. Значит, во имя революции он должен не
только отдать жизнь - на фронте или потом - под ударами прикладов в
застенке. Он еще должен сотрудничать с этими, которых вроде бы и не
бывает! И, очевидно, для полной победы, должен стать одним из них! Нет,
этого не может требовать от него партия! Революцию делают живые ради
живых!
...Дверь в кабинет отворилась. Вошел все тот же - со шрамом, неся в
руке сложенную вдвое бумагу. Косухин понял, что развязка близится. Он
присел на стул, рука скользнула к голенищу унта...
Гольдин взял бумагу, развернул, и через минуту его глаза удивленно
взглянули на Степу. Косухин понял - у него осталось две-три секунды,
прежде чем тот, кого похоронили в марте 19-го, отдаст приказ...
Серебряный стилет был уже в руке, и Степа вновь почувствовал его
неожиданную тяжесть. Тот, со шрамом, стоял совсем рядом. Косухин прыгнул,
сбил его с ног подсечкой и через мгновение был возле стола. Мертвые глаза
"товарища Сергея" все еще глядели удивленно, желтые руки дернулись, но
Косухин что есть силы толкнул стол от себя, прямо на Гольдина. Стол
поддался неожиданно легко, прижав того к стене. Правой рукой, державшей
стилет, Косухин полоснул по проводам телефонов. Они не поддались, и Степа
попросту выдернул их из розетки. Еще миг - и удостоверение уже в кармане
шубы. Тип со шрамом вставал, в руке тускло блестела сталь нагана. Косухин
толкнул его еще раз и бросился к двери. Пришла мысль о караульных с
мосинскими трехлинейками, но рассуждать было поздно. Дверь отворилась.
Степа бросился вперед, туда, где окно. За спиной послышался характерный
звук - охрана вскидывала винтовки, но еще пара секунд у Косухина была в
запасе. Окно в конце коридора, он может успеть до первого выстрела...
Слева послышался странный звук. Степа, скосив на бегу глаза, увидел,
как в стене отворяется дверца. Из кабины, точно такой же, в которой
привезли его самого, выходил какой-то косоглазый в черном полушубке.
Решение пришло внезапно. Косухин, резко повернувшись, рубанул бхота ребром
ладони по горлу и успел вскочить в кабину за полсекунды до того, как
стальные дверцы захлопнулись. Ударил выстрел, другой - но пули скользнули
по металлу.
В кабине было светло и пусто. На какое-то мгновение появилось
ощущение покоя и безопасности. На стене было несколько кнопок, одна под