перевязал тонким полотном. Ростислав почувствовал, как боль исчезает,
словно растворяясь и оставляя после себя лишь легкое жжение...
...Прошло два часа. Степа уже успел вздремнуть, проснуться и даже
соскучиться. Ему было неуютно в четырех стенах без окон, к тому же не
хотелось терять времени.
- Тэд, кликните там кого-нибудь! - предложил он. - Пора и делом,
чердынь-калуга, заняться...
- Вот? Цо? - сосредоточился Валюженич. - Оу, ю а райт! Мистер
Арцеулов?
- Да, - кивнул капитан, преодолевая естественное желание просто лечь
и проспать часов десять подряд. - Надо взглянуть на монастырь...
На зов явился сам Цронцангамбо. Выслушав Валюженича, он, молча
кивнув, жестом пригласил всех следовать за ним.
Они прошли темным коридором, свернув куда-то в сторону. Коридор
перешел в лестницу, каменные ступени которой вели вниз. Было темно, но
фонарь, который нес монах, позволял найти дорогу. Лестница кончилась, они
оказались на небольшой площадке.
Цронцангамбо подошел к стене и не спеша снял большой щит темного
металла, висевший посередине. Сразу стало светло - лучи закатного солнца
проникли через четырехугольное окно, выходившее наружу. Оно было закрыто
не стеклом, а чем-то другим, похожим на цельный кристалл хрусталя, только
очень прозрачного, почти не искажавшего перспективу.
- Шекар-Гомп, - негромко произнес монах.
Прямо за окном начинался склон, который вел в огромную котловину с
пологими краями. Слева от него находилась небольшая равнина, скорее просто
площадка, ровная, словно созданная человеческими руками. Прямо на высокой,
с чуть покатой вершине, горе стояли несколько квадратных домиков,
окруженных высокой стеной. Рядом возвышались две серые башни, высокие, но
кажущиеся издалека не больше спички. Справа, в некотором отдалении, стояло
еще несколько домов.
Но не это бросалось в глаза. Небольшие строения Шекар-Гомпа терялись
на фоне того, что происходило в котловине. Левая часть горы попросту
исчезла, словно срезанная сверху донизу, и теперь там чернел огромный
провал, ведущий, казалось, в самые недра. Рядом скучились десятки странных
механизмов, похожих на портовые краны, только значительно больше и мощнее.
Внутри черного отверстия можно было заметить металлические фермы и толстые
трубы, уходящие с поверхности в глубину. Место строительство ограждал
высокий забор из металлических секций. По углам торчали вышки, на которых
чернели прожектора.
Левее, на выровненной то ли природой, то ли руками человека площадке
стояли несколько одинаковых одноэтажных построек, длинных и ровных, между
которыми были оставлены широкие проходы. Это место было также огорожено,
на углах стояли вышки с такими же черными прожекторами.
Сзади, за монастырем, тоже что-то сооружалось, были видны три
невысокие трубы над белым многоэтажным зданием, верхние этажи которого
только строились.
Справа, за группой небольших домиков, стоявших за монастырской
оградой, можно было заметить еще одну ровную площадку, аккуратно очищенную
от снега. За нею тянулись серые, похожие на ангары, сооружения.
Всюду были люди. Они не суетились в беспорядке, а двигались, словно
муравьи в муравейнике, где давно и прочно отлажен порядок. От ворот, за
которыми стояли продолговатые дома-бараки, к стройке тянулась огромная
колонна, по бокам которой шагали несколько человек в одежде иного -
темного - цвета. Возле входа в монастырь, у ворот и рядом, у входа в
домики, стояли группы людей, тоже в темном, надежно прикрывая вершину
горы. Отряд таких же людей в темном двигался из ворот монастыря куда-то
вправо, в сторону дороги. В воздухе промелькнула легкая тень, затем над
площадкой блеснул серебристый цвет обшивки, и через несколько секунд
небольшой моноплан уже катился по взлетной полосе...
Над монастырскими крышами и над домиками, стоявшими правее, торчали
изогнутые металлические конструкции, а над всем этим ровно и неподвижно,
застыв в холодном зимнем воздухе, висел серебристый аэростат с номером "3"
на боку...
Косухин хотел было произнести "чердынь-калуга", но сдержался. Любимое
словечко явно не соответствовало тому, что пришлось увидеть. Арцеулов
смотрел, не отрываясь, лицо его становилось все более мрачным. Первым
заговорил Тэд:
- Ребята, скажу сразу, это не мой профиль. Я шел сюда искать древние
рукописи и записывать легенды. Зато теперь я понял, что здесь ищете вы...
- Сила, - констатировал, наконец, Степа, найдя подходящее слово. -
Чего же это такое? Ростислава, чего молчать, это же по твоей части.
- Не совсем, - негромко ответил капитан, не отрывая взгляда от окна.
- Мне это больше напоминает Челкель. Сюда бы господина Богораза...
Вновь наступило молчание. Тэд, достав свой блокнот, начал набрасывать
план того, что открывалось из окна. Монах стоял в стороне, лицо его было
бесстрастно, глаза, не мигая, смотрели на монастырь.
- В общем так, - решил Арцеулов. - До захода солнца время еще есть.
Будем наблюдать. Тэд, спросите его - это окно можно заметить снаружи?
Валюженич перевел вопрос. Цронцангамбо улыбнулся и покачал головой,
после чего, поклонившись, неслышно скрылся в темноте...
Вначале наблюдали молча. Затем, когда в долине уже начало темнеть,
Арцеулов расправил затекшие плечи, медленно прошелся мимо окна и
повернулся к Степе:
- Ну что, господин красный командир, обменяемся впечатлениями?
- Пущай Тэд вначале скажет, - усмехнулся Косухин. - У него глаз, как
я погляжу, острый...
Валюженич, когда капитан перевел ему Степины слова, пожал плечами:
- Ребята, это действительно не по моему профилю. Не буду делать
великое открытие, что здесь идет какая-то стройка, причем на самом
современном уровне. О'кей, теперь будет, что сказать тем, кто считает
Тибет задворками цивилизации.
- Ну, а все-таки, - настаивал капитан.
- Ну... - Валюженич на миг задумался. - Основное строительство
ведется внутри горы. Кстати, такие механизмы я видел у нас, в Калифорнии.
Насколько я помню, такие подъемные краны могут поднять несколько десятков
тонн... Там, внутри, под монастырем, что-то монтируют, очевидно, очень
крупное. Строители живут слева, в бараках, их неплохо охраняют. Справа, на
горе, аэродром. Над крышами - очень мощные радиоантенны...
- А говорите, не по профилю, - усмехнулся Арцеулов. - Могу лишь
добавить, что сзади, судя по всему, строится энергетическая станция,
только не пойму, на каком виде топлива. Ангары у аэродрома очень крупные,
так что там могут быть эллинги для дирижаблей... Я ничего не упустил,
Степан?
- Да чего? - чуть пожал плечами Косухин. - Все верно. Охраняют те,
которые в черном. Как там их - демоны, что ли?
- Чараки.
- Во-во. Видно плохо, но, похоже, у них такие же семизарядки, как и у
тех в сером. А вот серых я не заметил, они, кажись, только во внешнем
кольце, сюда их не пускают. Квартируют черные в монастыре, а справа, в
домиках, живет какое-то начальство. На вышках пулеметы, у входа в
монастырь - тоже. Пулеметы наши - "Максимы"...
- "Максим" - английский пулемет, Степан, - поправил Арцеулов. - Ну
что ж, на обитель бога Ямы не очень похоже, а вот на какой-то
сверхсекретный военный объект - очень даже...
- О'кей, - кивнул Тэд. - Только кому он здесь понадобился?
- Голубым свастикам. Степан, вы там красного флага не разглядели?
- Не было там флага! - обиделся Степа. - И свастика - еще не примета.
- Вот как? - уронил капитан.
Лично он не сомневался. Те, кого представлял Венцлав, похоже,
обосновались и здесь, на глухой окраине Тибета.
Степа тоже понимал, что голубые свастики - не случайное совпадение,
но признавать это уж больно не хотелось. Вдруг Шекар-Гомп - тайная
революционная база на Тибете, создаваемая для нужд Мировой Революции.
Выходит, он приведет сюда беляка и раскроет, может, самый главный
пролетарский секрет?
- А ну его! - буркнул Косухин, настроение которого заметно
испортилось. - Пошли отсюда!...
Арцеулов внимательно посмотрел на Степана, но спорить не стал. Тэд
тоже согласился, критически взглянул на составленный им план и захлопнул
блокнот. Словно услыхав их мысли, из темноты появился один из монахов,
неся в руке фонарь и, поклонившись, закрыл окно бронзовым щитом.
Им принесли ужин. Ели молча, думая каждый о своем. Арцеулов размышлял
о том, что господа большевички не так примитивны, как казалось. Похоже,
Шекар-Гомп - нечто вроде большевистского аналога Челкеля. Правда, на
полигон для эфирных кораблей он никак не походил, но в том, что тут
готовили что-то крупное и связанное с наукой, сомнений не было. Недаром им
понадобилась Наташа Берг!
О царе ада Яме Ростислав всерьез не задумывался, лишь отметив, что,
для охраны Шекар-Гомпа наверняка используют тех же странных типов, которые
атаковали дом на Трегубовской, возможно из того же 305-го полка.
Капитан решил отложить все проблемы на завтра, и опустившись на
деревянное ложе, почти мгновенно погрузился в глубокий сон без
сновидений...
Как только дыхание капитана стало ровным и спокойным, Степа открыл
глаза. Он бросил беглый взгляд на слабо освещенную масляной лампой комнату
- Ростислав и Тэд спали. Косухин тихо, словно кошка, встал, оделся и взял
стоявший в углу карабин. Впрочем, немного подумав, он оставил оружие,
ограничившись тем, что сунул за пояс нож.
Степа неслышно пробрался к двери, но затем остановился. Уходить, не
попрощавшись, показалось все же невежливым. Взгляд упал на лежавший у
постели Тэда блокнот, из которого торчал карандаш. Косухин минуту подумал,
а затем написал на пустой коробке из-под папирос:
"Ростислав Александрович!
Жди меня до завтрева вечера. Не вернусь - лучше уходи, сам не суйся.
Ежели чего - то кланяйся от меня брату.
Косухин."
Получилось вполне убедительно. Степа положил коробку перед кроватью
капитана и вышел, тихо прикрыв дверь...
Вначале Косухин и не думал действовать в одиночку. Ему нравились
слова Валюженича о "команде", к тому же он понимал, что трое смогут куда
больше, чем один. Но пару часов, проведенных у окна, заставили его
решиться.
Степа сообразил, что караульная служба здесь поставлена неплохо.
Пробраться незамеченными, да еще втроем, скорее всего невозможно. Значит,
идти надо одному - и не тайно. В запасе у Косухина был опыт, реакция,
изрядная наглость - и удостоверение представителя Сиббюро, лежавшее в
нагрудном кармане рубашки.
Степа решил рискнуть. Дорогу в помещение с окном он запомнил хорошо,
и через несколько минут был уже там.
В комнате было абсолютно темно и тихо. Но, прислушавшись, Косухин
заметил, что из угла доносится чье-то тихое дыхание. Он замер.
- Эй! Кто тут?
Вспыхнул огонь, осветивший старое, покрытое глубокими морщинами,
лицо. Косухин обрадовался, узнав монаха, который, как показалось,
отреагировал на русскую речь.
- Эй, батя! - позвал Степан. - Ты, эта... поговорим...
Монах зажег фонарь, который держал под рукой, и не спеша подошел
ближе. Лицо его было бесстрастно и спокойно, но темные раскосые глаза
смотрели с любопытством, и, казалось, с одобрением.
- По-русски понимаешь, батя?
Монах кивнул.
- А говорить можешь?
Старый монах, показав рукой куда-то вверх, сделал жест, словно
запечатывая себе уста.
- Ну ладно, - нетерпеливо зашептал Косухин. - Понимаешь - и хорошо...
Мне... эта... надо отсюда выйти. Тут выход есть?
