на века, нисколечко не скрипел, и они не сдерживались в яростном колыхании.
Мазур успел заполошно подумать, что оставаться тут на ночь никак нельзя,
непременно следует увести ее домой согласно инструкциям - то т ведь домой к
ней и явится. Но до трех ночи уйма времени, пошло оно все к черту...
...Зря беспокоился, в общем. Где-то к полуночи, когда старинный диван
навидался всякого и наваждение схлынуло, уступив место некоторой усталости,
решено было покинуть эти гостеприимные стены. Мазур тщательно привел в
порядок "гостиную", и они вышли в ночную темень, чуточку хмельные,
расслабленные и довольные. Катя веселилась, заявляя, что виной всему и есть
диван с его разгульным прошлым - иначе она ни за что не стала бы вытворять
кое-что из того, что вытворяла. Мазур, легонько ее обнимая за плечи, больше
отмалчивался, ухитряясь незаметно для спутницы оглядываться. Темень стояла
непроглядная, луны не было, а звезды помогали мало - к тому же уличные
фонари явно считались здесь совершенно излишней роскошью.
Но до ее дома добрались без приключений. Пару раз попадались табунки
молодежи, однако к ним не вязались. И все же Мазуру упорно казалось, что
следом, в отдалении, кто-то тащится. Пожалев, что не взял фонарик, он
переправил кортик в ножнах из внутреннего кармана за ремень джинсов и готов
был к неожиданностям. Обошлось. Едва переступив порог, как-то незаметно
оказались в постели. Конечно же, Мазур вдоволь наслушался извечных женских
глупостей - что она, вообще-то, не такая, но и не железная, что здесь
невыносимо тоскливо, и в отрезанном от мира городишке всех мало-мальски
подходящих мужиков можно пересчитать по пальцам, да и те, как водится, все
разобраны, вот и случается порой такое, что потом, кажется, год не
отмоешься. Мазур поинтересовался, относится ли он к последней категории, и
получил искренний ответ, что нет. Постарался утешить, как мог - что ничего
такого он не думает и прекрасно все понимает. Это была чистая правда.
Потом пришлось выслушать нехитрую исповедь - закончила институт в
Шантарске в те времена, когда еще была в ходу такая непонятная нынешней
молодежи штука, как распределение, вот и распределили сюда. Довольно быстро
завелся муж, интеллигент, конечно, гитарист, бард и весельчак. Ну, а вскоре
понеслись реформы -непонятные и буйные, как взбесившаяся птица-тройка, столь
же неуправляемые и пугающие. Прежний уклад с грохотом обвалился в тартарары,
старое разломали, а нового не построили, весельчак муж, чью ученую контору
прикрыли, быстро поскучнел и озлился, особенно после того, как все его
попытки поставить бардовский талант на службу победившей демократии
оказались тщетными,- здесь, за Полярным кругом, победившая демократия вообще
отчего-то не нуждалась в бардах, что недвусмысленно и дала понять. Гитарист
принялся лечить кручину водкой и вовсе уж случайными бабами - а поскольку
детей не было, развестись удалось легко, после чего бывший муж в поисках
лучшей доли затерялся на материке, а квартиру оставил ей не столько из
душевного благородства, сколько потому, что квартиры тут стоили дешевле
дешевого, не было смысла размениваться и продавать свою часть.
История была - стандартнее некуда. Правда, Мазуру нравилось, что Катя
делилась, но нисколечко не жаловалась и на плече у него не плакала. А
значит, и утешать не требовалось. Лишь напомнить: перемелется - мука
будет...
А главное, что ему пришлось по сердцу,- за все время она ни словечком не
заикнулась насчет общих планов на будущее. Как любой мужик в годах и с
опытом, Мазур давно научился влет вычислять матримониальные намеки, как бы
закамуфлированы ни были. Здесь ничего подобного не было даже в теоретических
наметках.
Можно бы при таком раскладе совершенно расслабиться душою - но чем ближе
подступал урочный час, тем сильнее он начинал нервничать. Мужчин, случалось,
убивал и простым карандашом - а вот женщинам сроду не подбрасывал
снотворного в питье посреди прекрасной во всех отношениях ночи.
Однако военная косточка взяла свое, и он, рассеянно-нежно поглаживая
прижавшуюся к нему утомленную Катю, начал понемногу прокачивать в уме
предстоящую нехитрую операцию. Кацуба заверял, что пилюля в любой жидкости
растворяется мгновенно и бесследно, словно задержанная зарплата в лабиринтах
министерства финансов. Если, скажем...
Звонок ввинтился в пахнущую духами и любовью спальню, как штопор в масло.
Оба от неожиданности дернулись. Звонок залился пронзительной трелью, кто-то
старательно давил на кнопочку, не отрывая пальца.
- Это еще что? - шепнул Мазур.
- Понятия не имею...- Катя гибко перевалилась через него, накинула
халат.- Ведь не успокоятся, пойду спрошу...
Мазур, рывком впрыгнув в трусы, торопливо последовал за ней, успев
бросить взгляд на светившиеся зеленым стрелки часов - час пятьдесят восемь.
Да нет, не стал бы человек Кацубы устраивать такую какофонию, все было
расписано...
Катя уже приоткрыла дверь, не сняв цепочки, выглянула в щелочку. Быстрым
взглядом оценив окружающее с точки зрения полезности в рукопашной, он
схватил пустую бутылку из-под венгерской минералки, примерился, об который
угол ее разбить с целью получения "розочки", встал к стене.
Зря паниковал, кажется. Перебросившись буквально парой слов с кем-то
невидимым, Катя наскоро захлопнула дверь, пробежала мимо пего, схватила со
стула джинсы и принялась торопливо в них влезать. Натянула свитерок на голое
тело, напялила шапочку, стала запихивать под нее растрепанные волосы.
Показала Мазуру на кроссовки в углу. Он кинулся, быстренько подал. успел
шепнуть:
- Что такое?
- Милиция,- задыхающимся шепотом ответила она, напяливая кроссовки на
босу ногу.- В музее пожар. Неужели мы там что-то оставили...
- Не могли, я все тщательно...
- Я побегу, а ты сиди...
Звонко щелкнул замок. Мазур остался в полнейшей растерянности, в
положении самом дурацком. Спать не ляжешь, но непонятно, чем и заняться... А
посему он валялся на смятой постели, временами вставал, выглядывал в окно,
где ничего не видел, кроме необитаемой темноты, курил и ждал.
Три часа. Срок. Он тихонечко приоткрыл входную дверь, привалился к косяку
и стал ждать, пытаясь подобрать убедительные извинения. Однако проходили
минуты, но дверь подъезда так и не хлопнула, никто не поднялся по
ступенькам...
Прождав минут десять, он плюнул и вернулся в квартиру - таких опозданий в
этом деле не бывает, не придет, и торчать на площадке нечего...
Еще минут через пять под окном остановилась машина. Это привезли назад
Катю. Она захлопнула дверь, не глядя, скинула кроссовки, прошла в комнату и,
устало уронив руки, плюхнулась на постель. Лицо у нее было такое, словно
предстояло срочно решить - то ли смеяться, то ли плакать...
- Ну, что там? - осторожно спросил Мазур.
- Ох...- не вздохнула, а произнесла она, положила голову ему на плечо.-
Артистка погорелого театра... То бишь директриса погорелого музея. Половина
выгорела - и на первом, и на втором. Вторую половинку отстояли, так что
зрелище то еще... Слава богу, мы с тобой ни при чем. Огонь пошел совсем не
оттуда - с первого этажа, из запасников.
- Что-то ценное там было?
- Да откуда там ценное... Сплошной хлам. Проводка, скорее всего. Я мэру
написала сто челобитных, только у него прожекты поглобальнее, не до музея...
Проводка, определенно. Грабить там нечего, а само здание никому не нужно -
это у вас, на Большой земле, говорят, выживают поджогами бюджетников вроде
нас, но здесь-то к чему? Бог ты мой, а на что теперь чинить? И так
нищенствуем...
- Ложись,- сказал Мазур, легонько ее баюкая и ни черта не понимая.- Утро
вечера мудренее...
...Часу в восьмом утра он покидал приют любви - успевший немного
вздремнуть и оттого, в общем, бодрый. Поднял воротник куртки, ускорил шаг.
Кое-где загорались окна - город просыпался весьма неспешно. Настроение была
если не прекрасное, то близкое к таковому - расстались без малейших
напрягов, и уж тем более без претензий, договорившись встретиться вновь при
первом же удобном случае, а применить Майорову химию так и не довелось, к
счастью... Мазур приосанился и подумал: ежели в квартире, которую ты только
что покинул, блаженно спит удовлетворенная женщина, в старики записываться
рановато, еще побарахтаемся.
Ага. Побарахтаемся.
Он замедлил шаг. подобрался. Неширокую улочку, застроенную обшарпанными
розовато-бурыми трехэтажками, перегораживали трое - стояли молча,
непринужденно, но рассредоточившись так, что ясно становилось с ходу: грядут
сложности...
Трезвые, а если и пили, то самую чуточку, мгновенно оценил он,
вразвалочку приближаясь. Не роскошно упакованы, но и на местную бичеву не
похожи. Нехорошие морды, и молчание очень уж многозначительное - чересчур
спокойны, несуетливы для мелкой шпаны... Это хуже, пожалуй. Тут уж остается
одно - если на свет божий покажется ствол, следует глушить безжалостно.
Против пули не повоюешь...
Он неторопливо расстегнул верхние пуговицы куртки, чтобы при нужде с маху
вырвать кортик из кармана, а одновременно и из ножен, остановился метрах в
трех от них, спокойно выпуская дым, ждал дальнейшего. Такое поведение
поневоле заставляет нападающего слегка занервничать, ему придется менять
тактику на ходу...
Опешили, конечно. Самую малость. Спокойное ожидание так всегда и
действует. Ага, сейчас...
- Карманы сам вывернешь или тебе помочь? - последовала первая реплика.
Чуть наигранно прозвучавшая, сделал вывод Мазур. Не умеют ребята
бутафорить отточенно...
- Ну, не понял? Часы, трусы и деньги...
- А трусы-то зачем? - спокойно спросил он, напружинившись.- Фетишисты,
что ли?
По всем канонам провинции сейчас в ответ на непонятное словечко должно
было прозвучать угрожающе-оскорбленное: "Че-е?!" Или нечто близкое по
эмоциональному содержанию. Однако не угадал. Нет такой буквы...
Трое - помоложе и поширше в плечах, как на подбор - бросились на него
одновременно и молча, выхватывая из карманов, чем богаты. Отпрыгивая к стене
- чтобы ненароком не достали сзади,- Мазур мгновенно провел в уме
инвентаризацию увиденного: охотничий ножище марки "Сдохни от зависти,
Рэмбо!", финка и приличных размеров перочинник. Барахло, конечно, но все три
единицы холодного оружия - острехоньки, а ручонки, судя по хватке, умелые.
Так что - ухо востро...
- Ребята, шли бы вы подобру,- сказал он, слегка согнув колени и разведя
руки (кто сказал, что питерский ученый не обязан знать рукопашную?).- Я от
женщины иду, настроение хорошее, и неохота мне вас по стенке размазывать...
Хозяин финки кинулся. "Хороший удар",- признал Мазур про себя, отпрыгнув
и ударом ноги под колено умеряя пыл противника. Не размашистый, по-деловому
скупой, умелый, иному раззяве так и вспорол бы руку, гад, от локтя до
плеча...
Хозяин финки припал на увечную ноженьку, раком отодвинулся подальше и из
боя пока что выбыл. Двое других отступили на шаг - Мазур звериным чутьем
понял, что сейчас его самого прокачивают. Ох, не похоже это на примитивную
шпану, никак не похоже, алкоголем от них припахивает явственно, не очень уж
свежим, словно ради правдоподобия плеснули малость на куртки да рот
прополоскали...
Двое ринулись вперед, разомкнувшись, нападая с разных сторон, вынуждая
разделить меж ними внимание,- но все равно, Мазур видывал и не такие
кадрили... Отпрыгнул, перехватил запястье, впечатал одного в стену, второго,
крутнувшись, ошеломил добрым ударом под ребра - и по врожденной склочности
мимолетно добавил третьему, все еще согнутому в три погибели, носком туфли
