- Хорошо.
Мы вернулись в спальню, демонстративно не глядя друг на друга,
создавая видимость, что хоть до драки дело не дошло, но отныне мы - враги
лютые.
На ужин я, естественно, не пошел. Уже начало сосать под ложечкой, и
предательница-фантазия принялась подсказывать способы утолить голод так,
чтобы никто об этом не узнал. Говорят, это особенность совести
современного человека: она чиста, пока о твоем преступлении не узнают
окружающие. Стоит преступлению открыться, как совесть начинает мучить
тебя, не дает тебе спать... Вплоть до самоубийства. Но только если кто-то
узнал.
Когда народ вернулся с ужина, я поднялся и на всякий случай подошел к
койке Сан-Саныча. Пусто.
...Он открыл сразу, только я постучал.
- Заходи быстрее, - он запер за мной дверь. - Я тут один, и никто нас
точно не подслушивает, я каждый миллиметр облазил.
Я огляделся. Небольшая комната была доверху забита колбами, ретортами
и иными алхимическими принадлежностями. На верстаке в углу стояло
угнетающего вида приспособление в полуразобранном состоянии с несколькими,
торчащими в разные стороны, металлическими прутьями впереди и змеевиком
(пружиной? скрученным кабелем?) позади.
- Сколько вас тут занимается?
- Пятеро. Но что другие делают, я не знаю, я и сам им не объясняю
ничего. А тебе можно верить.
- Почему?
- Стукач бы первым в бега не подался. Да и разукрасили тебя больно
хорошо. Своего бы так не стали.
Он подошел к столу и, внезапно смутившись, сказал:
- Вот, посмотри чего я здесь нахимичил... У меня давно уже эта мысль
вертелась, но то времени не было, то препаратов нужных, то не везло
просто, да и всегда что-нибудь поважнее находилось... - говоря это, он
достал из-под стола кирпич и поставил на него две склянки - с прозрачной и
мутно-зеленоватой жидкостями.
- Не самогон?
- Между прочим, я и сам удивляюсь, как Зонов такую возможность не
учел: мы тут вполне можем наладить производство первача на широкую ногу, и
хана бы всему ихнему эксперименту.
- А может, наоборот, это и был бы успех? Может, это как раз, и
подтвердило бы какие-то его теоретические выкладки? Например, что в неволе
интеллигенция спивается.
- Это-то мы и без него знаем. Вот, - Сан-Саныч открыл пробирку с
прозрачной жидкостью и плеснул ее содержимым на кирпич. - Сейчас минутку
подождем, и готово будет. Если хорошенько подумать, то куча перспектив. -
Он разволновался. - Так, теперь дальше, - он открыл вторую пробирку и
чуть-чуть капнул из нее. - Все. Покурим.
Закурили. Я поглядывал на кирпич, но ничего сверхъестественного с ним
не происходило. У меня появилось подозрение, что Сан-Саныч просто
свихнулся от переживаний. Помешался. На кирпичах.
- Так, - он встал с табуретки, - ну-ка, потрогай.
- Не ядовито?.
- Давай-давай.
- Я потрогал. Кирпич как кирпич.
- Посильней нажми.
Я нажал, но твердости не почувствовал. Пальцы вошли в рыжую
субстанцию легко, как в мокрую глину.
- Ясно?
- Здорово! Только зачем?
- Трудно, наверное, быть глупым. Слушай сюда. Как основу я
использовал самые обыкновенные бактерии гниения. Здесь, - он показал на
пустую пробирку, - питательный раствор, он же и катализатор.
- Э-э, - я тщательно вытер руку о штаны, - а у меня пальцы не того?.
- Не того, не бойся. И штаны - не того. Узкая специализация -
строительные материалы - бетон, кирпич, кафель, шифер.
- А весь дом эти твои бактерии не сожрут?
- Даже не знаю, как тебе объяснить. Короче, они действуют строго там,
где поверхности коснулся катализатор. Если я на стене толщиной в метр
мазну пятнышко в сантиметр диаметром, они "выгрызут" отверстие длинной в
метр, а диаметром - ровно сантиметр.
- Лихо. И как же ты за два дня вывел новый вид бактерий? Я был бы
дураком, если бы поверил.
- За минуту у них сменяется сотни поколений. Так что, научившись
влиять на отбор, можно и за час новый вид вывести.
Я прикинул возможности его изобретения и предположил:
- А ведь это страшное оружие.
Сан-Саныч пренебрежительно махнул рукой:
- Брось. Что угодно можно заставить работать на войну. Я же не бомбу
сделал. У этой штуки масса мирных применений. Да хотя бы дом старый
снести. За полчаса можно. И без больших затрат. А в геологии... Оружие-то
это как раз неудобное: надо чтобы людей убивало, а материальные ценности
сохранялись, как нейтронная бомба. А у меня - все наоборот.
- Ну и когда приступим?
- К чему?
- Когда начнем НИИ уничтожать?
- Не надо суетиться, Слава. У нас в руках теперь крупный козырь, ни к
чему вскрывать его раньше времени.
Я никак не мог уснуть. Попытался считать слонов, но они не считались.
Считались только пельмени. На двести шестнадцатом я понял, что спать мне
от такого счета расхотелось и вовсе. А захотелось есть. Еще сильнее.
Кому она нужна, моя голодовка? Но нет, это уже "дело чести". А
пользы-то никакой. Как было бы здорово все-таки, если бы я ел, а никто
вокруг об этом не знал... И тут меня просто подкинуло. Да ведь все
элементарно, как репа. Только такой дебил, как я, мог столько времени
потратить на эту детсадовскую задачку. Перед глазами стояла готовая схема:
бери детали и паяй.
Я даже забыл на минутку, где я, и решил срочно позвонить Эльке. Она
ни черта, конечно, не поймет, но зато честно порадуется со мной на пару. И
хотя она будет далеко, на том конце провода, я буду знать, как смешно она
морщит от удовольствия свою кнопку-нос. Во всяком случае, я сумею
втолковать ей, что изобрел способ, как сделать ее талию еще тоньше.
Но я не дома. Тут никому ничего лучше не рассказывать. И все же...
Я встал, достал ручку и общую тетрадь, вышел в коридор, уселся там
прямо на пол и принялся рисовать. А схемка-то выходит вовсе не такая
простая, как мне показалось сначала. Но выполнимая. Даже в нынешних
ублюдочных условиях. Мысли мои ощутимо подгонял так и не сосчитанный
пельмень, следовавший за двести шестнадцатым.
Меня немного трясло от возбуждения. И зрение стало каким-то
особенным: далекие предметы кажутся ближе, а тетрадка, на которой я
выводил свои каракули, казалось, была очень далеко. И рука моя с
авторучкой, соответственно, стала невообразимо длинной. Я с трудом ворочал
этой рукой-бревном, зато голова работала с предельной ясностью.
Единственное, чего я боялся, что не успею перенести на бумагу все, что
пока так четко стоит перед внутренним взором.
Но не успел. Посмотрел напоследок схему, кое-что поправил и,
убедившись, что завтра сумею все разобрать, пошел к постели. Но не дошел.
Вернулся и принялся составлять список Зонову. В нем оказалось, ни много-ни
мало, триста двадцать два наименования. Три первых: паяльник, олово,
канифоль; остальное - блоки и отдельные детали. Слава богу, почти без
дефицита. И объем невеликий.
Закончив список, вернулся в комнату, лег и мгновенно, не раздевшись,
уснул. Снилось, как всегда.
Когда четверо солдатиков под предводительством Зонова в самом начале
обеда втащили в коридор ящик с приборами, инструментами и деталями, я в
гордом одиночестве возлежал на койке и продолжал на собственной шкуре
постигать мудрость старых революционеров; оказывается, вовсе не так уж
трудно не двигаться, экономя энергию, нужно просто дойти до определенной
кондиции. Вот двигаться - это сложнее.
Зонов подошел к кровати и спросил с таким видом, будто ответ его
ничуть не интересует:
- Долго еще будете дурака валять?
- А вы?
- Чего вы добиваетесь?
- Освобождения. Вы знаете.
- Срок вашей командировки не истек.
- Это не командировка, это тюрьма.
- Если вы такой специалист по тюрьмам, вы должны знать и что такое
принудительное питание.
- Ну тут-то вы загнули, - попытался я усмехнуться понаглее, но
ухмылочка, по-моему, вышла какая-то скорбная, - не может у вас быть таких
полномочий.
Зонов наклонился, и я заметил, что лысина его покрыта большими
блеклыми веснушками. Прямо мне в ухо негромко, но отчетливо он сказал:
- Есть у меня такие полномочия. И другие - тоже. Если понадобится, я
вас и убить могу. - Он резко выпрямился и пошел к двери.
Я ему поверил.
...В лаборатории N_2, где мы определились, было душно от плотной
смеси табачного дыма и испарений канифоли. Жора чертыхался и ныл: "Хоть бы
не темнил, сказал, чего делаем, а то ж ведь ни за грош здоровье гроблю..."
Но я только подгонял его, как ленивого подмастерье, да повторял изредка:
"Скорее соберем, скорее отсюда выберемся".
К четырем утра в общих чертах установка была готова. К этому моменту
мы с Жорой остались одни: "ушли спать ребята, возившиеся с синтезом
шаровой молнии, ушел и мрачный физиолог, ежечасно берущий у себя кровь из
вены для каких-то мрачных анализов.
- Давай, посидим напоследок и начнем. - Я сел на пол и, прислонившись
спиной к стене, закрыл глаза. Под веками жгло, на щеки выкатилось по
слезинке. Как я себя чувствовал? Так, как если бы я изобрел реактивный
двигатель, наспех сляпал примитивную ракету и, без всяких испытаний, без
Белок и Стрелок решил немедленно запустить себя на Луну.
Жора присел рядом на корточки и доверительно спросил:
- На дорожку сидим, да? Сразу домой или только через забор? - он явно
решил, что мы соорудили, как минимум, средство нуль-транспортировки. Ох и
разочаруется же он, бедолага.
Собрав остатки воли, я ремешками пристегнул клеммы к запястьям,
пристегнул к икрам, положил в рот пятак, припаянный в качестве электрода к
концу изолированного провода, мысленно перекрестился и крутнул рукоятку
реле времени.
Эти две с половиной минуты я и по сию пору вспоминаю, как одно из
самых отвратительных событий моей жизни. Был бы я медиком, мне, возможно,
было бы легче, ведь им со студенческой скамьи внушают, что нет на свете
ничего благороднее, чем экспериментировать на собственном организме. Во
имя и во славу. Но я-то - технарь. И чувство гордости не переполнило меня,
когда я обнаружил, что по всему моему телу растут зубы, и каждый из них
изрядно ноет. Гортань пересохла, в висках стучало, в ушах, пробиваясь
через ватные пробки, гудел шмелиный рой... Я уже набрал в легкие воздуха,
чтобы от души заорать, как все вдруг прекратилось, и я впал в эйфорию. Я
был счастлив. И СЫТ.
Жора глядел на меня во все глаза. Глуповато хихикая, я привстал,
потом снова сел. Потом опять встал и прошелся по лаборатории, боясь
взлететь.
- Кажется, вышло, - сообщил я. - Все, Жора, конец войнам и
революциям, я теперь, как Иисус, всех накормлю. Отныне человек сможет
пополнять энергетический запас тела непосредственно из электрической сети.
- И как же нам это поможет выбраться отсюда? - подозрительно и даже
чуть угрожающе спросил прагматик Жора, явно не просекая глобальности
происшедшего.
- Голодовка! - вскричал я, несколько переигрывая в убедительности, -
все та же голодовка! Мы устроим суперголодовку: мы не будем есть месяц,
два, три, и, рано или поздно, нас отсюда выпустят.
- Тьфу ты, - рассердился Жора, - знал бы, ни за что бы тебе не
помогал. Вот уж точно, "сытый голодному не товарищ". Сдвинулся ты что ли
на почве жратвы?
Я обиделся:
- Ты - свидетель рождения великого открытия. И в такую минуту
болтаешь такую чушь.
- Ладно, Славик, - сказал он примирительно, почесав затылок, -
как-нибудь мы эту штуку приспособим. Слушай, - он озаренно уставился на
меня, - а если частоту сменить или еще чего-нибудь, напряжение, например,
