Наверное, каждый из нас минимум один раз попытался подойти поближе к
КПП или хотя бы просто завести беседу с часовыми, носившими, кстати,
погоны внутренних войск. Но те службу несли четко: неуставных "базаров" не
допускали, только - "стой, кто идет?" и "стой, стрелять буду!" А однажды
даже был произведен положенный предупредительный выстрел в воздух, после
чего белый, как ватман, камикадзе-Жора пулей влетел в расположение,
плюхнулся на табурет, сломал, прикуривая, несколько спичек, затянулся,
наконец, и сказал: "Настоящий!.." (патрон? автомат? часовой?)
К концу третьего дня нас лихорадило. Должна же быть, в конце концов,
хоть какая-нибудь реакция на наш опус. Ночью меня разбудил Жора и
предложил вместе готовить побег, если в течении нескольких дней нас не
отпустят по-хорошему. Я согласился. Но когда он вознамерился разбудить еще
майора Юру и Бориса Яковлевича, я отговорил его. Юра по натуре своей -
ярко выраженный реформист. Он будет только тормозить. Что же касается
Рипкина, я просто не доверял ему. Да, без всяких к тому оснований. Но,
вот, не доверял. Жора вяло поспорил со мной и признал: чем меньше людей
будет готовить побег, тем больше шансов на успех.
На сей раз Зонов был одет в спортивный костюм и куртку-аляску. Но при
кобуре.
- Так, - сказал он, вновь собрав нас в коридоре, - вижу, вы не
слишком-то удручены отсутствием работы: ни одной заявки на оборудование.
Впрочем, мне же меньше мороки.
- А мы о вас и заботимся, - съехидничал Сан-Саныч, - отец вы наш
родной. - Но Зонов замечание проигнорировал.
- Вы наш протест начальству передали? - напористо спросил Борис
Яковлевич.
- Не посчитал нужным, - бросил Зонов и пошел к выходу.
Мы ожидали чего угодно, только не этого. Не передал?! А на кой черт
он нас сейчас строил?!
- Сволочь, - емко выразив общий порыв, послал ему вдогонку Жора.
- Возможно, - обернулся и пожал плечами Зонов. Потом поговорил о
чем-то с заспанной комендантшей и удалился.
Страсти кипели весь день. Одни предлагали взять охрану штурмом,
другие - подкупить дежурного на КПП, третьи - устроить лежачую
забастовку... Пыл охладил Юра:
- Нужно хорошенько обсосать все варианты. Затея с протестом,
например, лопнула. Теперь нужно бить только наверняка. А пока... - Он взял
ручку и написал на листке: "Давайте попробуем сорвать эксперимент. Беру на
себя роль старшины. Будем дисциплинированны. Если надо, будем строиться,
ходить в ногу и т.п. Если даже ничего не придумаем, через неделю-две они
поймут, что никаких интересных вещей у нас не происходит, что исследовать
нечего и отпустят нас". Когда бумажка прошла по кругу, он спросил вслух: -
Кто "за"?
Сразу или помедлив, "за" проголосовали все.
- Кстати, анекдот, - влез Жора. - Офицер у своего друга-гражданского
спрашивает: "Правда, что вы, гражданские, всех военных тупыми считаете?"
Тот: "Да нет, что ты..." "А если честно? Я не обижусь". "Ну, если честно,
то считаем". "Вот так, значит, - говорит офицер, - но если вы все на
гражданке такие умные, что же вы строем-то не ходите?"
В эту ночь я не успел как следует досмотреть свой любимый сон, потому
что меня опять разбудил Жора, и мы принялись разрабатывать план. Две
недели - слишком долгий срок.
2
После ужина, выходя из столовой, мы чуть задержались и отозвали в
сторону майора Юру.
- Земляк, - начал Жора, - ты нас на проверке не ищи, мы тут чуток
задержимся. - Надо сказать, что два дня после общего "секретного
соглашения" все вели себя образцово и ежевечерне строились на проверки
(хотя, казалось бы, куда мы отсюда денемся?). - Это почему это так? -
насторожился Юра.
- Да мы тут договорились... - я кивнул в сторону протирающих столики
поварих.
- Мужики мы, или кто? - напористо задал Жора риторический вопрос.
- А-а, - заулыбался Юра (у нас уже начали входить в обиход смачные
эротические воспоминания и шуточки после отбоя), - это дело святое. Жалко,
двое их, я бы и сам с вами остался, - он игриво подкрутил усы. Ладно, ни
пуха вам, хлопцы, ни пера; расскажите после.
Оставшись одни, мы немного отступили в коридор, чтобы женщины не
увидели нас раньше времени. Через пару минут они - румяная дородная, лет
тридцати пяти Наташа (Жора при виде нее каждый раз мурлыкал: "Я свою
Наталию узнаю по талии: там, где ширше талия, там моя Наталия") и
сухопарая лошадь Варвара - покрикивая друг на друга, вошли в подсобку. Мы
выждали еще немного, и, только услышав лязг железных тарелок, пробежали в
ту же дверь и свернули в посудомойку.
- Вот что, бабоньки, - сказал Жора, - кхе-кхе, короче, это...
раздевайтесь.
- Вы чего это, дураки, удумали? - всей своей талией грозно двинулась
на нас Наталия. Жора растерянно попятился к двери. И все дело было бы
загублено на корню, если бы я, убоявшись провала, не выхватил из
умывальника огромный хлебный нож и не заорал, вспоминая на ходу все
виденные когда-либо детективы:
- Стоять, шампунь блатная! Век воли не видать, порешу, как котят! -
На том мой запас уголовных выражений иссяк, и я добавил только последнее
известное мне "блатное" слово: - В натуре.
Но Наташе этого вполне хватило. Она остановилась и, торопливо
расстегивая ворот блузки, нерешительно, с какой-то полувопросительной
интонацией крикнула:
- Ой?..
А потом еще, с тем же выражением:
- Насилуют?!
- Размечталась, - буркнул осмелевший Жора, Помогая ей стянуть блузку.
Я даже не ожидал, что женские тела могут быть такими некрасивыми.
Одно - жирное, бесформенное, другое - костлявое, угловатое, с обвисшими
худыми грудями. Я стал смотреть в сторону и попытался представить мою
стройную загорелую Эльку, но не смог. Однако, Жора, кажется, моих чувств
не разделял. Собрав одежду в охапку, он потоптался нерешительно на месте и
спросил меня:
- А может того... задержимся, а?.
- Иди, иди, ядерщик ядреный, - подтолкнул я его к двери.
- Эх, - с нескрываемым сожалением вздохнул он, - вы уж нас, женщины,
извините. - А за что извиняется - за грабеж ли, за раннее ли отбытие,
одному богу известно.
- Дураки, они и есть дураки, - сварливо крикнула нам вслед Варвара, а
мы ножкой стула заперли дверь снаружи и принялись переоблачаться в
женское.
В костюмах беглого Керенского мы без приключений добрались до КПП.
Часовой, прохаживающийся неподалеку, даже не взглянул на нас. От волнения
у меня образовалась очень неудобная слабость в коленках. Войдя в дверь, мы
увидели вертушку и окошечко дежурного напротив нее. Я сунул туда найденный
в кармане сарафана пропуск, заключенный в мутно-прозрачный пластиковый
футляр. То же сделал и Жора. Пропуска были тут же возвращены нам, я
толкнул вертушку, но она не поддалась. Спрашивать, в чем дело, я не смел -
голос-то у меня отнюдь не женский. Но все разъяснилось само собой:
- Чего долбишься, - просипел вахтер, руки сюда давайте.
Я испуганно покосился на Жору. Тот, задев губами мое ухо, прошептал:
"Это какой-то тест". Мы сунули руки в окошко. Я почувствовал, как к ладони
прикасается что-то плоское и холодное.
- Э-э, кто вы? - спросил вахтер озадаченно. Я выдернул ладонь и
кинулся к двери его комнатки. Толкнул. Естественно, заперто. Ко мне
подскочил Жора, тоже попробовал дверь рукой, а потом принялся всей своей
массой с размаху биться в нее. И с четвертой попытки мы вломились в
прокуренную каморку. Уже вовсю ревела сирена. Старик тряс ладонями над
головой, бормоча: "Сдаюсь, сдаюсь, в плен бери, давай..." Жора дернул
какой-то рубильник, и сирена смолкла. Я нажал на педаль под столом и
защелкнул ее специальным замком; вертушка теперь должна быть свободной. Мы
ринулись к выходу, но на пороге столкнулись нос к носу с двумя бравыми
охранничками.
- Стой! - рявкнул один из них.
Смелость тут ни при чем, наоборот, именно от страха у меня полностью
атрофировался инстинкт самосохранения. Я бросился в дверь, прямо на
автомат.
Но в меня не стреляли. Зато я получил оглушительный удар прикладом в
висок и моментально провалился в темноту.
...Наверное, только после того, как тебя побьют, по-настоящему
осознаешь, что ты - в тюрьме. Не в общежитии, не в казарме, а именно в
тюрьме. Кажется, я понял это первым. Шел второй день объявленной мной
голодовки.
Вчера, когда я перед строем заявил о своем решении Зонову, он сделал
вид, что ему наплевать. Но я видел: именно СДЕЛАЛ ВИД. Рассчитывал, что я,
столкнувшись с безразличием, откажусь от своего намерения. На самом же
деле он начал нервничать, я заметил это. А сегодня майор Юра рассказал,
что утром Зонов как бы мимоходом справлялся о моем самочувствии.
По книжкам о революционерах я знаю, что голодая, нужно лежать, меньше
двигаться - сохранять энергию. Я же, наоборот, без нужды суетился,
слонялся по спальне, слушал анекдоты, пил чай (почти каждый взял в
командировку пачку чая и кипятильник), курил, ругался, ложился и снова
вставал. Не то что истощенным, просто голодным я себя почувствовать еще не
успел. Только башка трещала, но это, наверное, от удара.
В нашем углу Жора со смаком описывал сцену раздевания поварих Рассказ
этот "по просьбам трудящихся" он повторял уже в четвертый или в пятый раз,
но вновь и вновь успех имел место значительный. И с каждым разом
повествование его обрастало все более интимными подробностями, а убогие
прелести несчастных женщин расцветали все пышнее и пышнее.
Вообще, женщины стали главной и едва ли не единственной темой наших
разговоров. Но сейчас ее на время потеснило обсуждение нашей попытки
бегства; благо, нашлись и точки соприкосновения этих двух тем. Большинство
относилось к нам сочувственно. Майор Юра пожурил нас "за
недисциплинированность", но не очень строго: посчитал, что мы свое уже
получили. Но один человек был настроен крайне агрессивно. Сан-Саныч. Мол,
из-за вас теперь наши тюремщики усилят бдительность, пискляво митинговал
он, и достанется всем. Нечего было лезть в бутылку, нужно было обсудить
план побега коллективно. Возможно, он и прав, только все равно обидно.
- Если еще кто дернется без спроса, темную устроим, - закончил он
угрозой очередную тираду. - А этих пидеров (это нас с Жорой) простим на
первый раз.
Вся моя нервозность вылилась во вспышку лютой ненависти к этому
мозгляку.
- Слушай ты, умный, - взял я его за грудки, - пойдем-ка выйдем,
поговорим.
- Пойдем, пойдем, - пискнул он воинственно.
- Бросьте, - попытался урезонить нас Юра, - не хватало нам еще промеж
себя собачиться.
Но неожиданно бесстрашный Сан-Саныч сам поволок меня за рукав к
дверному проему, бросив мужикам:
- С нами не ходите, сами разберемся.
В коридоре он вдруг дружелюбно спросил:
- Ручка есть?
Я опешил и ручку ему дал. Он вынул блокнот и стал писать:
"Уверен, среди нас есть осведомитель. После ужина зайди в лабораторию
N_1, есть дело. Если хочешь бежать, нечего переть напролом".
Он передал ручку мне.
"Что такое лаборатория N_1?"
Сан-Саныч вырвал из блокнота исписанный листок и сжег его, чиркнув
зажигалкой.
- Пока вы с Жорой дурью маялись, - ехидно ответил он вслух на мой
письменный вопрос, - мы подали Зонову заявки, и он их все выполнил. Лично
я работаю уже третий день. Под лаборатории нам отдали пустые кладовки,
вон, - он указал пальцем на три двери в конце коридора, в стороне
противоположной столовой. - Ключ от первой - у меня. Все понял?
