Увидел бы и сразу понял, что с таким дядей я не просто так гуляю. И стал
бы меня презирать. Или не знаю еще что. Дура, короче. Но я ее, вообще-то,
понимаю. Поэтому сказала:
- Слушай, Инка, кончай ты, а? Не нужен мне твой Вадик, не ссы. -
(Это, конечно, ужасно, что девушка так выражается, но ведь на самом-то
деле мы между собой и не такие словечки употребляем. И все равно -
написала, а слово это на бумаге как-то "не смотрится").
- А я и не ссу, - отвечает она, без энтузиазма, правда.
- Ну не может Виктор сегодня. А мне хочется. Я что виновата? Я и
собралась уже. Давай, как раньше - будем просто друзьями, все трое.
Она помолчала, потом говорит:
- Ладно. Минут через двадцать мы за тобой зайдем.
Но они чего-то прокопались и зашли за мной только-только перед
началом, так что я уже бегала по квартире, рвала и метала. И мы схватили
тачку, но все равно еле успели купить мне лишний билетик (за тройную цену
- Таганка для нашего города - событие) и влетели в зал, когда уже начали
гасить свет.
Спектакль был роскошный: Алла Демидова, Золотухин, Смехов - весь
букет. Правда Фердинанда и Луизу играли молодые и неизвестные, но тоже
очень талантливые актеры, и уже к концу первого действия у меня с глаз
поплыла краска.
Но глаза мои высохли сразу, как только в антракте мы вышли в
вестибюль с буфетом. Перед стойкой стоял Виктор и, жуя пирожное, с
увлечением разговаривал о чем-то с женой. Я сразу ее узнала. Он мне ее
описывал. И еще я заметила, что свободная его рука на столике - лежит на
ее руке.
Мне нужно было сделать вид, что я не вижу его, но вместо этого я
встала перед ними как вкопанная; стою и глазею. Он заметил меня не сразу,
но тоже повел себя не так, как следовало бы: замолчал, перестал жевать и
испуганно, по-моему, смотрел на меня. И тут я совершила совсем уже
идиотский поступок. Отведя от него взгляд, я увидела Вадика (он стоял
посередине - между мной и Инкой). И я вдруг взяла и обняла его. И
поцеловала - в губы, взасос. Краем глаза я видела Инку. Она побелела, как
бумага и демонстративно от нас отвернулась. Я Вадика отпустила, а он
смотрел на меня совершенно ошалевшим взглядом. Я что-то пробормотала вроде
"извини" и, не оглядываясь, прошла вниз по лестнице - в гардероб.
Но сначала я в туалет зашла. А через минуту туда влетела Инка.
Оказалось, что она молодец - въехала, что к чему. Она стала трясти меня за
плечи (наверное, у меня вид был такой, будто я собралась падать в обморок)
и говорить: "Да хватит тебе, что особенного, ты же всегда знала, что он
женат". Вот здесь она ничего не понимает. И она сказала еще: "Ты бы на
него посмотрела... и на нее..." Но тут я вырвалась и пошла одеваться.
Вот так.
"Коварство и любовь", короче. Пэтэушный вариант.
ИЗ ДНЕВНИКА ЛЕТОВА
Мы сидели и играли с Годи в шахматы. Вдруг он откинулся на спинку
кресла и закрыл глаза. И стало видно, какой он старый и усталый.
Мне было не ясно - то ли он просто отдыхает, то ли вновь впал в
медитативное состояние, посещая духом иные миры. Кто его знает. Я просто
сидел и ждал, хотя меня это и злило. Я всегда нервничаю, когда с ним
играю, ведь выигрывает постоянно он.
Но вот он открыл глаза, провел по лицу ладонью, улыбнулся и сказал:
- Почва изрядно удобрена.
Я, естественно, сразу вспомнил нашу давешнюю беседу и догадался, что
речь опять идет о Вике.
- Павел Игнатьевич, - обратился я к нему раздраженно, - секретничать
считается неприличным даже в обществе нескольких человек, а уж говорить
загадками, находясь с собеседником с глазу на глаз - и вовсе бестактно.
Он откровенно презрительно усмехнулся и ответил:
- Простите юноша, я беседовал сам с собой.
- Бросьте, я же понимаю, о чем идет речь. В прошлый раз вы говорили,
что зерно посажено, теперь, что удобрена почва. Как это - удобрена? Чем?!
- К сожалению, вправе только намекнуть. Чем удобрено? Стечением
обстоятельств, если хотите.
- Да уж, - возмутился я, - намек более чем прозрачный.
- Все, что могу, милейший, - невозмутимо парировал он.
- Скажите хотя бы, это снова имеет отношение к Вике?
- Ну вот, - ответил он, - а прикидывались дурачком. Ладно, хватит.
Вам, между прочим, шах, любезнейший.
И все. Больше я не добился от него ни слова на эту тему. Он
положительно невыносим.
ДНЕВНИК ВИКИ. 16 НОЯБРЯ
Два дня ходила я, как пришибленная. В первый день распечатала
отцовскую бутылку водки-"НЗ" и потихоньку ее вытянула. Я не люблю, когда
мне плохо! Я не умею гордиться тем, что способна переносить боль. Нет, я
хочу избавиться от боли. Я делаю все, чтобы только ее не было.
И к концу дня я сумела захмелеть и отупеть настолько, что
почувствовала себя почти хорошо. В одной комнате у меня орал телевизор, в
другой - магнитофон ("Нау"), а я шарахалась то туда, то сюда, иногда,
приоткрыв дверь балкона, курила, иногда пыталась читать книжку.
Несколько раз звонил телефон, но я не брала трубку. Причем ухитрялась
даже не вздрагивать, не гнать от себя мысль - "это он, это он!..", а
только приподнимала брови и напевала сама себе вслух: "Телефончик звонит,
телефончик..." и продолжала как ни в чем не бывало слоняться по ЭТОЙ
ЧЕРТОВОЙ КВАРТИРЕ.
Правда, в последнее время я, кажется, вошла во вкус половой жизни (ну
и переходики у меня!). Раньше, как в пословице - "аппетит приходил во
время еды", а теперь у меня иногда желание появляется само по себе (без
всяких причин или с причинами). А ведь только с одним человеком
ассоциируется у меня это чувство. Оно-то и выводило меня все-таки из
равновесия эти два дня. А еще - мысль о задержке месячных. Похоже, я
залетела. А ему об этом сказать не успела. Не для того, чтобы разжалобить,
а для того, чтобы он помог мне куда-то пойти, обратиться к какому-то
врачу... Он все-таки старше и опытнее меня. А теперь придется все самой. Я
как-то растерялась. И страшно немного. И не дай бог затянуть: надо, чтобы
ничего не узнала мама...
Я и сейчас ему ничего не сказала.
Да, сейчас он тут, рядом со мной, спит как младенец. Никаких
угрызений совести. Класс! А я вот все не могу заснуть. И пишу.
Вообще, почему я пишу? Зачем я веду этот дневник? Стало уже
привычкой. Даже необходимостью. Наверное, так мне проще понять, что со
мной происходит. Пока я пишу, все раскладывается по полочкам.
И вот сейчас я подробно изложу, как он снова оказался со мной. И
пойму наконец, рада я этому или нет.
Так вот. Брожу я так, мешком пустым стукнутая, из комнаты в комнату,
подвывая то магнитофону, то телевизору, как вдруг - звонок в дверь.
Подошла, открыла. Здрас-сьте! Он. "Как живой". "Его превосходительство
любил домашних птиц...".
- А-а-а, - говорю я, - заходите, заходите, Виктор Алексеевич, милости
просим. Чем обязаны?
Я думала, он скажет что-нибудь типа "не паясничай..." Или сходу
начнет наезжать на меня: "С кем ты целовалась?.." (Я всегда чувствовала,
что он очень ревнивый.) Но вместо этого он сказал:
- Прости меня.
Я слегка опешила, хотя сразу не остыла, конечно, и решила: "Сейчас он
продолжит: "Я все тебе объясню...", а я тогда отвечу: "Ничего мне
объяснять не надо...". Но и этого ничего не случилось. Он снова повторил:
- Прости.
И мы стояли, молча глядя друг на друга, а потом он повернулся и пошел
вниз по лестнице. И тогда я позвала его:
- Постой.
...Короче, вечером после этой дурацкой сцены в театре у него
состоялся очень крутой разговор с женой. Как я поняла, никогда раньше у
них не было такой серьезной ссоры. В театре она видела, что девушка (я, то
бишь) устраивает демонстрацию с поцелуем специально для ее мужа и дома
спросила скорее шутливо, чем ревниво: "Что это за девица рисовалась перед
тобой?" Он мог наврать с три короба. В конце концов, любая женщина склонна
в подобной ситуации позволить обмануть себя - во имя сохранения мира и
уюта. Но он не поддержал этого стремления. Он выложил ей все как есть. Не
знаю, чего он этим добивался. Если хотел совесть свою очистить, то после
этого он должен был вымаливать у нее прощение. А вместо того - собрался и
ушел.
Прошлую ночь он провел у товарища - в кухне на раскладушке. Ко мне не
пошел из гордости, хотя и знал, что я все еще одна. А сегодня все-таки
явился.
Может быть, он всерьез собрался уйти от нее? Тоже что-то непохоже. Во
всяком случае, он никаких намеков на это не делает. К тому же я ведь уже
знаю историю с его дочерью. Он не только любит ее, но еще и чувствует себя
в какой-то мере виноватым в ее болезни (наследственность), и вряд ли у
него хватит сил бросить ее. А если хватит, буду ли я рада такой его
способности? И станет ли он счастливым? Или он хочет часть груза
переложить на меня? Выдержу ли я? Останется ли он прежним, не будет ли в
своем поступке винить меня - осознанно или неосознанно. Буду ли я
продолжать любить человека вечно, мучимого угрызениями совести? А вдруг он
не сумеет сделать выбор и будет бегать туда-сюда? Короче, вопрос цепляется
за вопрос. А есть ведь еще и чисто бытовые проблемы. Где жить? На что? Как
ко всему этому отнесется мама? Вопросы не дают мне уснуть. А вот он... Это
называется, "забылся сном праведника".
Но объясниться нам все-таки пришлось. Не могла я просто так забыть,
как он мне врал.
- А как я должен был себя вести? - восклицал он риторически. - Что
касается моего вранья, то я просто не хотел тебя расстраивать. Перед
"отъездом в командировку" я пообещал ей этот поход в театр, и билеты были
уже куплены...
- Ладно, но ты... Ты говорил мне, что у вас с ней нет ничего общего,
а я видела...
- Если я играю роль мужа, я должен играть ее до конца. А что я при
этом чувствую, это никого не касается...
- Это подло.
- Но так ей лучше. К тому же кто, если не я, выслушает ее? Кто хотя
бы сводит в театр или в кино? Кто? Передо мной она ни в чем не виновата...
- А это подло по отношению ко мне. Зачем же тогда тебе я? Зачем все
это?..
- Затем, что мне-то, мне хорошо только с тобой...
- А как быть мне? Об этом ты подумал?
После паузы Виктор ответил, понизив голос:
- Брось меня. Скажи, что не хочешь меня видеть. Мне будет больно, но
я пойму тебя. Зачем тебе все эти сложности? Только сделай это САМА. А я
отвечаю за себя, только за себя. В этом деле.
- Каждый за себя?
- В этом деле, - повторил он.
- И тогда ты вернешься к ней?
- Не знаю. Возможно. Только ведь если мне и раньше было тяжело, то
теперь, когда она все знает, будет вдвойне.
- Значит, ты ушел совсем?
- Тоже не знаю. Я хотел бы ответить тебе утвердительно, но для этого
я должен быть уверен в себе. А я не уверен. Представь, каково это будет,
если ты изо дня в день будешь ощущать, что я мучаюсь сознанием вины. И ты
будешь тоже считать себя в какой-то степени виноватой в этом...
- Так будет?
- Да не знаю я, не знаю...
- И как же ты хочешь жить дальше?
- Не задумываясь о будущем. У меня есть сегодняшний день. Ты со мной.
Женька (так зовут его дочь) еще ничего не знает. Ты и она - люди, которых
я люблю больше всего на свете. И сегодня с вами все в порядке. Значит,
сегодняшний день может быть счастливым.
- А завтрашний?
- Думать о нем нет смысла. Все равно я ничего не придумаю.
- Выходит, как страус - головой в песок?
- Выходит. Но другого пути я не вижу.
- А как же она?..
- Моя жена? Да, мысль о том, как больно я сделал ей - мучает. Но -
