взять ее себе, но боюсь, что не рискну. Мне надоела ваша подружка Альбина -
она обливает меня слезами и соплями, ну сколько можно! Пришлось даже
показать ей сегодня приговор по ее супругу - по крайней мере она не выйдет
из комнаты.
- Ой! - сказала Лидочка. - Как вы смели так сделать?
- Не жалейте ее, она слабый человечек, и у нее не было выхода. Она была
обречена с самого начала. Выход, который я ей предложил, - наилучший. Я
освободил ее от мужа, от чувства вины перед ним. Она боялась, что я сдержу
свое слово и освобожу ее мужа, больше всего остального. Потому что ее муж
по правилам игры, в которую она играла, должен задушить ее, как изменницу.
А она очень хотела жить. Теперь же она порыдает еще недельку и найдет себе
нового мужчину и новую жизнь. Я к ней замечательно отношусь и надеюсь, что
именно так и случится. Если правда... - Тут Алмазов сделал долгую паузу и
совершенно неожиданно закончил фразу так: - Если вы, конечно, не потопите
ее как члена вашей контрреволюционной группы.
- Как так? - не понял Александрийский.
- Иваницкая, - обратился Алмазов к Лидочке,- скажи, деточка, как к тебе
попал мой револьвер? Мой револьвер?
Лидочка ожидала такого удара. Несмотря на болезнь, на истеричное
состояние, она поняла, что именно в револьвере и заключается главнейшая
угроза. Это вооруженный заговор, это кража оружия... Лида в панике
обернулась к профессору. Неужели они сделали тут обыск или запугали
профессора?
- Не смотрите, не смотрите, - усмехнулся Алмазов. - Подсказки не будет.
Где револьвер?
- Какой револьвер? - спросила Лидочка, стараясь выглядеть невинно
оскробленной.
- Послушайте, граждане, - сказал Алмазов. - То, что сейчас происходит, -
часть неофициальная, так сказать, дивертисмент. По сравнению с тем, в чем я
вас подозреваю и буду обвинять, - это пустяк. Но я хотел бы, чтобы вы
поняли всю важность этого пустяка для вас лично. Для вас обоих. Альбиночка
рассказала мне, что вы, будучи у меня в комнате, куда были ею приглашены,
увидели кобуру с револьвером, которую я легкомысленно, скажем как последний
дурак, оставил висеть на стуле. Несмотря на просьбы и мольбы Альбиночки,
которая боялась, что подозрение падет на нее, вы взяли этот револьвер, а я,
виноват, не спохватился до сегодняшней ночи. Должен отдать вам должное - вы
не производите впечатления преступницы, хотя я отлично знаю, что это совсем
не аргумент в юриспруденции.
Алмазов замолчал и задумчиво почесал ровный пробор, словно исчерпал
известные ему слова и теперь вынужден искать новые.
"Господи, маленькая мерзавочка! - думала Лида. - Зачем же ей было
обвинять меня - единственного человека, которому она сама верила... а
верила ли? Я же вчера ее перепугала, потому что не вернула оружие. И она
поняла, что ей предстоит допрос, - и Алмазов, конечно же, доберется до
правды... и тогда она придумала почти правду, в надежде, что он поверит...
и чего же я сержусь на это существо? За что? Что она могла сделать?.."
- Вы не хотите мне отвечать, - вздохнул Алмазов. - И не надо. Считайте,
что все обошлось, я вам поверил и сам решил нести ответственность за потерю
именного оружия. Ради ваших прекрасных глаз я готов пойти на плаху.
Верьте... а я вам расскажу другое. И может быть, вы умеете складывать два и
два - и когда сложите, сообразите, что вам делать дальше. Только не
вздыхайте и не делайте вид, что вам плохо. Вы меня внимательно слушаете?
Алмазов говорил с легким южным акцентом - нет, не одесским, а скорее
ставропольским или ростовским.
Конечно же, он не из Москвы, думала Лидочка, он приехал, чтобы
завоевывать мир, - он Растаньяк, он покровительствует актерам или актрисам.
Лидочка поглядела на профессора, тот сидел, прикрыв веками глаза, лишь
пальцы, лежавшие на пледе, порой оживали и вздрагивали.
- Я буду предельно откровенен. Я приехал сюда для переговоров деликатного
свойства с доктором Шавло, Матвеем Ипполитовичем. Суть этого разговора -
обороноспособность нашей социалистической родины. Матвей Ипполитович был
готов приложить свои усилия для того, чтобы Советский Союз вышел вперед в
развитии особенной бомбы. Я думаю, вам, Павел Андреевич, нет нужды это
0бъяснять.
- Такую бомбу сделать нельзя, - сказал Александрийский, не открывая глаз.
- Это вздор, авантюра... вы лучше бы посоветовались с серьезными учеными.
- Так, значит, Шавло беседовал с вами об этом?
- А разве я спорю с этим заявлением? Он говорил, и я осмеял его.
- Я спрошу об этом его самого.
- Спросите.
Алмазов шагал по комнате - у него были замечательно начищенные сапоги,
сверкающие сапоги - и вдруг Лидочка поняла, что сапоги ему чистит Альбина.
Ночью он спит - большой, мускулистый, крепкий, громко храпящий... а она
чистит сапоги.
- В отличие от вас у меня такое мнение, - сказал Алмазов, - что любое
оружие, которое может принести нам пользу, нужно испытать. Любое! И мы
знаем о том, что среди ученых еще есть некоторые сторонники реставрации
монархии и скрытые реакционеры. А также прямые враги!
- У нас все есть, и троцкисты тоже, - сказал Александрийский, и Лидочка
вдруг поняла, зачем он это сделал, - он хотел знать, была ли Полина
подослана Алмазовым или ее появление в жизни Мати - просто несчастливое
совпадение.
- И троцкисты, - согласился с некоторым удивлением Алмазов. - И эсеры.
Всякой нечисти хватает.
Нет, не среагировал.
Алмазов остановился посреди комнаты. Лидочке показалось, что он любуется
своим отражением в сапогах. Он несколько раз качнулся с носков на пятки и
обратно.
- В разгар переговоров товарищ Шавло, честный ученый и коммунист, исчез.
Вот так...
Алмазов хотел, чтобы его голос прозвучал тревожно, но он был плохим
актером.
- А что за спектакль вы устроили? - спросил профессор. - Зачем вы
вытащили из постели больную женщину?
- Потому что вы с ней подозреваетесь в похищении или убийстве Шавло.
- Этого еще не хватало!
- Все следы ведут к вам, - сказал Алмазов. - Я уж не говорю о похищении
револьвера.
Лидочка кинула взгляд на профессора. Может быть, он вернет Алмазову этот
проклятый револьвер?
И тут же спохватилась, даже отвернулась к стене, чтобы Алмазов случайно
не прочел ее мысль - признаться в обладании револьвером для профессора было
все равно что признаться в заговоре - Алмазову только этого и надо:
револьвер утащила диверсантка Иваницкая, а нашелся он у вредителя
Александрийского. Обоих к стенке!
- Вчера вечером Матвей Ипполитович сам сказал мне, что вы его преследуете
клеветническими обвинениями, - продолжал Алмазов, не дождавшись признания.
- Какими?
- Вот это вы мне и скажете!
С трудом, опираясь на ручку кресла, Александрийский поднялся.
- А с чего вы решили, милостивый государь, - спросил он, - что доктор
Шавло убит? Да еще нами?
- Потому что никто, кроме вас, в этом не занитересован.
- Ваш Шавло уже добежал до Москвы, - сказал Александрийский.
- Почему вы решили, что Шавло убежал? - Алмазов был искренне удивлен.
- Потому что он убил Полину, - сказал Александрийский.
Лидочка не думала, что профессор способен на такое. Ведь это донос!
Неужели его желание обезвредить Матю столь велико, что он предпочел забыть
о чести?
- Какую еще Полину? - поморщился Алмазов. - Она же уехала. Я сам читал ее
записку.
- И проверили ее почерк?
- Зачем?
- Это почерк Шавло, - сказала Лидочка, чтобы тоже участвовать в раскрытии
- и хоть фигуры в этой комнате играли непривычные для классического
детектива роли, все же шло раскрытие преступления - как у Конан Дойля.
- Зачем Шавло убывать какую-то официантку?
- Вы знаете, зачем. Она его шантажировала.
- Доказательства! - У Алмазова дрогнули уши.
- Пускай он сам все это расскажет, - вздохнул Александрийский. - Я
искренне сожалею, что мне пришлось принять в этом участие.
- Я знаю доказательства, - сказала Лида.
- Выкладывайте.
- Я знаю, где он спрятал Полину.
- Вот это уже становятся интересным. Где же?
- Сначала он спрятал ее в моей комнате.
- Не сходите с ума.
- Потом в погребе... по дороге к тригонометрическому знаку.
- Что вы несете?
- Я ее там нашла.
- Как?
- Потому что у него ботинки были в желтой глине.
- Как у вас?
- У меня? Когда?
- Вы вчера пришли вся промокшая на маскарада ноги в желтой глине!
- Да. Я лазила в погреб, там был труп Полины. Потом он его унес.
- Куда?
- В пруд.
- В пруд? Мне что, бригаду водолазов надо вызывать, чтобы проверить ваши
глупости?
- А я вам покажу труп!
- Лида! - крикнул Александрийский.
- Да, я покажу, куда он ее спрятал. А потом у него не выдержали нервы, и
он убежал.
- А револьвер?
- Не брала я ваш револьвер! Неужели вы верите, что я пришла к вам в
комнату и угрожала Альбине? Вы сами в это верите?
- Я верю во что угодно. Пошли!
- Сейчас?
- А почему мы должны терять время? Немедленно.
Алмазов шагнул к двери, толчком открыл ее - президент отпрыгнул в
сторону, Лариса Михайловна стояла поодаль.
- Быстро, - приказал Алмазов президенту. - Любое теплое пальто! Я там
видел на одной гражданке бурки - она в библиотеке сидит. На полчаса. От
моего имени - а она пускай почитает газеты, очень полезно.
Президента как ветром сдуло.
- Вы намерены идти на улицу? - спросила Лариса Михайловна.
- А вы тоже бегите, одевайтесь, вы нам можете понадобиться. Быстро. Ну
вот, - Алмазов улыбнулся, - бегать они уже научились - все-таки пятнадцать
лет дрессировки.
- Почти все дрессировщики плохо кончают, - сказал профессор.
- Помолчите, пророк! - отмахнулся Алмазов. - А вы, Иваницкая, расскажите,
как вы узнали о смерти Полины.
Прежде чем Лида успела уложиться со своим рассказом, прибежал президент с
лисьей шубой и бурками - такой шубы Лида раньше даже не видела. Затем
вернулась Лариса Михайловна. Чтобы не привлекать внимания, Алмазов велел
президенту открыть заднюю дверь. Но их все равно увидели, к окнам
приклеились десятки лиц. Среди них наверняка и владелица шубы.
Бедненькая, что у нее в душе творится!
Вся группа остановилась возле погреба, С утра дождь перестал, хотя было
по-прежнему пасмурно и дул ветер. В блине желтой глины, хоть и оплывшие,
сохранились углубления - следы. Конечно, теперь не догадаешься чьи.
Алмазов сам залезал в погреб, потом гонял президента за переносным
фонарем. Лидочка впервые увидела погреб при овете. В грязной стоячей воде
утонул широкий, разношенный туфель Полины. Алмазов велел Ванечке нести
туфель с собой, и тот нес его брезгливо, обернув каблук в сомнительной
свежести носовой платок. Потом Ванечка вытащил баул, наполовину наполненный
мокрой одеждой. Лидочку знобило, но было терпимо, только хотелось
отдохнуть.
Процессия спустилась к пруду.
- Вот здесь он ее нес, - сказала Лидочка.
Алмазову не надо было показывать на желтое пятно на дорожке.
- И где же труп? - спросил Алмазов, когда они дошли до берега пруда.
Здесь он задавал вопросы, и все беспрекословно подчинялись. Даже
Александрийский, который шел, опираясь на руку Ларисы Михайловны. Когда
останавливались, она мерила ему пульс и один раз дала пилюлю.
- Да перестаньте с ним нянчиться! - вырвалось у Алмазова, - он здоровей
нас с вами.
- К сожалению, даже вы никогда не сможете убедить меня или другого
честного врача в состоянии сердца Павла Андреевича, - сказала отважная
Лариса Михайловна. Алмазов усмехнулся.
На плотине Алмазов вышел вперед - он был как пес, почуявший дичь, - он
махнул рукой, приказывая остальным отстать.
- Здесь, - сказал он вдруг, отыскав глазами Лидочку. Он как бы назначил
ее помощником по следствию.
Лидочка молча кивнула.
- Значит, он приволок ее сюда... - Алмазов велел всем оставаться на
месте, и сам вышел на плотину, глядя по сторонам, - вот он присел - еще
одна царапина на земле - еще желтое пятно... Алмазов пошел быстрее, как по
следу, потом остановился... Он уже был совсем близок к колодцу, в который
со всех сторон круговым водопадиком стекала вода.
Две утки, что остались зимовать на пруду, подплыли к Алмазову, уверенные,
