что он принес им гостинец.
- Здесь, - сказал Алмазов, показав на пруд. - Надо пройти сетью. Филиппов
- на полусогнутых - быстро! За сетью!
- Почему здесь? - спросила Лида.
С ней Алмазов был согласен разговаривать.
- Видишь, какие глубокие следы, их даже размыть не смогло. Он сюда ее
тащил, вон трава как смята - это же элементарно.
- Нет, - сказал Ванечка-аспирант, - тут мелко.
- Зачем же ему было тащить труп сюда, - сказала Лида, - если у ближнего
берега глубже?
- Справедливо, - сказал Алмазов.
- Мне бежать или погодить? - спросил Филиппов.
- Погоди.
Алмазов метался по берегу, как собака, потерявшая след. Он понимал, что
решение близко, что надо сделать еще усилие...
- Стоп! - закричал он радостно. Так, наверное, кричал Ньютон в яблоневом
саду. - Ну и дурачье! Ведь никогда бы не нашли! Филиппов - нужны две доски
покрепче. Две, понял?
- А там есть, - сказала Лидочка, - вон плавает.
- Отставить две доски! Одну доску и крючья - крепкие крючьи.
- С какой целью, товарищ Алмазов?
- С целью вытащить труп из этого колодца. И учти, что труп может лежать
довольно глубоко. Если крючьев не найдешь, будь готов, что тебя опустят в
колодец на веревке. Понял?
Президент съежился, представив себе, что будет, если его опустят в
колодец. И побежал.
- И он послушно в путь потек, - сказал вдруг Алмазов, - и утром
возвратился с ядом.
Президента не было долго - минут двадцать. Все замерзли, кроме Лидочки, у
которой была замечательная лисья шубка. Алмазов не спеша осматривал
местность, порой нагибался, искал в мокрых листьях...
- Дурак, - сказал он вдруг. - Дурак, если решил ее убить. Мы бы ему все
простили... за бомбу. Любую биографию бы ему сделали. Вы мне верите,
профессор?
- Верю, - сказал Александрийский. - Но и для вас есть пределы, за которые
вы не станете заходить. Зачем вам рисковать ради абстрактной бомбы
собственной жизнью?
- Что меня могло остановить? Поезд Троцкого? Он бы еще глубже сидел на
крючке.
- До поры до времени, - туманно ответил профессор.
Издали Лидочка увидела женскую фигурку, что приближалась от купальни. По
черной каракулевой шубке и шляпке с узкими полями Лидочка узнала Альбину.
Альбина вроде бы гуляла, никуда не спешила. Лидочка несколько раз
поглядывала в ее направлении, прежде чем Альбина вышла на плотину.
- А что вы делаете? - спросила она рассеянно.
Будто бы они собирали землянику, и она знала это, но из вежливости
спросила, не малину ли они собирают,
- Сейчас труп будем вытаскивать, - сказал Алмазов. - А ты зачем выбралась
из дома?
- Погулять. - сказала она. - Мне надо гулять, я совсем скисла без свежего
воздуха.
Лидочка не сердилась на Альбину - она чувствовала вину перед ней.
- А вот Лидия отрицает похищение моего личного оружия, - сказал Алмазов.
- Отрицает? - удивилась Альбина. - Значит, она права.
- Ты мне ваньку не валяй, - рассердился Алмазов, - а то сейчас в пруду
искупаешься.
- Смешно, - сказала Альбина, но не засмеялась.
Алмазов хотел еще что-то сказать, но тут увидел бегущего с горы
президента, а с ним двух мужчин - шофера и директора санатория - без
крючьев, но с веревками. И об Альбине забыл.
Когда для совершения действия, требующего участия двух-трех человек,
собирается полдюжины, они неизбежно начинают мешать друг другу, возникает
излишняя суматоха, поднимается крик, и работа исполняется куда медленнее,
чем хотелось бы ее руководителю.
Пока стоял крик, все махали руками и поочередно проваливались в тину.
Александрийский отошел в сторону и поманил Лидочку.
- Вы плохо себя чувствуете? - спросила Лида, увидев, насколько бледен
профессор. Видно, ее возглас долетел до докторши - та мгновенно оказалась
рядом.
- Я вам помогу дойти до санатория, - сказала Лариса Михайловна. - Это
безумие с вашей болезнью здесь находиться.
- Не беспокойтесь, я себя отлично чувствую, - ответил профессор сварливым
голосом. И отвернулся от доброй Ларисы Михайловны.
Подчиняясь мановению его руки, Лидочка приблизилась к Александрийскому.
- Мне так страшно, - сказала Лидочка.
- Не это сейчас главное, - отмахнулся профессор. - Главное - ни за что,
никогда, даже во сне не признавайтесь, что вы прикасались к револьверу
Алмазова.
- Я понимаю.
- Дело не во мне, не в справедливости, не в законе - даже если вы
останетесь живы, он найдет способ отправить вас на всю жизнь за решетку.
Единственная надежда - полное незнание!
- Дайте его мне, и я незаметно подкину его Алмазову.
- Глупости!
- Я потеряю его в парке.
- Ты! Его! Не видела! Никогда в жизни! - последние слова прозвучали так
громко, что Лидочка обернулась, опасаясь, что Алмазов услышал.
Но тот был занят.
Суматоха завершилась тем, что с берега к колодцу были положены доски и в
колодец спустили веревку с толстым, взятым из весовой, крюком на конце.
Нагнувшийся над люком директор водил веревкой, стараясь зацепить то, что
лежало глубоко в колодце. Это ему не удавалось, и его сменил Ванюша. Вскоре
раздался его торжествующий крик, веревка натянулась - все стали тянуть ее.
Президент Филиппов завопил:
- Идет, идет, приближается!
Лидочка зажмурилась - она подумала, что не вынесет нового лицезрения
несчастной Полины.
Крики стихли. Затем послышались удивленные возгласы.
- Это еще кто? - спросил Филиппов.
- Не узнал, что ли? - сказал Алмазов.
- Да разве узнаешь...
Лидочка открыла глаза,
Президент и Ванюша уже вытащили и волокли по воде к берегу тело Матвея
Шавло, доктора физических наук, любимого ученика Энрико Ферми, снабженное
широкой соломенной маскарадной бородой, а потому не сразу узнанное.
Его волокли к берегу, и все молчали, потому что первым должен был
заговорить Алмазов. Но Алмазов тоже молчал.
"Нет! - чуть не закричала Лидочка. - Этого не может быть! Там должна
лежать Полина, и мне ее не жалко. А Матю мне жалко!"
Доска от многих подошв стала осклизлой, шаталась и сбросила на полпути
людей - с шумом, плеском и ругательствами они свалились по колени, а то и
глубже в тину, труп медленно поплыл в глубину, и Алмазов завопил, чтобы его
не упустили. Лидочка не стала смотреть, как ловят Матю, - она все равно еще
не верила в то, что видит Матю, а не какую-то куклу, нарочно
загримированную под него.
Альбина стояла неподалеку, но смотрела в другую сторону, на средний пруд,
на купальню, будто гуляла по пустому парку.
Лиде был виден и Александрийский. Он глядел на то, что происходило у
колодца. И вдруг пошатнулся.
Ладонь его поднялась, легла на сердце - будто его ударили в сердце.
Лидочка обернулась - что он увидел?
Матя лежал на берегу - только ноги в воде.
А на доске, что соединяла колодец с берегом, остался человек - это был
санаторский шофер. Он стоял на коленях, наклонившись вперед и погрузив в
пруд руку. Почти по плечо, даже не засучив рукава.
- Эй, начальник! - крикнул он. - Гляди, что я нашел!
Он выпрямился, все еще стоя на коленях, и показал Алмазову то, что поднял
со дна пруда, - что-то черное, блестящее... револьвер!
Алмазов сделал два шага к воде, протянул руку и принял револьвер. Потом
отыскал глазами Альбину, стоявшую неподалеку и равнодушно глядевшую на тело
Мати Шавло:
- Вытри, - сказал он ей, - У тебя платок есть?
Альбина подошла к револьверу, приняла его из руки Алмазова.
- Можно я вытру? - спросил президент. - У меня платок чистый.
- Она это лучше сделает, - сказал Алмазов.
Лидочка поняла, что он не хочет, чтобы президент или кто еще из
посторонних увидел, что это его репольвер.
Сам же Алмазов присел на корточки, повернул голову Мати, и Лидочка
увидела за ухом в щетине коротких волос черную дырочку. Туда ударила пуля,
она разбила кость и убила человека. А потом его притащили сюда и кинули в
колодец...
Все, что она наблюдала с того момента, как из колодца вытащили мертвого
Матю, было кошмаром, которому нелья верить, ни в коем случае нельзя, потому
что сейчас Матя поднимется и скажет:
- Ну как, славно я пошутил? У нас в Риме и получше шутки выделывали, - и
засмеется.
Лидочка старалась поймать взгляд Александрийского, но тот был погружен в
свои мысли. Он неотрывно смотрел на длинное и какое-то очень плоское тело
Мати, ступнями оставшееся в воде - так что из волы торчали лишь наглые и
уверенные в себе носки иностранных ботинок на каучуковой подошве, как
автомобильная шина. Легче было смотреть на ботинки - а на лицо смотреть
было невозможно. Потому что лицо было совершенно мертвым и не имело
отношения к Мате, а было лицом трупа Матвея Ипполитовича Шавло.
Вытащив из кармана Мати бумажник, Алмазов отошел повыше, к скамейке.
- А вы садитесь, - сказал он неожиданно. Его слова относились к
профессору и к Лидочке. - Вы у меня больные, немощные, в ногах правды нет.
Садитесь, садитесь...
И что удивительно - Александрийский и Лидочка, как бы находившиеся по
иную сторону стекла, нежели остальные, пошли к лавочке, и Лидочка была
рада, что сможет сесть, - ее только беспокоило, что лавочка мокрая, а лисья
шуба чужая, но ведь если Алмазов приказывает, это как бы приказ
правительства, И нельзя ослушаться.
Дождавшись, пока они уселись, Алмазов встал чуть в стороне от скамейки,
так что теперь он образовывал собой вершину правильного треугольника; двумя
другими вершинами были скамейка с обвиняемыми - Лидочка уже поняла, что
именно такая роль отводится ей и профессору, - и тело Мати.
Остальные были публикой, зрителями, и потому они образовали небольшую
стенку напротив Алмазова.
Алмазов оглядел стенку, и она ему не понравилась.
- Ванечка, - сказал он, - отведи пока мужиков к купальне. И там с ними
останься. Тебя, Филиппов, это тоже касается.
После ухода лишних свидетелей в зрительном зале остались лишь Лариса
Михайловна и несколько в стороне - Альбина, которая осторожно и тщательно
протирала своим широким шерстяным шарфом мокрый грязный револьвер с
дарственной табличкой Дзержинского.
- А теперь можно поговорить по существу, - сказал Алмазов, начиная
процесс. - Вы будете сознаваться или будете упорствовать?
Ответа не последовало.
- Положение изменилось, - сказал Алмазов. Он поглядел на свои сапоги и не
смог скрыть огорчения.
Лидочка поняла почему - на носках были пятна грязи. Алмазов кинул взгляд
на Альбину, потом на подсудимых - и поборол желание приказать ей вылизать
сапоги до полного блеска.
- Положение изменилось, - теперь Алмазов нахмурился. Он сознавал
серьезность момента. - Час назад я излагал вам, граждане, мои теоретические
соображения. Теперь же перед нами есть вещественное доказательство - труп
молодого ученого, который стремился быть полезным для нашей родины.
Ученого, убитого вами. Вам понятно?
Так как вопрос был обращен к Лидочке, она не удержалась от ответа:
- Как же так, - сказала она, здесь же Полина должна быть.
- Как видите, вам не удалось запутать следствие и сбить его с правильного
пути, придумав какую-то мифическую Полину. Как я и предвидел с самого
начала - перед нами Матвей Шавло. Что вы на это скажете?
- Честное слово, я ничего не понимаю, - сказала Лидочка.
- А вы?
- Я тоже не понимаю, - сказал профессор.
- Хотите, я расскажу вам, как было совершено преступление, - спросил
Алмазов.
Никто ему не ответил. Тогда он продолжал:
- Я не знаю точно, когда было замыслено это страшное преступление, -
Алмазов словно репетировал свой выход в роли общественного обвинителя. - Но
мы можем отсчитывать его мгновения с того момента, когда, зная о слабости и
душевном состоянии находящейся здесь Альбины, гражданка Иваницкая проникла
ко мне в комнату и похитила оружие для выполнения террористического акта.
Лариса Михайловна непроизвольно сделала шаг к Альбине, как бы желая
убедиться, что ей говорят правду.
Алмазов остановил ее коротким рубящим жестом и продолжал:
- Когда все было подготовлено, Иваницкая, пользуясь своей красотой,
выманила товарища Шавло в темный парк, к погребу и там, выстрелив из
