Валя тоже не глядела в мою сторону. Неужели она обиделась на то, что
я не пошел с ней в кино? Странно. Но, наверное, объяснимо. Я почему-то
чувствовал себя мудрым и старым человеком. Как белая ворона среди
воробьиной молоди. В конце концов, что я здесь делаю?
Я не доел компота, встал, вышел из-за стола. Тренер сидел на веранде
с бухгалтером и рассматривал какие-то ведомости.
- Ага, вот и ты.
Он с видимым облегчением отодвинул в сторону бумаги и поднялся.
Отошел со мной к клумбе, в тень. Его жена прошлепала мимо, ведя за руку
сына. Посмотрела на меня укоризненно. Словно я был собутыльником ее
супруга.
- Я сейчас, кисочка, - сказал ей Андрей Захарович.
- Я тебя и не звала.
Тренер обернулся ко мне.
- Были возражения, - вздохнул он. - Были сильные возражения.
Понимаешь, Коленкин, спорт - это зрелище. Почти искусство. Балет. И они
говорят: ну что, если на сцену Большого театра выйдет такой, как ты? Ты не
обижайся, я не свои слова говорю. Зрители будут смеяться. Ну, тогда я по
ним главным аргументом. А знаете ли, что нам угрожает переход во вторую
группу? Последний круг остался. Знаете же, говорю, положение. Ну, они,
конечно, начали о том, что тренера тоже можно сменить, незаменимых у нас
нет, и так далее. Я тогда и поставил вопрос ребром. Если, говорю, отнимете
у меня Коленкина по непонятным соображениям, уйду. И команда тоже уйдет.
Во вторую группу. Как хотите. Они туда-сюда. Деваться некуда.
Из столовой вышли девушки. Валя посмотрела на меня равнодушно. Тамара
шепнула ей что-то на ухо. Засмеялись. Солнце обжигало мне ноги. Я отошел
поглубже в тень.
- Я бы с кем другим не стал так говорить, - продолжал тренер,
запустив пальцы в курчавый венчик вокруг лысины, - но ты человек взрослый,
почти мой ровесник. Ты же должен проявить сознательность. Если команда во
вторую группу улетит, все изменится к худшему. Пойми, братишка.
Слово прозвучало льстиво и не совсем искренне.
- Ладно, - сказал я.
Не знаю уж, с чем я соглашался.
- Вот и отлично. Вот и ладушки. А сейчас к нам студенты приедут. На
тренировочную игру. Ты уж не подведи. Выйди. Побегай. А?
- Ладно.
Коля с Толей прошли мимо. Увидев нас, остановились.
- Пошли на речку, - позвали они.
- Пошли, - согласился я, потому что не знал, как прервать беседу с
тренером.
- У меня только плавок нет, - сказал я ребятам, когда мы подходили к
нашему домику. И тут же пожалел. Если бы не сказал, то вспомнил бы уже на
берегу и не надо было бы лезть в воду.
Ведь я все равно не смогу раздеться при них.
Плавки они мне достали. И отступать было поздно. Я последовал за
ребятами к реке и, уже выйдя на берег, понял, что сделал глупость. Вернее,
я понял это раньше, когда спросил про плавки. Но пока не вышел на берег,
на что-то надеялся.
Баскетболисты играли в волейбол. Они были все как на подбор сухие,
загорелые, сильные и очень красивые. Может, потому я сразу вспомнил о
Большом театре. И представил, как я выйду сейчас на берег в одних плавках
и каким белым, голубым, округлым, мягким и уродливым будет мое тело рядом
с их телами. И Валя, тонкая, легкая, стояла на самом берегу, у воды, и
глядела на меня.
- Пошли в кусты, переоденемся, - предложил Толя.
Но я ничем не ответил. И раз уж уходить было нелепо, я сел под куст,
на песок, обхватил руками колени и сделал вид, что смотрю, не могу
оторваться, смотрю, как они играют в волейбол на берегу. И я, конечно, был
смешон - один одетый среди двадцати обнаженных. Особенно в такую жару,
когда окунуться в воду блаженство. Но для меня это блаженство было
заказано.
- Раздевайся, Коленкин! - крикнула мне из реки Тамара.
Я отрицательно покачал головой. Пора было уходить. Но не уйдешь. Все
смотрели на меня.
- Он боится утонуть, - сказала вдруг Валя. - Он гордый отшельник.
Это было предательство. Они смеялись. Беззлобно и просто, как очень
здоровые люди. Но они смеялись надо мной. И у меня не было сил
присоединиться к ним, показать, что я умнее, смеяться вместе с ними. В чем
и было мое единственное спасение. А я встал и ушел. И видел себя, каким я
кажусь им со спины, - маленьким, сутулым и нелепым. А они смеялись мне
вслед, и я отлично различал смех Валентины.
А вечером к нам приехали студенты. Они приехали тогда, когда я уже
собрал свой чемоданчик, спрятал его под койку, чтобы раньше времени не
поднимать шума. Тренер обойдется без меня. И если команда даже вылетит во
вторую группу - кто-то же должен вылететь. И у тех, кто вылетел бы вместо
нас, то есть вместо них, тоже есть тренер и тоже есть Иванов, и Коля, и
Толя, и даже доктор.
- Эй! - крикнул с дорожки массажист. - Коленкин! Выходи. Тренер
зовет! Сыграем сейчас.
Он не стал ждать моего ответа. Я хотел было скрыться, но тут же
появились Коля с Толей, стали собираться на игру, и мне, чтобы не казаться
еще смешнее, пришлось собираться вместе с ними. Я старался выглядеть
равнодушным.
- Ты чего убежал? - спросил Коля. - Мы же так.
- Его Валентина задела, - сказал Толя. - Обидно человеку. Ведь каждый
хочет - купается, хочет - не купается. А ты же ржал со всеми. Может, Гера
и в самом деле плавать не умеет. Тогда знаешь, как обидно!
- Правильно, - согласился Коля. - Меня однажды с парашютом прыгнуть
уговаривали, а я жутко испугался.
Хорошие ребята. Утешили меня. Но мне было все равно. Я уже принял
решение. Из меня не получилась созданная в колбе звезда мирового
баскетбола. Доктор был прав. Мне лучше заниматься ходьбой. От дома до
станции метро.
Но на площадку я вышел. Не было предлога отказаться.
Студенты уже разминались под кольцом, мое появление вызвало
спонтанное веселье. Вроде бы ко мне никто не обращался. Вроде бы они
разговаривали между собой.
- Плохо у них с нападением.
- Наверное, долго искали.
- Алло! Мы ищем таланты!
- Он два месяца в году работает. Остальное время на пенсии.
Тренер студентов, высокий, жилистый, видно, бывший баскетболист,
прикрикнул на них:
- Разговорчики!
- Не обращай внимания, - посоветовал мне, выбегая на площадку с мячом
и выбивая им пулеметную дробь по земле, Иванов. - Они тебя еще в игре
увидят.
А я понимал, что и это обман. В игре они меня не увидят. Потому что
играть нельзя научиться в два дня, даже если у тебя лучше, чем у них,
устроены нервные связи. И учиться поздно.
Это была моя первая игра. Тренер сказал:
- Пойдешь, Коленкин, в стартовой пятерке. Главное - пускай они на
тебя фолят. Штрафные ты положишь. И не очень бегай. Не уставай. Я тебя
скоро подменю.
Напротив меня стоял верзила с черными усиками. Ему было весело.
Свисток. Мяч взлетел над площадкой. Ах ты, верзила! Смеешься? Я был зол. Я
побежал к мячу. Именно этого делать мне не следовало. Потому что за
какую-то долю секунды до этого Иванов кинул мяч в мою сторону. Вернее,
туда, где меня уже не было. И верзила перехватил мяч. Я суетливо побежал
за ним к нашему кольцу и попытался преградить дорогу верзиле. Тот
незаметно, но больно задел меня коленом, и я охнул и остановился.
- Ну чего же ты! - успел крикнуть мне Иванов.
Верзила подпрыгнул и аккуратно положил мяч в кольцо. Обернулся ко
мне, улыбаясь во весь рот. У меня болело ушибленное бедро.
- К центру! - кинул мне на бегу Иванов.
Коля вбросил мяч. Я побежал к центру, и расстояние до чужого кольца
показалось неимоверно длинным. Было жарко. Мне казалось, что смеются все.
И свои, и чужие.
- Держи! - крикнул Коля и метнул в меня мяч. Совсем не так, как на
тренировке. Метнул, как пушечное ядро. Как Иванов в тот первый день,
приведший к сегодняшнему позору.
И я не мог отклониться. Я принял мяч на грудь, удержал его и побежал
к кольцу. На пятом или шестом шаге, радуясь, что все-таки смогу
оправдаться в глазах команды, я кинул мяч, и он мягко вошел в кольцо.
Раздался свисток. Я пошел обратно, и тут же меня остановил окрик тренера:
- Ты что делаешь? Ты в ручной мяч играешь?
- Пробежка, - сказал мне судья, смотревший на меня с веселым
недоумением. - Пробежка, - повторил он мягко.
Ну конечно же, пробежка. Как она видна, если смотришь баскетбол по
телевизору! Мяч не засчитан. Надо было уходить с площадки. У меня словно
опустились руки. Правда, я еще минут пять бегал по площадке, суетился,
один раз умудрился даже забросить мяч, но все равно зрелище было жалкое. И
я раскаивался только, что не уехал раньше, сразу после речки.
Андрей Захарович взял тайм-аут. И когда мы подошли к нему, он глядеть
на меня не стал, а сказал только:
- Сергеев, выйдешь вместо Коленкина.
Я отошел в сторону, чтобы не столкнуться с Сергеевым, который
подбежал к остальным.
- Подожди, - бросил в мою сторону Андрей Захарович.
Я уселся на скамью, и запасные тоже на меня не глядели. И я не стал
дожидаться, чем все это кончится. Я прошел за спиной тренера.
- Куда вы? - спросила Валя. - Не надо...
Но я не слышал, что она еще сказала. Не хотел слышать.
Я прошел к себе в комнату, достал из-под кровати чемодан и потом
надел брюки и рубашку поверх формы - переодеваться было некогда, потому
что каждая лишняя минута грозила разговором с тренером. А такого разговора
я вынести был не в силах.
Я задержался в коридоре, выглянул на веранду. Никого. Можно идти. С
площадки доносились резкие голоса. Кто-то захлопал в ладоши.
- Где Коленкин? - услышал я голос тренера.
Голос подстегнул меня, и я, пригибаясь, побежал к воротам.
У ворот меня встретил доктор. Я сделал вид, что не вижу его, но он не
счел нужным поддерживать игру.
- Убегаете? - спросил он. - Я так и предполагал. Только не забудьте -
вам очень полезно обливаться по утрам холодной водой. И пешие прогулки. А
то через пять лет станете развалиной.
Последние слова его и смешок донеслись уже издали. Я спешил к
станции.
В полупустом вагоне электрички я клял себя последними словами. Потная
баскетбольная форма прилипла к телу, и кожа зудела. Зачем я влез в это
дело? Теперь я выгляжу дураком не только перед баскетболистами, но и на
работе. Все Курлов... А при чем здесь Курлов? Он проводил эксперимент.
Нашел послушную морскую свинку и проводил. Я одно знал точно: на работу я
не возвращаюсь. У меня еще десять дней отпуска, и, хоть отпуск этот
получен мною жульническим путем, терять его я не намерен. Правда, я
понимал, что моя решительность вызвана трусостью. С какими глазами я
явлюсь в отдел через три дня после торжественного отбытия на сборы? А
вдруг упрямый Андрей Захарович будет меня разыскивать? Нет, вряд ли после
такого очевидного провала. Уеду-ка я недели на полторы в Ленинград. А там
видно будет.
Так я и сделал. А потом вернулся на работу. Если меня и разыскивал
тренер, то жаловаться на то, что я сбежал со сборов, он не стал. И я его
понимал - тогда вина ложилась и на него. На каком основании он нажимал на
кнопки и выцыганивал меня? Зачем тревожил собственное спортивное
начальство? Итак, меня списали за ненадобностью.
А Курлова я встретил лишь по приезде из Ленинграда. В лифте.
- Я думал, - сообщил он не без ехидства, - что вы уже стали
баскетбольной звездой.
Я не обиделся. Мое баскетбольное прошлое было подернуто туманом
времени. С таким же успехом оно могло мне и присниться.
- Карьера окончена, - сказал я. - А как ваши опыты?
- Движутся помаленьку. Пройдет несколько лет - и всем детям будут
делать нашу прививку. Еще в детском саду.
