обезьянах. Результаты поразительные. Надеюсь, у вас будут не хуже.
- А что с обезьянами? - глупо спросил я, натягивая майку.
- Ничего интересного для профана, - отрезал Курлов. - У них эти связи
функционируют лучше, чем у людей. Тем не менее павиан по кличке Роберт
умудрился попасть грецким орехом в глаз нелюбимому смотрителю на
расстоянии пятидесяти метров.
- Что теперь? - спросил я.
- Теперь - в Лужники, - ответил Курлов. - До темноты осталось три
часа. Два с половиной. Посмотрим, что получилось.
- А уже действует?
- К тому времени, как подъедем, подействует.
В автобусе он вдруг наклонился к моему уху и прошептал:
- Совсем забыл. Никому ни слова. За неофициальный эксперимент с меня
снимут голову и степень. Если бы не данное вам слово, человечество
получило бы этот дар через пять лет.
- Почему через пять?
- Потому что каждый эксперимент надо проверить другим экспериментом.
А тот - следующим. И еще ждать, не получатся ли побочные эффекты.
- А если получатся?
Курлов пожал плечами. Он был великолепен. У него был явный
наполеоновский комплекс. Он подождал, пока автобус остановился, спрыгнул
первым на асфальт, подобрал с земли камешек и запустил им в пролетавшего
мимо шмеля. Шмель упал на траву и обиженно загудел.
- Я вкатил себе эту дозу две недели назад. С тех пор ни разу не
промахивался.
Мы отыскали почти пустую баскетбольную площадку. Один щит был
свободен, у другого двое девчат перебрасывались мячом, словно не решались
закинуть его в корзину.
- Надо раздеваться? - спросил я.
- Зачем? Сначала так попробуем.
Потом я удивлялся, почему за все время пути и в первые минуты на
площадке я почти ни о чем не думал. То есть думал о каких-то глупостях. Во
сколько завтра утром вставать, надо купить хлеба на ужин, погода стоит
хорошая, но может испортиться - вот о чем я думал.
- Ну, - сказал Курлов, доставая из сумки мяч ровно за секунду до
того, как я сообразил, что мяча у нас нет.
Я поглядел на кольцо. Кольцо висело страшно высоко. Оно казалось
маленьким, и попасть в него мячом было совершенно невозможно. Девушки у
второго щита перестали перебрасываться мячом и изумленно глазели на двух
среднего возраста маленьких мужчин, толстого (я) и тонкого (Курлов),
которые явно собирались заняться баскетболом. Девушкам было очень смешно.
- Ну, Коленкин, - произнес торжественно Курлов, - ловите мяч!
Я слишком поздно протянул руки, мяч выскочил из них и покатился по
площадке к девушкам. Я тяжело затрусил за ним. Вид у меня был нелепый, и
мне очень захотелось домой. Я начал себя ненавидеть за бесхарактерность.
Одна из девушек остановила мяч ногой, и он медленно покатился мне
навстречу. Я сказал, не разгибаясь: "Спасибо", но девушки, наверное, не
расслышали. Они смеялись.
- Прекратите смех! - крикнул с той стороны площадки Курлов. - Вы
присутствуете при рождении великого баскетболиста!
Девушки просто зашлись от хохота. Курлов не ощутил веселья в
ситуации. Он крикнул мне:
- Да бросайте в конце концов!
Этот крик заставил меня поступить совсем уж глупо. Я подхватил мяч,
думая, что он легче, чем был на самом деле, и кинул его в сторону кольца.
Мяч описал низкую дугу над площадкой и упал у ног Курлова.
- Ой, я сейчас умру! - выговорила одна из девушек. Ей никогда в жизни
не было так смешно.
- Если вы будете метать мяч от живота, словно обломок скалы, - строго
проговорил Курлов, будто не видел, что я повернулся, чтобы уйти с этой
проклятой площадки, - то вы никогда не попадете в кольцо. Прекратите
истерику и кидайте мяч. И не забудьте, что я вкатил вам весь запас
сыворотки, выработанной в институте за две недели.
Последнюю фразу он произнес шепотом, вкладывая мне в руки мяч.
- Смотрите на кольцо, - сказал он вслух.
Я посмотрел на кольцо.
- Вы хотите попасть в него мячом. Представьте себе, как должен лететь
мяч. Представили? Кидайте!
Я кинул и промахнулся.
Девушки обрадовались еще больше, а я почувствовал вдруг громадное
облегчение. Вся эта сыворотка и весь этот кошмар - лишь сон, шутка,
розыгрыш.
- Еще раз, - ничуть не смутился Курлов. - Уже лучше. И перед тем, как
кинете, взвесьте мяч на ладонях. Это помогает. Вот так.
Он наклонился, подобрал мяч и бросил его в кольцо.
Мяч описал плавную дугу, не задев кольца, вошел в самый центр и мягко
провалился сквозь сетку.
Почему-то это достижение Курлова вызвало новый припадок хохота у
девчат. Но Курлов просто не замечал их присутствия. Он был ученым. Он
ставил эксперимент.
И тогда я снял пиджак, передал его Курлову, взвесил мяч на ладонях,
совершенно отчетливо представил себе, как он полетит, как он упадет в
кольцо, и бросил.
Я никогда в жизни не играл в баскетбол. Я попал мячом точно в центр
кольца. Ничуть не хуже, чем Курлов. Курлов догнал мяч и вернул его мне. Я
вышел на позицию для штрафного удара и закинул мяч оттуда.
Чего-то не хватало. Было слишком тихо. Девушки перестали смеяться.
- Вот так-то, - сказал буднично Курлов и отбросил мне мяч. - А теперь
одной рукой.
Одной рукой бросать было труднее. Но после двух неудачных попыток я
сделал и это.
- А теперь бегите, - приказал Курлов. - Бросайте с ходу.
Бежать не хотелось. Я уже устал. Но Курлова поддержала девушка.
- Попробуйте, - попросила она, - ведь вы же талант.
Я тяжело пробежал несколько шагов с мячом в руке.
- Нет, - возразила девушка, - так не пойдет. Вы же мяча из рук не
выпускаете. Вот так.
И она пробежала передо мной, стуча мячом по земле.
Я попытался подражать ей, но тут же потерял мяч.
- Ничего, - ободрила девушка. - Это вы освоите. Надо будет сбросить
килограммов десять.
Девушка была выше меня на две головы, но я не чувствовал себя
маленьким. Я умел забрасывать мячи в корзину не хуже, чем любой из
чемпионов мира.
Бегать я не стал. Я просто кидал мячи. Кидал из-под кольца, кидал с
центра площадки (в тех случаях, если хватало сил добросить мяч до щита).
Девушка бегала для меня за мячом и была так довольна моими успехами,
словно это она вырастила меня в дворовой команде.
Вдруг я услышал:
- Коленкин, я жду вас в кафе. Пиджак останется у меня.
- Подождите! - крикнул я Курлову.
Но Курлов быстро ушел. И я не успел последовать за ним, потому что
дорогу мне преградили три молодца по два метра ростом и упругий, широкий
человек чуть повыше меня.
- Кидайте, - велел упругий человек. - Кидайте, а мы посмотрим.
Из-за его спины выглянула вторая девушка. Оказывается, пока ее
подруга занималась моим воспитанием, она сбегала за баскетболистами на
соседнюю площадку. Так вот почему скрылся Курлов!
Мне бы надо уйти. В конце концов я был в этой истории почти ни при
чем. Но тщеславие, дремлющее в любом человеке, проснулось уже во мне,
требовало лавров, незаслуженных, но таких желанных! Сказать им, что я
всего-навсего подопытный кролик? Что я не умел, не умею и не буду уметь
кидать мячи? И может быть, благоразумие взяло бы все-таки верх и я ушел
бы, отшутившись, но в этот момент самый высокий из баскетболистов спросил
девушку:
- Этот?
И голос его был настолько преисполнен презрения ко мне, к моему
животику, к моим дряблым щекам, к моим коротковатым ногам и мягким рукам
человека, который не только обделен природой по части роста, но еще притом
и не старался никогда компенсировать это спортивными занятиями, голос его
был настолько снисходителен, что я сказал:
- Дайте мне мяч.
Сказал я это в пустоту, в пространство, но уже знал, что у меня есть
здесь верные поклонники, союзники, друзья - девушки на две головы выше
меня, но ценящие талант, какую бы скромную оболочку он ни имел.
Девушка кинула мне мяч, и я, поймав его, тут же забросил в корзину с
половины площадки, крюком, небрежно, словно всю жизнь этим занимался.
И самый высокий баскетболист был разочарован и подавлен.
- Ну дает! - сказал он.
- Еще раз, - попросил тренер.
Девушка кинула мне мяч, и я умудрился его поймать. Забросить его было
несложно. Надо было лишь представить, как он полетит. И он летел. И в этом
не было ничего удивительного.
Толстый тренер вынул из заднего кармана тренировочных брюк с большими
белыми лампасами блокнот, раскрыл его и записал что-то.
- Я ему кину? - спросил высокий баскетболист, который меня невзлюбил.
- Кинь, - согласился тренер, не поднимая глаз от блокнота.
- Ну лови, чемпион, - сказал баскетболист, и я понял, что мне
несдобровать.
Я представил, как мяч понесется ко мне, словно пушечное ядро, как
свалит меня с ног и как засмеются девушки.
- Поймаешь, - сказал баскетболист, - сразу кидай в кольцо. Ясно?
Он метнул мяч, и тот полетел в меня, словно ядро. И я сделал
единственное, что мне оставалось: отскочил на шаг в сторону.
- Ну чего же ты? - Баскетболист был разочарован.
- Правильно, - кивнул тренер, закрывая блокнот и оттопыривая
свободной рукой задний карман, чтобы блокнот влез на место. - Паса он еще
не отрабатывал. Играть будете?
- Как? - спросил я.
Тренер поманил меня пальцем, и я послушно подошел к нему, потому что
он знал, как манить людей пальцем, чтобы они безропотно к нему подходили.
- Фамилия? - спросил он, вновь доставая блокнот.
- Коленкин, - сказал я.
- Вы что, серьезно? - обиделся баскетболист, нависавший надо мной,
как Пизанская башня.
- Я всегда серьезно, - ответил тренер.
Как раз в тот момент я хотел было сказать, что не собираюсь играть в
баскетбол и ничто не заставит меня выйти на площадку снова. Но высокий
баскетболист опять сыграл роль демона-искусителя. Мне очень хотелось ему
досадить. Хотя бы потому, что он обнял одну из сочувствующих мне девушек
за плечи, словно так было положено.
- Так вот, Коленкин, - сказал тренер строго, - послезавтра мы
выезжаем. Пока под Москву, на нашу базу. Потом, может, в Вильнюс. День на
сборы хватит?
- Молодец, Андрей Захарович! - воскликнула девушка, освобождаясь из
объятий баскетболиста. - Пришли, увидели, победили.
- Таланты, - ответил ей тренер, не спуская с меня гипнотизирующего
взора, - на земле не валяются. Талант надо найти, воспитать, обломать,
если нужно. За сколько стометровку пробегаете?
- Я?
- Нет, Иванов. Конечно, вы.
- Не знаю.
- Так я и думал.
- За полчаса, - вмешался баскетболист.
- Ой, молчал бы ты, Иванов! - возмутилась вторая девушка. - Язык у
тебя длинный.
- А бросок хромает, - уел его тренер.
- У меня?
- У тебя. Коленкин тебе пять из двух десятков форы даст.
- Мне?
- Ну что ты заладил? Пойди и попробуй. И ты. Коленкин, иди. Кидайте
по десять штрафных. И чтоб все положить. Ты слышишь, Коленкин?
И тут я понял, что совершенно не способен сопротивляться Андрею
Захаровичу. И лишь мечтал, чтобы пришел Курлов и увел меня отсюда. И еще
чтобы тренер не заставил меня тут же бежать стометровку.
Мы вышли на площадку. Иванов стал впереди меня. Он был зол. Зол до
шнурков на кедах, до трусов, которые как раз помещались на уровне моих
глаз.
И я понял, что мне очень хочется, крайне желательно забрасывать мячи
в корзину лучше, чем это делает Иванов, который, очевидно, только этим и
занимается с душой. Остальное - между прочим. А кстати, что я делаю с
душой? Прихожу на службу? Сажусь за свой стол? Нет, выхожу покурить в
коридор. Захотелось закурить. Я полез в карман за сигаретой, но мяч мешал
мне, и я прижат его локтем к боку. И тут же меня остановил окрик
