деградации...
Старик взглянул на Олега, тот кивнул. Он знал это слово.
- Степень деградации зависит от уровня, которого человек достиг к
моменту изоляции, и от его характера. Но мы не можем ставить исторический
эксперимент на одной сложившейся особи. Мы говорим о социуме. Может ли
группа людей в условиях изоляции удержаться на уровне культуры, в каковой
находилась в момент отчуждения?
- Может,- сказал Олег.- Это мы.
- Не может,- сказал старик.- Но для младенца достаточно пяти лет, для
группы, даже если она не вымрет, потребуется два-три поколения. Для
племени - несколько поколений... Для народа, может быть, века. Но процесс
необратим. Он проверен историей. Возьмем австралийских аборигенов...
Вошла мать Олега, она была причесана, надела выстиранную юбку.
- Я посижу с вами,- сказала она.
- Посиди, Ирочка,- сказал старик.- Мы беседуем о социальном
прогрессе. Вернее, регрессе.
- Я уж слыхала,- сказала мать.- Ты рассуждаешь, через сколько времени
мы начнем ходить на четвереньках? Так я тебе отвечу - раньше мы все
передохнем. И слава богу. Надоело.
- А ему не надоело,- сказал старик.- И моим близнецам не надоело.
- Из-за него и живу,- сказала мать,- а вы его посылаете на верную
смерть.
- Если встать на твою точку зрения, Ира,- сказал Старый,- то здесь
смертью грозит каждый день. Здесь лес - смерть, зима - смерть. Наводнение
- смерть, ураган - смерть, укус шмеля - смерть. И откуда смерть выползет,
какое она примет обличье, мы не знаем.
- Она выползает, когда хочет, и забирает, кого пожелает,- сказала
мать,- Одного за другим.
- Нас больше, чем пять лет назад. Главная проблема не физическое
выживание, а моральное.
- Нас меньше! Нас с тобой меньше! Ты понимаешь, нас совсем не
осталось! Что эти щенки могут без нас?
- Можем,- сказал Олег.- Ты в лес одна пошла бы?
- Лучше повеситься. Я порой на улицу боюсь выходить.
- А я хоть сейчас пойду. И вернусь. С добычей.
- То-то сегодня Дика с Марьяшкой еле спасли.
- Это случайность. Ты же знаешь, что шакалы стаями не ходят.
- Ничего не знаю! Пошли все-таки стаей или нет? Пошли?
- Пошли.
- Значит, ходят...
Олег не стал больше возражать. Мать тоже замолчала. Старый вздохнул,
дождался паузы и продолжал свой монолог:
- Я почему-то сегодня вспомнил одну историю. Тысячу лет не вспоминал,
а сегодня вспомнил. Может, просто к месту пришлось? Случилось это в 1530
году, вскоре после открытия Америки. Немецкое китобойное судно, которое
промышляло к югу от Исландии, попало в шторм, и его отнесло на
северо-запад, в неизвестные воды. Несколько дней корабль несло по волнам
среди айсбергов. Айсберг - это...
- Это ледяная гора, я знаю,- сказал Олег.
- Правильно. Через несколько дней показались заснеженные гористые
берега неизвестной земли. Теперь она называется Гренландией. Корабль
бросил якорь, и моряки спустились на берег. И представляете их удивление,
когда вскоре они увидели полуразрушенную церковь, потом остатки каменных
хижин. В одной из хижин они нашли труп рыжеволосого мужчины в одежде,
кое-как сшитой из тюленьих шкур, рядом сточенный, ржавый нож. А вокруг
запустение, холод, снег...
- Не пугай, Боря,- сказала мать. Пальцы ее нервно стучали по столу.-
Псевдоисторические сказки...
- Погоди. Это не сказка. Это строго документировано. Тот человек был
последним викингом. Ты помнишь, Олег, кто такие викинги?
- Вы рассказывали о викингах.
- Викинги бороздили моря, завоевывали целые страны, они заселили
Исландию, высаживались в Америке, которую называли Винланд, даже основали
свое царство в Сицилии. И у них была крупная колония в Гренландии. Там
было несколько поселков, стояли каменные дома и церкви. Но вот корабли
викингов перестали выходить в море. Колонии их перешли к другим народам
или были заброшены. Прервалась связь и с Гренландией. А тем временем
климат там становился все более суровым, скот вымирал, и гренландские
поселения приходили в упадок. В первую очередь потому, что потеряли связь
с миром. Гренландцы, некогда смелые моряки, разучились строить морские
корабли, их становилось все меньше. Известно, что в середине XV века в
Гренландии была сыграна последняя свадьба. Потомки викингов дичали, их
было слишком мало, чтобы противостоять стихии, добиться прогресса или хотя
бы сохранить старое. Ты представляешь себе трагедию - последняя свадьба в
целой стране? - Старый обращался к матери.
- Твои аналогии меня не убеждают,- сказала мать.- Много ли было
викингов, мало ли - ничего бы их не спасло.
- А ведь альтернатива была. Приди тот немецкий корабль тридцатью
годами раньше, и все сложилось бы иначе. Викинги могли бы уплыть на
континент и вернуться в человеческую семью. Или иначе - наладилась бы
связь с другими странами, появились бы торговцы, новые поселенцы, хотя бы
новые орудия труда, знания... И все было бы иначе.
- К нам никто не приплывет,- сказала мать.
- Наше спасение не вживание в природу,- сказал старик уверенно. На
этот раз он обернулся к Олегу.- Нам нужна помощь. Помощь остального
человечества. И потому я настаиваю, чтобы твой сын шел за перевал. Мы еще
помним. И наш долг - не обрывать нить.
- Пустой разговор,- устало сказала мать.- Водички согреть?
- Согрей,- сказал Старый.- Побалуемся кипятком. Нам грозит забывание.
Уже сейчас носителей хотя бы крох человеческой мудрости, знаний остается
все меньше. Одни гибнут, умирают, другие слишком поглощены борьбой за
выживание... И вот появляется новое поколение. Вы с Марьяной еще
переходный этап. Вы как бы звено, соединяющее нас с нашим будущим. Каким
оно будет, ты представляешь себе?
- Мы не боимся леса,- сказал Олег.- Мы знаем грибы и деревья, мы
можем охотиться в степи...
- Я боюсь будущего, в котором господствует новый тип человека -
Дик-охотник. Он для меня символ отступления, символ поражения человека в
борьбе с природой.
- Ричард - хороший мальчик,- сказала мать из кухни. - Ему нелегко
приходится одному.
- Я не о характере,- сказал дед.- Я о социальном явлении. Когда ты,
Ирина, научишься абстрагироваться от мелочей?
- Буду я абстрагироваться или нет, но если бы той зимой Дик не убил
медведя, мы бы все перемерли с голоду,- сказала мать.
- Дик уже ощущает себя аборигеном этих мест. Он бросил ходить ко мне
пять лет назад. Я не уверен, помнит ли он азбуку?
- Зачем? - спросила мать.- Книг все равно нету. И письма писать
некуда. И некому.
- Дик много песен знает,- сказал Олег.- И сам сочиняет.
Олегу стало немного стыдно, что ему приятно ощущать
недоброжелательство старика к Дику, и потому он стал Дика защищать.
- Не в песнях дело. Песня - заря цивилизации. А для малышей Дик -
кумир. Дик - охотник! А для вас, бабы, он пример. "Посмотри на Дика. Вот
хороший мальчик!" А для девочек он рыцарь. Ты не обращала внимания, какими
глазами на него глядит Марьяшка?
- Пускай глядит. Замуж выйдет. Для поселка хорошо.
- Мама! - не выдержал Олег.
- А что?
Мать, как всегда, ничего не замечала вокруг, жила в каком-то своем
мире, пережевывала древности.
- И тебя радует мир Диков? - Старик был зол. Он даже грохнул кулаком
по столу.- Мир благополучных быстроногих дикарей?
- А что ты предлагаешь взамен?
- Вот его.- Старик положил тяжелую ладонь на затылок Олегу.- Мир
Олега - это мой мир, это твой мир, от которого ты пытаешься отмахнуться,
хотя тебе-то никакого другого не дано.
- Ты не прав, Боря,- сказала мать. Она пошла на кухню, сняла с огня
миску с кипятком и принесла в комнату,- Сахар кончился.
- У меня тоже,- сказал старик.- Сейчас корни худые, несладкие. Эгли
говорит, что придется месяц потерпеть. Поедим с хлебом. Ты же
интеллигентная женщина и должна понимать, что мы обречены на вырождение,
если на смену нам придут Дики-охотники.
- Не согласна с тобой, Боря,- сказала мать.- Нам бы выжить. Я сейчас
не о себе конкретно говорю, а о поселке. О детишках. Когда я гляжу на Дика
или на Марьянку, у меня появляется надежда. Ты их называешь дикими, а я
думаю, что они смогли приспособиться. И если они сейчас погибнут, мы все
погибнем. Слишком велик риск.
- А я, значит, не приспособился? - спросил Олег.
- Ты меньше других приспособился.
- Ты просто боишься за меня,- сказал Олег.- И не хочешь, чтобы я шел
в горы. А я из арбалета стреляю лучше Дика.
- Я боюсь за тебя, конечно, боюсь. Ты у меня один. Ты все, что у меня
осталось. А ты с каждым днем все больше от меня отрываешься, уходишь
куда-то, чужим становишься.
Старик мерно шагал по комнате, так бывало, когда он недоволен
учениками, если они ленятся. Нагнулся, поднял с табуретки глобус. Он его
сделал из гриба-гиганта, который вырос той зимой у сарая. Они тогда с
Олегом вместе терли краски, цветную глину, которую Марьяна с Лиз отыскали
у ручья, ту самую, из которой теперь делают мыло. Ее высушили, получилось
два цвета - белый и серый. А сам гриб был сиреневым. И Старый по памяти
нарисовал все материки и океаны Земли. Глобус получился бледным, а за два
года еще больше побледнел и стерся, стал как круглое яблоко.
Олег увидел на столе маленькое пятнышко розовой плесени. Это не
желтая, это ядовитая плесень. Он осторожно стер пятнышко рукавом. Глупо,
когда родная мать предпочитает тебе другого. В общем, это предательство.
Самое настоящее предательство.
- Мы с тобой умрем,- сказал старик.
- И отлично. Пожили достаточно,- сказала мать.
- Тем не менее не спешим умирать, цепляемся за эту жизнь.
- Мы трусливы,- сказала мать.
- У тебя всегда был Олег.
- Я жила ради него.
- Мы с тобой умрем,- продолжал старик,- но поселок должен жить. Иначе
пропадает смысл нашего с тобой существования.
- Больше шансов выжить у поселка охотников,- сказала мать.
- Больше шансов выжить у поселка таких, как Олег,- сказал старик.-
Если править нашим племенем будут Дик и ему подобные, то через сто лет
никто не вспомнит, кто мы такие, откуда пришли. Восторжествует право
сильного, законы первобытного племени.
- И будут они плодиться и размножаться,- сказала мать.- И станет их
много. И изобретут они колесо, а еще через тысячу лет - паровую машину.-
Мать засмеялась, как будто заплакала.
- Ты шутишь? - спросил Олег.
- Ирина права,- сказал старик.- Борьба за существование в
элементарной форме приведет к безнадежному регрессу. Выжить ценой вживания
в природу, принятия ее законов - значит сдаться.
- Но все-таки выжить,- сказала мать.
- Она так не думает,- сказал Олег.
- Конечно, она так не думает,- согласился Старый.- Я знаком с Ириной
уже двадцать лет. И знаю, что она так не думает.
- Я вообще предпочитаю не думать,- сказала мать.
- Врешь,- сказал Старый.- Мы все думаем о будущем, боимся и надеемся.
Иначе перестанем быть людьми. Именно груз знаний, которыми не отягощает
себя Дик, заменяя их простыми законами леса, может нас спасти. И пока есть
альтернатива, мы можем надеяться.
- Ради этой альтернативы ты гонишь Олежку в горы?
- Ради сохранения знаний, ради нас с тобой. Ради борьбы с
бессмыслицей, неужели не ясно?
- Ты всегда был эгоистом,- сказала мать.
- Твой материнский слепой эгоизм не в счет?
- Зачем тебе Олег? Он не перенесет путешествия. Он же слабый.
Этого говорить не следовало. Мать поняла сама и взглянула на Олега,
умоляя его глазами, чтобы не обижался.
- Я не обижаюсь, мам,- сказал Олег.- Но я хочу идти. Может, хочу
