Кир Булычев.
Поселок
Фантастический роман
* Часть первая. ПЕРЕВАЛ *
Глава первая
В доме было сыро, мошка толклась у светильника, надо бы давно его
погасить, мать, конечно, забыла, но на улице дождь, полутьма. Олег валялся
на койке - недавно проснулся. Ночью он сторожил поселок: гонял шакалов,
они целой стаей лезли к сараю, чуть самого не задрали. В теле была пустота
и обыкновенность, хотя сам от себя он ждал волнения, может, страха. Ведь
пятьдесят на пятьдесят, вернешься или не вернешься. А пятьдесят в
квадрате? Должна быть закономерность, должны быть таблицы, а то вечно
изобретаешь велосипед. Кстати, все собирался спросить Старого, что такое
велосипед. Парадокс. Велосипеда нет, а Старый укоряет им, не задумываясь о
смысле фразы.
На кухне закашляла мать. Она, оказывается, дома.
- Ты чего не пошла? - спросил он.
- Проснулся? Супу хочешь? Я согрела.
- А кто за грибами ушел?
- Марьяна с Диком.
- И все?
- Может, кто из ребят увязался.
Могли бы и разбудить, позвать. Марьяна не обещала, но было
естественным, если бы позвала.
- Есть не хочется.
- Если дожди но кончатся,- сказала мать,- до холодов огурцы не
вызреют. Все плесенью зарастет.
Мать вошла в комнату, разогнала ладонью мошку, задула светильник.
Олег смотрел в потолок. Желтое пятно плесени увеличилось, изменило форму.
Еще вчера оно было похоже на профиль Вайткуса: нос картошкой. А сегодня
нос раздулся, как будто ужалила оса, и лоб выгнулся горбом. Дику в лесу
неинтересно. Чего ему грибы собирать? Он охотник, степной человек, сам же
всегда говорил.
- Мошки много,- сказала мать,- холодно ей в лесу.
- Нашла кого жалеть.
Дом был поделен пополам, на другой половине жил Старый и близнецы
Дуровы. Он их взял к себе, когда старшие умерли. Близнецы всегда хворали:
один выздоровеет, другой простудится.
Если бы не их ночное нытье, Олег никогда бы не согласился дежурить
ночами. Слышно было, как они хором захныкали - проголодались. Невнятный,
далекий, привычный, как ветер, монолог Старого оборвался, заскрипела
скамейка. Значит, Старый пошел на кухню, и тут же загалдели его ученики.
- И куда тебе идти? - сказала мать.- Не дойдете же! Хорошо еще, если
целыми вернетесь!
Сейчас мать заплачет. Она теперь часто плачет. Ночью плачет.
Бормочет, ворочается, потом начинает тихо плакать - можно догадаться,
потому что шмыгает носом. Или начинает шептать, как заклинание: "Я не
могу, я больше не могу! Пускай я лучше умру..." Олег, если слышит,
замирает, потому что показать, что не спит, стыдно, как будто подсмотрел
то, что видеть нельзя. Олегу стыдно сознаться, что он не жалеет мать. Она
плачет о том, чего для Олега нет. Она плачет о странах, которые увидеть
нельзя, о людях, которых здесь не было. Олег не помнит мать иной - только
такой, как сегодня. Худая, жилистая женщина, пегие прямые волосы собраны
сзади в пук, но всегда выбиваются и падают тяжелыми прядями вдоль щек, и
мать дует на них, чтобы убрать с лица. Лицо красное, в оспинках от
перекати-поля, под глазами темные мешки, а сами глаза слишком светлые, как
будто выцвели. Мать сидит за столом, вытянув жесткими ладонями вниз
мозолистые руки. Ну плачь же, чего ты? Сейчас достанет фотографию?
Правильно, подвинула к себе коробку, открывает, достает фотографию.
За стеной Старый уговаривает близнецов поесть. Близнецы хнычут.
Ученики гомонят, помогают Старому кормить малышей. Ну как будто самый
обыкновенный день, как будто ничего не случится. А что они делают в лесу?
Скоро полдень. С обеда выходить. Пора бы им возвращаться. Мало ли что
может случиться с людьми в лесу?
Мать разглядывает фотографию. Там она и отец. Олег тысячу раз видел
эту фотографию и старался угадать в себе сходство с отцом. И не смог. Отец
белокурый, курчавый, губы полные, подбородок раздвоенный, вперед.
Улыбается. Мать говорит, что он всегда улыбался. Вот Олег с матерью больше
похожи. Не с сегодняшней, а с той, что на фотографии рядом с отцом. Черные
прямые волосы и тонкие губы. Широкие, крутые, дугами, брови, под ними
ярко-голубые глаза. И белая кожа с сильным румянцем. Олег тоже легко
краснеет. И губы у него тонкие, и черные волосы, как у матери на
фотографии. Отец с матерью молодые и очень веселые. И яркие. Отец в
мундире, а мать в платье без плеч. Называется сарафаном. Тогда, двадцать
лет назад, Олега еще не было. А пятнадцать лет назад он уже был.
- Мать,- сказал Олег,- не надо, чего уж.
- Я не пущу тебя,- сказала мать.- Не отпущу, и все. Через мой труп.
- Мать,- сказал Олег и сел на койке.- Хватит, а? Я лучше супа поем.
- Возьми на кухне,- сказала мать.- Он еще не остыл.
Глаза мокрые. Она все-таки плакала, словно хоронила Олега. Хотя,
может быть, плакала по отцу. Эта фотография была для нее человеком. А Олег
отца совершенно но помнил, хотя старался вспомнить.
Он поднялся и пошел на кухню. На кухне был Старый. Он разжигал плиту.
- Я помогу,- сказал Олег.- Воду кипятить?
- Да,- сказал Старый, - спасибо. А то у меня урок. Ты ко мне приди
потом.
x x x
Марьяна набрала полный мешок грибов. Ей повезло. Правда, пришлось
идти далеко, к ущелью. С Олегом она бы никогда не решилась пойти так
далеко, а с Диком она чувствовала себя спокойно, потому что Дик себя
чувствовал спокойно. Везде. Даже в лесу. Хотя больше любил степь. Он был
охотник, как будто родился охотником, но на самом деле он родился раньше,
чем построили поселок.
- А ты в лесу как дома,- сказал Дик.
Он сказал громко. Он шел впереди и чуть сбоку. Куртка мехом наружу
сидела на нем как собственная кожа. Он сам сшил себе куртку. Мало кто из
женщин в поселке смог бы так сшить.
Лес был редкий, корявый, деревья вырастали здесь чуть выше
человеческого роста и начинали клонить вершины в стороны, словно боялись
высунуться из массы соседей. И правильно. Зимние ветры быстро отломают
верхушку. С иголок капало. Дождь был холодным, у Марьяны замерзла рука, в
которой она несла мешок с грибами. Она переложила мешок в другую руку.
Грибы зашевелились в мешке, заскрипели. Болела ладонь. Она занозила ее,
когда откапывала грибы. Дик вытащил занозу, чтобы не было заражения.
Неизвестно, что за иголка. Марьяна глотнула горького противоядия из
бутылочки, что всегда висела на шее.
У белых толстых скользких корней сосны Марьяна заметила фиолетовое
пятнышко.
- Погоди, Дик,- сказала она,- там цветок, которого я еще не видала.
- Может, обойдешься без цветков? - спросил Дик.- Домой пора. Мне
что-то здесь не нравится.- У Дика был особенный нюх на неприятности.
- Одну секунду,- сказала Марьяна и подбежала к стволу.
Ноздреватая мягкая голубоватая кора сосны чуть пульсировала,
накачивая воду, и корни вздрагивали, выпускали пальцы, чтобы не упустить
ни одной капли дождя. Это был цветок. Обыкновенный цветок, фиалка. Только
куда гуще цветом и крупнее тех, что росли у поселка. И шипы длиннее.
Марьяна резко выдернула фиалку из земли, чтобы цветок не успел зацепиться
корнем за сосну, и через секунду фиалка уже была в мешке с грибами,
которые зашебуршились и заскрипели так, что Марьяна даже засмеялась. И
потому не сразу услышала крик Дика:
- Ложись!
Она сообразила, прыгнула вперед, упала, вжалась в теплые пульсирующие
корни сосны. Но чуть опоздала. Лицо горело, как будто по нему хлестнули
кипятком.
- Глаза! - кричал Дик.- Глаза целы?
Он рванул Марьяну за плечи, оторвал от корней ее судорожно сжатые
болью пальцы, посадил.
- Не открывай глаз,- приказал он и быстро принялся вытаскивать из
лица маленькие тонкие иголки. И приговаривал сердито: - Дура, тебя в лес
пускать нельзя. Слушать надо. Больно, да?
Неожиданно он навалился на Марьяну и повалил на корни.
- Больно же!
- Еще один пролетел,- сказал он, поднимаясь.- Потом посмотришь. Он об
мою спину рассыпался.
Два шарика перекати-поля пролетели метрах в трех. Тугие, сплетенные
из иголочек-семян, но легкие как воздух, потому что пустые внутри, они
будут летать, пока не ударятся ненароком о дерево или не налетят от порыва
ветра на скалу. Миллион шаров погибнет зря, а один найдет своего медведя,
утыкает иголками теплую шкуру, и пойдут от иголочек молодые побеги. Они
очень опасны, эти шары, и в сезон созревания надо быть осторожным в лесу,
а то потом на всю жизнь останутся отметинки.
- Ну ничего,- сказал Дик,- больше иголок не осталось. И в глаз не
попало. Это главное, чтобы в глаз не попало.
- А много ранок? - спросила Марьяна тихо.
- Не пропадет твоя красота,- сказал Дик.- Теперь домой скорей, пускай
Эгли смажет жиром.
- Да, конечно.- Марьяна провела ладонью по щеке.
Дик заметил, ударил по руке:
- Грибы хватала, цветок брала. Психованная ты какая-то. Инфекцию
занесешь.
Грибы тем временем выбрались из мешка, расползлись между корней, и
некоторые даже успели до половины закопаться в землю. Дик помог Марьяне
собрать их. А фиалку они так и не нашли. Потом Дик отдал Марьяне мешок, он
был легкий, но Дик не хотел занимать рук. В лесу решают секунды, и руки
охотника должны быть свободны.
- Посмотри,- сказала Марьяна, принимая мешок. Ее прохладная узкая
кисть с обломанными ногтями задержалась на руке Дика.- Я очень
изуродована?
- Смешно,- сказал Дик,- у всех на лице точки. И у меня. Я изуродован?
Это татуировка нашего племени.
- Татуировка?
- Забыла? Старый учил нас по истории, что дикие племена себя
специально так украшали. Как награда.
- Так это дикари,- сказала Марьяна,- а мне больно.
- Мы тоже дикари.
Дик уже шел вперед. Не оборачивался. Но Марьяна знала, что он все
слышит. У него слух охотника. Марьяна перепрыгнула через серый стебель
лианы-хищницы.
- Потом чесаться будет, спать невозможно. Главное - не расчесывать.
Тогда следов не останется. Только все расчесывают.
- Я не буду,- сказала Марьяна.
- Во сне забудешь и расчешешь.
Дождь пошел сильнее, волосы прилипли к голове, и капли срывались с
ресниц, мешали смотреть, но щекам было приятно от холодной воды. Марьяна
подумала, что Дика надо подстричь, а то волосы на плечах, мешают. Плохо,
что он живет один. Все живут семьями, а он один. С тех пор как его отец
умер, так и живет. Привык уже.
- Ты что-то чувствуешь? - спросила Марьяна, увидев, что Дик пошел
быстрее.
- Да,- сказал он,- звери. Наверное, шакалы. Стая.
Они побежали, но в лесу трудно бежать быстро. Те, кто бегает не
глядя, попадают на обед лиане или дубу. Грибы бились в мешке, но Марьяна
не хотела их выкидывать. Уже скоро будет вырубка, а потом поселок. Там, у
изгороди, кто-нибудь обязательно дежурит. Она увидела, как Дик достал
из-за пояса нож и перехватил удобнее арбалет. Она тоже вытащила нож из-за
пояса. Но ее нож узкий, тонкий, он хорош, чтобы резать лианы или
откапывать грибы. А если тебя догоняет стая шакалов, то нож не поможет,
лучше взять палку.
x x x
Олег доел суп, поставил кастрюлю с гущей повыше, на полку. Ученики
простучали босыми пятками по глинобитному полу, и сквозь бойницу в стене
Олег видел, как они, выскакивая из двери, прыгали в громадную лужу,
набравшуюся за последние дни. Брызги во все стороны! Потом кто-то из них
крикнул: "Червяк!" И они сгрудились в кучу, ловя червяка, а его розовый
хвост высунулся из воды и хлестал учеников по ногам. Рыжая Рут, дочка
Томаса, завопила: видно, червяк угодил ей по голой руке жгучей присоской;
