покое, пожалел Марьяну. И он искренне уже верил, что пожалел Марьяну,
потому что не выносил неудач.
Когда он узнал, что случилось в лагере без него, он оказался трезвее
и спокойное остальных и сказал Олегу:
- Не говори глупостей. Никого ты не убивал и ни в чем не виноват. Ты
же не знал, что столкнул Томаса. Ты должен быть благодарен ему, что он
тебя старался удержать. Может, он ничего и не успел сделать, вернее всего,
он ничего не успел сделать, но все равно он хотел тебя спасти. Может, так
даже лучше, потому что Томас был совсем болен, он мог умереть в любую
минуту, но хотел идти к перевалу, и потому нам пришлось бы его тащить, и
все погибли бы.
- Ты хочешь успокоить Олега,- отвечала Марьяна, раскачиваясь от боли
- она отморозила руки и ободрала их в кровь, когда старалась оживить
Томаса и когда они вместе с шатавшимся от слабости Олегом тащили его тело
к палатке.- Ты хочешь успокоить Олега, а виноваты мы с тобой. Если бы мы
не побежали за козой, Томас был бы жив.
- Правильно,- сказал Дик,- тебе не надо было бежать за мной. Это
глупость, женская глупость.
- Неужели ты не винишь себя? - спросила Марьяна.
Томас лежал между ними, закрытый с головой одеялом, и как будто
присутствовал при этом разговоре.
- Я не знаю,- сказал Дик.- Я пошел за козой, потому что нам нужно
мясо. Нужно всем. Мне меньше других, потому что я сильнее.
- Я не хочу с ним больше говорить,- сказала Марьяна.- Он холодный,
как этот снег.
- Я хочу быть справедливым,- сказал Дик.- От того, что мы будем
метаться и стонать, никому не лучше. Мы теряем время. День уже перевалил
за середину.
- Олег еще слабый, чтобы идти,- сказала Марьяна.
- Нет, ничего,- отозвался Олег,- я пойду. Только надо взять у Томаса
карту и счетчик радиации. Он говорил мне, что, если что-нибудь случится,
надо взять эти вещи.
- Не надо,- сказал Дик.
- Почему?
- Потому что мы идем обратно,- сказал Дик спокойно.
- Ты так решил? - спросил Олег.
- Это единственный путь, чтобы спастись,- сказал Дик.- Через два дня
мы будем в лесу. Там я найду добычу. Я вас приведу в поселок, я обещаю.
- Нет,- сказал Олег,- мы пойдем дальше.
- Глупо,- сказал Дик.- У нас нет шансов.
- У нас карта.
- А почему ты веришь ей? Карта старая. Все могло измениться. И никто
не знает, сколько еще идти без еды, по голому снегу.
- Томас сказал, что мы шли быстро, что остался один день.
- Томас ошибался. Он сам хотел туда, и он нас обманывал.
- Томас нас не обманывал. Он сказал, что там есть пища и мы будем
спасены.
- Ему хотелось в это верить, он был болен, он плохо соображал. Мы
останемся живы, только если вернемся обратно.
- Я пойду к перевалу,- сказал Олег. Он сказал это, глядя на тело,
покрытое одеялом, он обращался к Томасу.
- Я тоже пойду,- сказала Марьяна,- как ты не понимаешь?
- Марьяшка,- сказал Дик, постукивая большим кулаком по камню, отбивая
такт словам,- Олегу заморочил голову Старый. Он всегда твердил ему, что он
умнее, лучше нас с тобой, что он особенный. Он не мог быть лучше нас в
поселке или в лесу, он всегда уступал мне. Даже тебе в лесу он уступает.
Понимаешь, ему нужна эта сказка о перевале и речи о дикарях, которыми мы
не имеем права стать. А я не дикарь. Я не глупее его. Пускай Олег идет,
если он уверен. А тебя я не пущу - тебя я уводу вниз.
- Глупости, глупости, глупости! - закричала Марьяна.- Нас послал
поселок. Нас все ждут и все надеются.
- Мы принесем больше пользы живыми,- сказал Дик.
- Пошли.- Олег протянул руку к одеялу, чтобы взять у Томаса карту и
счетчик, и медленно сказал: - Прости, Томас, что ты не дошел и я беру у
тебя такие ценные вещи.
Он откинул край одеяла. Томас лежал, закрыв глаза, лицо его побелело,
и губы стали тонкими. И Олег не смог заставить себя дотронуться до
холодного тела Томаса.
- Погоди, я сама,- сказала Марьяшка.- Погоди.
Дик поднялся, подошел к скале, поднял со снега флягу, поболтал ею -
там плеснулся коньяк. Дик отвинтил крышку и вылил коньяк на снег. Острый
незнакомый запах повис в воздухе. Дик завинтил крышку и повесил флягу
через плечо. Никто ничего не сказал. Марьяна передала Олегу сложенную
карту, счетчик радиации и нож Томаса.
- Нам его не закопать,- сказал Дик.- Надо отнести его под обрыв и
засыпать камнями.
- Нет! - сказал Олег.
Дик удивленно поднял брови.
И глупо было отвечать, что нельзя на Томаса класть камни. Ведь Томас
мертв и ему все равно.
Все сделал Дик. Олег и Марьяна только помогали ему. Больше они ни о
чем не говорили. Олег и Марьяна молча собрались, взяли совсем легкие мешки
(даже дров осталось на один-два костра), разделили на три части последние
ломтики вяленого мяса, и Марьяна отнесла Дику его порцию. Тот положил
ломтики в карман и ничего не сказал. Потом Олег и Марьяна поднялись и
пошли, не оглядываясь, наверх, к перевалу.
Дик догнал их метров через сто. Догнал, потом обогнал и пошел
впереди. Олег шел с трудом, еще не прошли последствия припадка. Марьяна
хромала - ушибла ногу, когда лазила по обрыву. Они прошли всего километров
десять, и пришлось остановиться на ночлег.
Олег свалился на снег и сразу заснул. Он не проснулся, чтобы напиться
кипятку со сладкими корешками. И он не увидел того, что увидели Дик и
Марьяшка, когда совсем стемнело. Облака вокруг разошлись, и на небе
появились звезды, которых никто из них никогда не видел. Потом небо
затянуло вновь. Марьяна тоже заснула, а Дик еще долго сидел у погасшего
теплого костра, положив в него ноги, смотрел на небо и ждал - может,
облака разойдутся вновь? Он слышал о звездах, старшие всегда говорили о
звездах, но никогда раньше он не догадывался, какое величие и простор
открываются человеку, который видит звезды. Он понимал, что им никогда не
вернуться в поселок.
x x x
Они поднялись рано, выпили немного кипятку, растопив снег, и доели
сладкие корешки, от которых голод лишь усилился. В тот день они тащились
медленнее, чем обычно, даже Дик выбился из сил.
Беда была в том, что они не знали, правильно ли идут. На карте были
нарисованы ориентиры, но они не совпадали. Понятно почему: люди шли здесь
в прошлый раз зимой, когда много снега, когда сильные морозы и мгла, и
потому сейчас все вокруг выглядело иначе.
Наступило отчаяние, потому что перевал был абстракцией, в которую
невозможно поверить, как невозможно представить себе звездное небо, если
его не видел и знаешь лишь по рассказам. Олег жалел, что заснул и
пропустил небо, но, может быть, оно повторится следующей ночью? Ведь
облака на небе стали тоньше, сквозь них иногда проглядывала голубизна, и
вокруг было куда светлее, чем внизу, в лесу.
Днем, когда все выбились из сил, Дик приказал остановиться и начал
растирать Марьяшке снегом отмороженные щеки. Тогда Олег увидел в стороне,
на снегу, синее пятно. Но до него надо было пройти еще шагов сто, а сил не
было, и Олег не стал ничего говорить.
Когда наконец Дик сказал, что пора идти, Олег показал на синее пятно.
Они пошли к нему, с каждым шагом быстрее.
Это была синяя короткая куртка из прочного и тонкого материала. Она
наполовину вмерзла в снег, и один рукав ее, набитый снегом, торчал вверх.
Дик окопал снег вокруг, чтобы вытащить куртку, а Олегом вдруг овладело
болезненное нетерпение.
- Не надо,- сказал он хрипло,- зачем? Мы скоро придем, ты понимаешь, мы
правильно идем!
- Она крепкая,- сказал Дик,- Марьяшка совсем замерзла.
- Мне не нужно,- сказала Марьяшка,- лучше пойдем дальше.
- Идите, я вас догоню,- сказал Дик упрямо.- Идите.
Дик догнал их через пятнадцать минут, неся куртку в руке, но Марьяна
надевать ее не стала, сказала, что куртка мокрая и холодная. Но главное
было то, что куртка чужая и ее кто-то носил. И если снял и бросил, то,
значит, погиб. Всем известно, что с перевала вышло семьдесят шесть
человек, а до леса. дошло чуть больше тридцати.
Они не добрались в тот день до перевала, хотя Олегу все казалось, что
перевал будет вот-вот,- сейчас обойдем этот язык ледника, и будет перевал,
сейчас минуем осыпь, и будет перевал... И подъем становится все круче, а
воздуха все меньше.
Они ночевали, вернее, пережидали, пока кончится темнота, сжавшись в
клубок, закутавшись всеми одеялами и накрывшись палаткой. Все равно не
заснешь от холода, они только проваливались в забытье и снова просыпались,
чтобы поменяться местами. От Марьяны, которая лежала в середине, почти не
было тепла - она стала какой-то бестелесной и острой - птичьи кости. Они
поднялись с рассветом, над ними было синее звездное небо, но они не
смотрели на небо.
Потом постепенно рассвело, облака были прозрачные, как туман, и
сквозь них светило солнце, холодное, яркое, которого они тоже никогда не
видели, но они не смотрели и на солнце. Они брели, обходя трещины во льду,
осыпи и карнизы. Дик упрямо шагал впереди, выбирая дорогу, падая и
срываясь чаще других, но ни разу не уступив первенства. И он первым вышел
на перевал, не сообразив, что это и есть перевал, потому что склон, по
которому они карабкались, незаметно для глаз выровнялся и превратился в
плоскогорье, и потом они увидели впереди зубцы хребтов. Хребет за хребтом,
цепи снежных гор, сверкающие под солнцем, а еще через час внизу открылась
котловина, посреди которой, громадный даже отсюда, с километровой высоты,
лежал круглый диск темного металлического цвета. Он накренился и вдавился
в снег точно посреди котловины. До этой котловины капитан смог дотянуть
корабль, когда после взрыва в двигательном отсеке отказали приборы. Он
посадил корабль здесь в метель, ночь и туман здешней злой зимы.
Они стояли в ряд. Три оборванных, изможденных дикаря, арбалеты на
плечах, мешки из звериных шкур за спинами, оборванные, обожженные морозом
и снегом, черные от голода и усталости, три микроскопические фигурки в
громадном, пустом безмолвном мире, и смотрели на мертвый корабль, который
шестнадцать лет назад рухнул на эту планету. И никогда уже не поднимется
вновь.
Потом они начали спускаться вниз по крутому склону, цепляясь за
камни, стараясь не бежать по неверным осыпям, все скорее, хотя ноги
отказывались слушаться.
И через час они уже были на дне котловины.
Глава четвертая
Шестнадцать лет назад Олегу и Дику было меньше двух лет. Марьяны еще
не было на свете. И они не помнили, как опустился здесь, в горах,
исследовательский корабль "Полюс". Их первые воспоминания были связаны с
поселком, с лесом; повадки шустрых рыжих грибов и хищных лиан они узнали
раньше, чем услышали от старших о том, что есть звезды и другой мир. И лес
был куда понятнее, чем рассказы о ракетах или домах, в которых может жить
по тысяче человек. Законы леса, законы поселка, возникшие от необходимости
сохранить кучку людей, не приспособленных к этой жизни, старались
вытолкнуть из памяти Землю и вместо памяти возродить лишь абстрактную
надежду на то, что когда-то их найдут и все это кончится. Но сколько надо
терпеть и ждать? Десять лет? Десять лет уже прошло. Сто лет? Сто лет
значит, что найдут не тебя, а твоего правнука, если у тебя будет правнук и
если он, да и весь поселок смогут просуществовать столько лет. Надежда,
жившая в старших, для второго поколения не существовала - она бы только
мешала жить в лесу, но не передать им надежду было невозможно, потому что
даже смерть человеку не так страшна, если он знает о продолжении своего
рода. Смерть становится окончательной в тот момент, когда с ней пропадаешь
не только ты, но и все, что привязывало тебя к жизни.
