- Нет,- сказал Дик, который немного отстал и еще не вошел в светлый
коридор.- Я не буду спать здесь.
- Почему?
- Я буду спать там, на снегу. Там теплее.
Олег понимал, что Дику страшно спать в корабле, но ему, Олегу,
хотелось остаться здесь. Он не боялся корабля. Испугался сначала, когда
было темно, но не сейчас. Это его дом.
- Я тоже не буду здесь спать,- сказала Марьяна.- Здесь есть тени тех,
кто жил. Я боюсь.
Справа стена коридора отошла вглубь и была забрана прозрачным, как
тонкий слой воды, материалом, и Марьяна вспомнила, что он называется
стеклом. А за ним были зеленые растения. С зелеными маленькими листьями,
таких зеленых листьев в здешнем лесу не бывает.
- Они не схватят? - спросил Олег.
- Нет,- сказала Марьяна,- они замерзли. На Земле растения не
кусаются, разве ты забыл, как нам рассказывала тетя Луиза?
- Это не так важно,- сказал Дик.- Пошли. Не вечно же гулять просто
так. А вдруг тут нет еды?
Странно, подумал Олег, мне совсем не хочется есть. Я так давно не ел,
а есть не хочется. Это нервы.
Через десять шагов они увидели еще одну нишу, но в ней стекло было
разбито. Марьяна протянула руку.
- Нельзя,- сказал Дик.
- Я знаю лучше, я их чувствую. А эти мертвые.
Она дотронулась до ветки, и листья рассыпались в пыль.
- Жалко,- сказала Марьяна.- Жалко, что нет семян, мы бы посадили их у
поселка.
- Направо склады,- сказал Олег.- Давайте посмотрим, что там есть.
Они повернули направо. Посреди коридора лежал разорванный
полупрозрачный мешок, и из него выкатилось несколько белых банок - видно,
когда люди бежали с корабля, мешок разорвался.
x x x
Это было странное, чудесное пиршество. Они вскрывали банки, Дик -
ножом, а Олег догадался, что это можно делать без ножа, если нажать на
край банки; они пробовали то, что было в банках и тюбиках. И почти всегда
это было вкусно и незнакомо. И банок было но жалко, потому что там были
целые комнаты, полные ящиками и контейнерами, там были миллионы банок и
всяких других продуктов. Они пили сгущенное молоко, но не было рядом
Томаса, который сказал бы, что это молоко. Они глотали шпроты, но не
знали, что это шпроты; они выдавливали из тюбиков варенье, которое
казалось им слишком сладким; они жевали муку, не зная, что это мука.
Марьяна расстраивалась, что они так напакостили и на полу грязно.
Потом их потянуло в сон - глаза слипались, словно вся усталость
последних дней навалилась на плечи. Но все же Олегу не удалось уговорить
спутников остаться в корабле и спать в нем. Они ушли вдвоем, и Олег, как
только их шаги стихли в коридоре, вдруг испугался и еле сдержался, чтобы
не побежать за ними. Он лег па пол, раздвинув банки, и проспал много
часов, но время здесь, в корабле, не двигалось, его ничем нельзя было
поймать. Олег спал без снов, без мыслей, глубоко и спокойно, куда
спокойнее, чем Марьяна с Диком, потому что Дик даже в такой усталости
несколько раз за ночь просыпался и прислушивался - нет ли опасности. И
тогда чутко просыпалась Марьяна, прятавшая голову на его груди. Они
накрылись всеми одеялами и палаткой, и им было не холодно, потому что
вечером пошел густой снег и завалил палатку, превратил в сугроб.
Олег проснулся раньше тех, кто спал снаружи, потому что замерз. Он
долго прыгал, чтобы согреться, потом поел. Это было удивительное чувство:
не думать, хватит ли пищи,- он давно не испытывал его. Немного болел
живот. Мог бы болеть сильнее, подумал Олег. Было стыдно глядеть на остатки
пиршества, и Олег отодвинул в угол комнаты пустые и полупустые банки.
"Надо идти дальше,- подумал он.- Пойти позвать ребят? Нет, наверное, они
еще спят". Олегу казалось, что его сон длился лишь несколько минут.
Он немного оглядится, потом выйдет наружу и разбудит остальных. В
корабле никого нет, давно никого нет, бояться нечего. Надо уходить
обратно, перевал скоро завалит снегом. А мы тут спим. Разве можно тут
спать?
Олег, как настоящий житель леса, везде отлично ориентировался. Даже в
корабле. Он не боялся заблудиться и потому спокойно пошел по пандусу,
ведущему наверх, в жилые помещения.
Каюту с круглой табличкой "44" он нашел через час. Не потому, что
трудно было найти, просто он отвлекался в пути. Сначала он попал в
кают-компанию, где увидел длинный стол, и там ему очень понравились
установленные посредине забавные солонки и перечницы, и он даже положил их
в мешок по штуке, подумал, что мать будет рада, если он принесет ей такие
вещи. Потом он долго рассматривал шахматы - видно, при ударе коробка упала
на пол и разбилась, а фигуры рассыпались по ковру. Ему никто не
рассказывал о шахматах, и он решил, что это скульптуры неизвестных ему
земных животных. И конечно, удивителен был ковер - у него не было швов,
значит, его выделали из шкуры одного животного. Какое же животное на Земле
так велико, и притом у него такие странные узоры на шкуре? Наверное, это
морское животное. Эгли рассказывала, что самые большие животные обитают в
море и называются китами. Олег видел еще много чудесных и непонятных
вещей, и к исходу часа, который потребовался, чтобы добраться до каюты
"сорок четыре", он был переполнен впечатлениями. Впечатления,
накапливаясь, вызывали отчаяние от собственной тупости, от неспособности
разобраться в вещах и от того, что Томас не дошел до корабля и не может
все объяснить.
Перед дверью сорок четвертой каюты Олег долго стоял, не решаясь
открыть ее, хотя знал, что ничего особенного он там не увидит. И он даже
понимал почему. Хотя мать говорила много раз, что его отец погиб при
крушении корабля, что он был в двигательном отсеке, где раскололся
реактор, все равно ему казалось, что отец может быть там. Почему-то Олег
никогда не верил в смерть отца, и отец оставался живым, на корабле,
ожидающим, несчастным. Может, это происходило от внутренней убежденности
матери, что отец жив. Это был ее кошмар, ее болезнь, которую она тщательно
скрывала от всех, даже от сына, но сын об этой болезни знал.
Наконец Олег заставил себя отодвинуть дверь. В каюте было темно.
Стены ее были покрыты обычной краской. Пришлось задержаться, зажечь факел,
и глаза не сразу привыкли к полутьме. Каюта состояла из двух комнат. В
первой стоял стол, диван, здесь ночевал отец, во второй, внутренней,
комнате жила мать с ним, с Олегом, младенцем.
Каюта была пуста. Отец не вернулся в нее. Мать ошиблась.
Но Олега ждал иной сюрприз, иное потрясение, выражение того конца
времени, той паузы, в которой жил корабль с момента, как люди покинули
его, и до того дня, когда к нему вернулся Олег.
В маленькой комнате стояла детская кроватка. Он сразу понял, что это
сооружение с расстегнутыми и висящими по сторонам ремнями, мягкое, как бы
повисшее в воздухе, предназначено для маленького ребенка. И вот почему-то
недавно, минуту назад, ребенка унесли отсюда в спешке, даже оставили один
очень маленький розовый носок и разноцветную погремушку. Олег, еще не
осознав до конца, что встретился с самим собой в этом заповеднике
остановившегося времени, поднял погремушку и взмахнул ею, и именно в этот
момент, услышав звук погремушки и, как ни странно, узнав его, он осознал
реальность корабля, реальность этого мира, более глубокую и настоящую, чем
реальность поселка и леса. В обычной жизни нельзя встретиться с самим
собой. Вещи исчезают, а если что-то и остается, то останется как память,
как сувенир. А здесь, в петле, прикрепленной к бортику кровати, висела
недопитая бутылочка с молоком, молоко замерзло, но его можно было
растопить и допить.
И, увидев себя, встретившись с собой, осознав и пережив эту встречу,
Олег принялся искать следы двух других людей, бывших здесь по ту сторону
остановившегося времени,- отца и матери.
Мать найти было легче. Она бежала отсюда, унося его, Олега, поэтому
на ее кровати в глубине каюты валялся скрученный, смятый, сорванный
второпях халат. Мягкая туфля высовывалась из-под кровати, книга,
заложенная листком бумаги, лежала на подушке. Олег поднял книгу,
осторожно, боясь, не рассыплется ли она, как то растение в коридоре. Но
книга отлично перенесла мороз. Книга называлась "Анна Каренина" и была
написана Львом Толстым. Это была толстая книга, а на закладке были
набросаны формулы - мать была физиком-теоретиком. Олег никогда не видел
почерка матери, потому что в деревне не на чем было писать, он никогда не
видел книги, потому что книг в тот момент никто не брал с корабля, Олег
слышал имя писателя на уроках тети Луизы, но не думал, что писатель может
написать такую толстую книгу. Олег взял книгу с собой. И он знал: как бы
ни было тяжело идти назад, он книгу донесет. И этот листочек с формулами.
И потом, подумав, он положил в мешок туфли матери. Они казались очень
узкими для разбитых, старых ног матери, но пускай они у нее будут.
А следы отца, хоть и были вещественны и очевидны, почему-то не
произвели на Олега такого впечатления, как встреча с самим собой. Это
случилось потому, что отца в тот момент, когда корабль разбился, не было.
Он ушел раньше. Он ушел на вахту, убрав за собой - отец был аккуратным
человеком, не терпел беспорядка. Его книги стояли в ряд на полке за
стеклом, его вещи висели в стенном шкафу... Олег вынул из шкафа мундир
отца. Наверное, он не надевал его на корабле, мундир был совсем новым,
синим, плотным, с двумя звездочками на груди, над карманом куртки, с
тонким золотым лампасом па узких штанах. Олег вынул мундир из шкафа и
приложил к себе - мундир был немного великоват. Тогда Олег надел куртку
поверх своей, и она стала впору, только пришлось чуть подогнуть рукава.
Потом подвернул штанины. Если бы отец жил в деревне и ходил в этом
мундире, он разрешил бы Олегу иногда надевать его.
Теперь корабль окончательно принадлежал Олегу. Даже вернувшись в лес,
он всегда будет тосковать по кораблю и стремиться обратно сюда, как
стремится Старый и как стремился Томас. И в этом тоже не было ничего
плохого, в этом была победа Старого, который не хочет, чтобы те, кто
растет в деревне, стали частью леса. Теперь Олег окончательно понял, как и
почему думал Старый, и слова его приобрели смысл, осознать который можно
было только здесь.
Олег догадался откинуть крышку стола, там с внутренней стороны
оказалось зеркало. Олегу приходилось видеть себя отраженным в луже. Но в
большом зеркале он не видел себя никогда. И, глядя на себя, он осознавал
раздвоение, но это раздвоение не было противоестественным - ведь там, за
открытой дверью, только что был он, маленький Олег, он даже не допил
молоко. А теперь он стоит перед зеркалом в мундире отца. Конечно, он
сейчас совсем не похож на отца, потому что лицо его обветрено, обморожено,
обтянуто темной кожей с ранними морщинами от недоедания и жестокого
климата, но все-таки это он, Олег, он вырос, вернулся, надел мундир и стал
членом экипажа корабля "Полюс".
В письменном столе он нашел записную книжку отца, половина страниц в
ней была пустой, не меньше ста пустых белых листков, целое сокровище для
Старого. Можно будет учить ребят, рисуя на бумаге разные вещи, которых они
никогда не видели. Ведь им надо будет, как подрастут, обязательно
вернуться к кораблю. И еще он нашел там несколько объемных цветных
картинок, фотографий с видами земных городов, и тоже взял с собой.
Некоторые другие вещи были непонятны, их Олег трогать пока не стал - он
понимал, что возвращение к поселку будет трудным. Но одну вещь он взял,
