к ней сердце сурового инженера, было неизвестно. В тунике она, правда, была
очень хороша, но Тамара, квартирная хозяйка, отнеслась к ней критически и
спросила, правда ли, что в Древней Греции девицы не носили нижнего белья?
Вероника поклялась, что это было именно так, что не помешало грекам создать
великолепную скульптуру и философию. Тамара вспомнила, что греческая
скульптура вся раздетая, и ушла на кухню греметь посудой.
Инженер вернулся затемно, но позвонил из пансионата, в котором
остановился. Подошла к телефону Кора, он не скрывал радости, что слышит ее
голос, и Кора подумала, как неправильно путать резкость крупных черт с
грубостью. Ничего грубого в лице инженера она не усмотрела.
На телефонный звонок прибежала Вероника -- она, видимо, ждала его и не
ложилась спать.
Она была в новой тунике, правая грудь обнажена, волосы собраны в пучок
и спереди украшены диадемой. Кора была вынуждена с сожалением признать, что
ее богатая подруга сказочно прекрасна. Она отошла от телефона, и настроение
ее резко упало. Вероника воскликнула:
-- Куда ты пропал, Сева! Мне столько нужно тебе рассказать!
Кора ушла к себе в комнату, ей не хотелось слышать, как Вероника
обольщает инженера.
Понимая, что она преувеличивает уровень разврата своей подруги, Кора не
намеревалась изменять формулировки. И если бы ей сейчас пришлось писать
воспоминания о жизни в Симеизе, она бы написала о событиях той ночи именно
такую фразу.
Кора улеглась, откуда-то прилетел комар невероятной хитрости и злобы,
жизнь не удалась, и не мешало бы завершить ее элегантным самоубийством,
кинуться с обрыва у Птичьей крепости на глазах у всех знакомых. И на пути
вниз желательно превратиться в чайку. Впрочем, нет, чайки слишком крикливы и
наглы. Может быть, ей лучше превратиться в орла? В орлицу, которая может
часами, почти не шевеля крыльями, парить над восходящими воздушными
потоками. И ее дом будет располагаться высоко на обрыве, куда не заберется
даже ловкий охотник Грант...
Так она и заснула, не решив, какой птицей станет, когда покончит с
собой, а утром Вероника проснулась раньше и была возбуждена, радостна и
суетлива, ну точно как чайка, несущаяся за пароходом, с которого ей кидают
кусочки хлеба. Туника была снова надета так, чтобы одна грудь была обнажена,
и Тамара Ивановна, поглядев на нее, спросила:
-- Чой-то ты сегодня такая разнузданная? -- Ты не понимаешь, так ее
полагается носить, -- ответила Вероника, с наслаждением вгрызаясь в арбуз.
-- Наверное, чтобы младенца удобней подкладывать, -- заметила хозяйка
без очевидного юмора, но Вероника тунику поправила и отказалась от мысли
произвести сенсацию на пляже, так как не была готова к выкармливанию
младенца, а воображение у нее было хорошо развито.
Тамара не успела испортить Веронике настроение, потому что снизу
закричал композитор Миша Гофман:
-- Девушки, не спать! Петушок пропел давно! Через полчаса Сева начнет
испытания своего махолета!
Тут словно кто-то сильно уколол Веронику -- иного сравнения Кора
отыскать не смогла -- скорость ее движения увеличилась втрое, но пользы от
этого было немного, потому что туника страшно мешала красить губы и
одновременно завязывать длинные шнурки сандалий. Булавки, которыми крепилась
диадема, дружно закатились под ванну... Кора ждать ее не стала, и Вероника
неслась за приятелями в гору, припадая на босую ногу, туника обнажила все,
что обнажать не следовало, но окутала шелковым туманом все пристойные части
тела.
Когда Вероника, пылающая гневом, вбежала на площадку Птичьей крепости и
затормозила, диадема слетела с головы, и в отчаянном прыжке ее поймала
возлюбленная охотника Гранта, которая прыгнула за ней к обрыву и повисла на
одной зеленой ручке, удержавшись за висячий корень. Бабушка Ксения Романова
тут же кинула ей конец своего шарфа, за который с другой стороны уцепился
охотник Грант, вытянувший возлюбленную на площадку. Ни Кломдидиди, ни Грант
не произнесли во время этого приключения ни слова, лишь взялись потом за
руки в знак взаимного расположения. -- Спасибо, -- коротко ответила
Вероника, которая мало что заметила, потому что смотрела в небо, выискивая
своего инженера.
Инженер пришел пешком -- с тыла. Он поздоровался и сказал, что его
махолет собирают на шоссе, чуть повыше крепости, и желающие могут им
полюбоваться. Будучи человеком воспитанным, инженер спросил бабушку
Романову, не помешает ли он ее исследованиям, и та ответила, что, напротив,
ей это интересно, а науке полезно знать, как реагируют коршуны на полеты
махолетов.
Инженер ушел на шоссе, и остальные, включая приведшую себя в порядок и
соблазнительную донельзя Веронику, отправились следом.
Там на обочине, в траве, лежали части хрупкой машины, верней, не
машины, а типичной авиамодели, которые делают школьники и даже устраивают
между собой соревнования. Разумеется, что бы ты ни собрал из таких планочек,
оно человека не поднимет. Видно, иначе рассуждал молодой человек ученого
вида, который оказался ассистентом Всеволода и как раз в тот момент раскрыл
плоский чемоданчик и вытащил из него паутинку, что поместилась у него в
кулаке, как это делают фокусники. Затем он раскрыл костлявый кулак, и
паутинка превратилась в занавес, которым можно было обклеить планочки.
-- Мечта человечества, -- сообщил Миша Гофман. -- Я хотел бы воспеть
момент, когда человек воистину превращается в птицу. Без этих вонючих или
пожирающих кислород двигателей. Да здравствует Икар!
--Спасибо, -- сказал серьезный инженер. -- Сравнение с Икаром, Михаил
Львович, я принимаю лишь из уважения к вашему песенному творчеству. В ином
случае сравнение было бы мне неприятно и даже опасно ввиду ранней кончины
Икара.
-- О Господи! -- ахнул композитор. --Я же в переносном смысле, в смысле
общего героического образа.
-- К тому же, -- продолжал спорить с ним Всеволод, -- я всегда уделяю
первостепенное внимание соображениям безопасности, потому что хочу довести
свою работу до конца, и нет ничего глупее, чем сорвать ее, не учтя такого
пустяка, как точка плавления воска при приближении к Солнцу.
Пожалуй, Вероника и тут не догадалась, что испытатель шутит, потому что
она как фурия накинулась на композитора.
-- Как ты можешь! -- закричала она. -- В такой жизненный момент!
Пока Миша отбивался от нее, инженер с помощником осторожно воссоздали
хрупкую птицу, натягивая паутину, которая оказалась весьма прочной. Нашлась
работа и зрителям, и все с удовольствием ею занялись, опять же за
исключением композитора, который был ленив и к тому же живот не позволял ему
свободно наклоняться, и Вероники, которая во всеуслышание заявила, что не
может увеличивать риск для человека, которого она ценит и уважает, залезая
своими неопытными руками в чрево его создания. Так она и сказала, Кора
далеко не сразу поняла, почему у подруги возникли ассоциации с абортом, но
потом решила, что Веронику порой подводит недостаток образования, которое
она пытается компенсировать небольшим житейским опытом. Ах, если бы она
поменьше сбегала с уроков с мальчиками на Детском острове!
Часам к десяти махолет был собран, Всеволод разделся до плавок, потому
что в случае неудачного спуска мог упасть в море, а там любой костюм --
лишний. Старушка первой пошла в крепость, откуда лучше всего было наблюдать
за испытаниями, там у нее на скамеечке лежала видеокамера, которая
фиксировала птичьи полеты. Остальные дождались, пока инженер Всеволод Той
вертикально прижал к себе одно крыло, а его помощник сделал то же самое со
вторым, и, покачиваясь от порывов ветра, они отправились вверх по склону.
Там, за громадной кубической скалой, инженер прикрепил к себе крылья, и
помощник его вышел на открытое пространство и долго стоял, ожидая, пока
ветер утихнет. Наконец он дождался паузы и закричал: -- Давайте, Сева!
Всеволод выбежал из-за скалы и тут же сделал сильное движение руками.
Крылья подхватили его, как ладони мужчины подхватывают котенка, и оторвали
от земли. Инженер совершал плавательные движения ногами, а крылья служили
ему как средство для планирования. Все же, даже несильно двигая ими, он
понемногу стал подниматься вверх. Там, наверху, ветер дул иначе, и Всеволод
направился к морю. Коре хотелось крикнуть, хорошо ли ему одному в такой
вышине, не страшно ли. Но это было глупое желание, и оно, к сожалению,
перекликалось с мыслями Вероники, которая сообщила окружающим:
-- Наверное, я этого не переживу. Какое счастье, если Сева вернется
живым. Это же безумие, правда, это безумие.
-- Безумству храбрых, -- сообщил композитор Миша, нашпигованный
забытыми цитатами, -- поем мы гимны. -- Очень впечатляет, -- сказала
Вероника.. -- Кажется, эти слова принадлежат Лермонтову. Я когда-то хотел
написать на них кантату.
-- Погодите же! -- огрызнулся вдруг долговязый, бледный поэт Карик. --
Вы мешаете наслаждаться зрелищем!
-- Наслаждайтесь. Кто вам мешает! -- обиделся композитор. -- Я же
только говорю, а не махаю руками, как некоторые.
Кора пошла к крепости -- скоро Всеволод долетит до нее.
В крепости уже была бабушка из семьи Романовых, которая снимала полет
Всеволода на видео. Кора сразу поглядела вниз, через парапет -- на море.
Там, среди белых барашков, покачивалось зернышко тмина -- вторая лодка с
наблюдателем.
Кора кинула взгляд в сторону кустов, посмотрела на скалы за осыпавшейся
стеной -- нет, комиссара Милодара нигде не видно. Сегодняшние события его не
интересуют.
И тут махолет инженера появился из-за скалы. Он держал курс на
крепость. Было очевидно, что Всеволод видит стоящую там Кору и направляется
именно к ней, -- Вероника/пока задержалась у дороги, то ли выясняя отношения
с композитором, то ли приводя в очередной раз в порядок свой туалет.
Конечно, инженер мог направляться и к старушке, но вот он подлетел поближе
и, мерно взмахивая громадными крыльями, крикнул: -- Кора, привет!
Тут уж никаких сомнений о том, что он видит именно ее, не оставалось.
-- Привет! -- Кора подняла руку, радуясь его достижениям. -- Тебе
хорошо?
-- Хорошо! -- Ветер донес ответ и тут же рывком умчал его вдаль.
Инженер с трудом удержал равновесие, и его пронесло близко от Коры. Он
смеялся и наслаждался птичьим полетом.
-- Я готова в него влюбиться! -- воскликнула бабушка из семейства
Романовых. Но, кроме Коры, никто не услышал этого признания.
Площадка крепости наполнилась народом во главе с Вероникой. Все
прибежали сюда. Но Всеволод уже взмыл так высоко, что казался орлом или
коршуном, реющим над склоном горы.
-- Спускайтесь! -- кричала Вероника. -- У вас устанут руки.
-- Не беспокойтесь, -- возразил ей ассистент инженера, -- мы это
предусмотрели. Руки лежат на специальных салазках.
Выждав паузу в порывах ветра, Всеволод решил еще раз спуститься к своим
друзьям. Он начал снижаться кругами, и полет его был плавным и даже
торжественным. По крайней мере, так казалось Коре.
Вот человек-птица, совершая очередной круг, приближается к обрыву, на
вершине которого приютились развалины Птичьей крепости, вот он снова берет
курс к морю, и под ним разверзается пропасть глубиной в сотни метров... И
тут случилось нечто ужасное! Шквал или просто удар налетевшей воздушной
массы оказался неожиданным для инженера, и он не успел развернуть крыло,
чтобы взмыть на воздушной волне. Ударив в крыло, волна завернула руку
пилота, и Всеволод на секунду потерял равновесие. Этого было достаточно для
