на кого бы он ни взглянул, в глазах были решимость и отчаяние.
Будь он проклят, этот умник, изобретший фитаин! Яски, стоявший позади
своих людей, окаменел. Но Бонн медленно начал разуваться.
"Нет, нет, не надо! - мысленно закричал ему Майлз. Если ты встанешь с
ними, они не сдадутся. Уверятся в том, что правы. Не делай этого, ты даже
не представляешь, какая это страшная ошибка..." Бонн сбросил остатки
одежды в кучу, вышел вперед, встал в строй, повернул голову и встретился
взглядом с Метцовым. Глаза генерала вспыхнули ледяным огнем.
- Значит, - прошипел он, - ты сам признаешь себя виновным. Ну что ж,
замерзай!
Как быстро и как плохо все обернулось. Самое время припомнить
какое-нибудь неотложное дело в метеоцентре и убраться отсюда к чертовой
матери. Если б только эти дрожащие, околевающие от холода самоубийцы
покорились, ночь окончилась бы для него без очередного прокола!
Взгляд Метцова упал на Майлза:
- Форкосиган, можете взять оружие и принести хоть какую-нибудь
пользу. Либо считайте себя свободным.
Он вправе уйти. Вправе ли? Когда он еще пару минут простоял, не
двинувшись с места, к нему подошел сержант и вложил в руки нейробластер.
Майлз безучастно принял его. Пытаясь собраться с мыслями (разве можно
назвать мыслями ужас), он, прежде чем поднять парализатор, убедился:
оружие не снято с предохранителя.
Это уже не мятеж. Бойня.
Один из новобранцев нервно хихикнул. Что им приказали? И что они об
этом думают? Эти восемнадцати - девятнадцатилетние парни - понимают ли
они, что такое преступный приказ? И если да, знают ли, что предпринять в
таком случае?
А он сам?
Все дело в том, что ситуация была сомнительной. Не укладывалась в
схему. Майлз знал о преступных приказах. Каждый окончивший академию знал о
них. В конце первого полугодия в академию прибывал его отец собственной
персоной и устраивал для старшего курса однодневный семинар на эту тему.
Во времена своего регентства он лично императорским указом обязал
выпускников разбираться в существе проблемы. Уметь дать точное юридическое
определение преступного приказа, знать, когда и каким образом можно не
подчиниться ему. Все это иллюстрировалось видеофильмом, включающим примеры
верного и неверного поведения. Примеры брались из истории, и даже новейшей
- рассматривались, например, гибельные политические последствия
Солстайской бойни (командующим тогда был сам адмирал). Во время показа
этих кадров один-два кадета неизменно покидали аудиторию, дабы
освободиться от содержимого своих желудков.
Преподаватели академии ненавидели День Форкосигана, поскольку
нормальное течение занятий прорывалось и курсанты не могли войти в норму
несколько недель. Собственно говоря, адмирал Форкосиган не читал свою
лекцию в конце года именно поэтому - каждый раз приходилось уговаривать
самых впечатлительных не бросать академию перед выпускными экзаменами.
Майлз знал, что лекцию отца слушали только кадеты, хотя адмирал полагал
нелишним записать ее на головид и включить в основной курс армейской
подготовки. Некоторые места этого семинара были откровением даже для
Майлза.
Но сейчас... Если бы подчиненные Бонна были гражданскими лицами,
Метцов был бы не прав на сто процентов. Но если бы подобное случилось во
время войны, перед лицом вражеской угрозы, Метцов просто не мог вести себя
иначе. Теперешняя ситуация была промежуточной. Солдаты проявили
неповиновение, но пассивное. Никакого врага нет и в помине. Ничто не
угрожало персоналу базы (если не считать угрозы их здоровью и даже, может
быть, жизни). Хотя, если ветер переменится, и ситуация окажется иной... Я
не готов к этому, еще не готов, не так скоро. Какое решение будет
правильным?
Моя карьера... Майлза охватило что-то вроде приступа клаустрофобии -
как человека, застрявшего в лифте. Бластер подрагивал в его руках. Поверх
параболического отражателя он видел стоявшего молча Бонна. Уши, пальцы и
ноги раздетых людей побелели. Один согнулся в три погибели, превратившись
в дрожащий клубок, но не подавал знака, что сдается. Не почудилась ли в
позе Метцова легкая тень сомнения?
На мгновение у Майлза промелькнула сумасшедшая мысль снять оружие с
предохранителя и выстрелить в этого параноика. А что потом? Стрелять в
новобранцев? Он не успеет перестрелять всех. Чей-то луч достанет его в ту
же минуту.
Вероятно, я здесь единственный, кто уже убивал, неважно, в бою или
нет. Метцов и сержант, разумеется, не в счет. Новобранцы могут начать
стрелять по невежеству или из любопытства. Они слишком мало знают, чтобы
ослушаться безумца. Не знают они и самого печального - то, что произойдет
в следующие полчаса, останется в их памяти до конца жизни.
Что я могу - сейчас, в данную минуту? Только подчиниться приказу.
Единственно разумная вещь в повальном безумии, творящемся прямо на глазах.
Каждый следующий командир, под чьим началом придется служить еще годы и
годы, будет требовать одного - чтобы его приказы выполнялись как можно
точнее. Ты думаешь, что после этого сможешь наслаждаться службой на
корабле, младший лейтенант Форкосиган? А как насчет компании околевших от
холода призраков? Что ж, по крайней мере я не буду одинок...
Все еще с бластером в руках, Майлз отступил на несколько шагов назад,
выпав из поля зрения новобранцев и Метцова. Горячие слезы обожгли ему
веки.
Он сел на землю. Снял перчатки, расшнуровал ботинки. На землю упала
куртка, потом брюки. Поверх легло зимнее белье с обогревом, а на самом
верху аккуратно пристроился нейробластер. Майлз вышел вперед. Стержни,
поддерживающие ноги, казались ледяными.
НЕНАВИЖУ ПАССИВНОЕ СОПРОТИВЛЕНИЕ. КАК Я ЕГО НЕНАВИЖУ.
- Что вы, черт возьми, делаете, младший лейтенант?! - рявкнул Метцов,
когда Майлз прохромал мимо него.
- Хочу прекратить это, сэр, - спокойно ответил Майлз. Даже сейчас
некоторые из техников отодвинулись от него, словно физические недостатки
были заразными. Однако Паттас не сделал этого. Бонн тоже.
- Бонн уже попытался валять дурака. Думаю, сейчас он жалеет об этом.
А у вас тем более не пройдет, Форкосиган. - Голос Метцова дрожал, почти
прерывался - не от холода, разумеется.
Ты должен был сказать "младший лейтенант". Значит ли что-нибудь
фамилия? Майлз увидел, как по рядам новобранцев прошла волна беспокойства.
Да, у Бонна не получилось. Он, младший лейтенант Форкосиган, был здесь
единственным, чье личное вмешательство могло переломить ситуацию. Все
зависит от того, насколько далеко зашел потерявший от бешенства рассудок
Метцов.
Майлз обращался прямо к нему - и к новобранцам:
- Не исключено, хотя и маловероятно, что служба безопасности не
станет расследовать обстоятельства гибели лейтенанта Бонна и его людей,
если вы пошлете лживый рапорт и сошлетесь на некий несчастный случай. Но
гарантирую вам: обстоятельства моей смерти расследовать будут.
На губах Метцова появилась странная улыбка.
- А если не останется свидетелей?
Сержант Метцова держался столь же непреклонно, как и его командир.
Майлз вспомнил Ана - пьяницу Ана, молчуна Ана. Какие сцены наблюдал он на
Комарре? И если был свидетелем, почему ему сохранили жизнь? В
благодарность за что, за какое предательство?
- Из-з-звините, сэр, но передо мной по крайней мере десять свидетелей
с нейробластерами. - Серебряные параболоиды с места, где стоял Майлз,
казались огромными, как тарелки. Смена точки наблюдения сильно изменила
его мнение о ситуации. Она больше не казалась сомнительной. Все ясно.
- Или вы собираетесь уничтожить свою расстрельную команду и
застрелиться? Служба безопасности подвергнет допросу всех возможных
свидетелей. Вы не можете заставить меня замолчать. Живой или мертвый,
своими устами или вашими (а может, даже их устами), но я дам показания. -
Майлза трясло от холода. Удивительно, как при этой температуре чувствуется
даже легкий восточный ветер. Чтобы его дрожь не приняли за что-то иное (у
него действительно трясутся поджилки, да только не от страха), Майлз изо
всех сил старался говорить членораздельно.
- А вдруг вы... э-э... позволите себе замерзнуть, младший лейтенант?
- Тяжелый сарказм Метцова подействовал на Майлза. Этот человек все еще
думает, что правда на его стороне. Он ненормален.
Голые ноги Майлза больше не чувствовали холода. Ресницы покрылись
инеем. Он быстро догонял остальных благодаря маленькой массе тела. Кожа
покрылась сине-фиолетовыми пятнами.
Над занесенной снегом базой нависла мертвая тишина. Майлзу казалось,
он слышит падение снежинок, стук зубов замерзающих людей, частое дыхание
новобранцев. Время остановилось.
Попробовать пригрозить Метцову? Разбить его невозмутимость -
намекнуть на Комарру, на то, что правда о его опале выйдет наружу?.. Или
обнародовать звание отца и его положение?.. Черт побери, каким бы
сумасшедшим ни был Метцов, должен же он понимать, что зашел слишком
далеко. Его "старомодный" урок дисциплины сорвался, и теперь этот
полоумный упорствует, готовый защищать свой авторитет до конца. Как же
сказал Ан на прощанье? "Он может быть весьма опасен. Никогда не угрожайте
ему..." За всеми этими садистскими штучками трудно заметить страх. Но он
сидит в Метцове где-то там, в глубине... И если нельзя надавить на него,
может быть, стоит попробовать потянуть с другого конца?..
- Но подумайте, сэр, - Майлз старался, чтобы голос его звучал как
можно убедительнее, - чего вы достигнете, прекратив все это. Во-первых, у
вас теперь все доказательства факта мятежа и даже э-э... заговора. Вы
можете арестовать и посадить всех на гауптвахту. Тем самым вы приобретаете
все, ничего не потеряв. Я, например, расстаюсь с мечтой о карьере, получаю
позорную отставку, может быть, тюремную камеру. Вам не кажется, что смерть
гораздо почетнее? Остальным за вас займется служба безопасности, и вы
только выиграете от этого.
Слова Майлза зацепили Метцова - сузившиеся стальные глаза вспыхнули,
прямая шея служаки качнулась влево. Теперь дать ему заглотить наживку и ни
в коем случае не дергать леску...
Метцов подошел совсем близко, нависая над тщедушным Форкосиганом, как
каменная глыба, окутанная облачком пара. Понизив голос, он произнес:
- Типичный ответ Форкосигана. Твой мягкотелый папаша либеральничал с
комаррскими подонками, и это обошлось нам недешево. Военный трибунал для
адмиральского сыночка - как ты полагаешь, собьет это спесь с одного
бездарного лицемера, а?
Майлз сглотнул ледяную слюну. Кто не знаком с собственной историей,
вспомнилось ему, тот обречен постоянно натыкаться на нее. К сожалению,
тот, кто знаком, - тоже.
- Сожгите этот чертов пролившийся фитаин, - хрипло прошептал он, - а
там будет видно.
- Все арестованы, - неожиданно громко объявил распрямившийся Метцов.
- Одевайтесь!
От нахлынувшего облегчения люди опешили. Потом, нервно поглядывая на
бластеры, бросились к одежде, поспешно натягивая ее непослушными,
одеревеневшими на морозе руками. Но Майлз уже минуту назад понял, что все
позади. И вспомнил слова отца: "Оружие - просто инструмент, заставляющий
врага изменить свою точку зрения. Полем битвы являются умы, все остальное
- бутафория".
Как оказалось, лейтенант Яски в момент отвлекшего внимание всех
присутствующих появления на сцене раздетого Майлза незаметно ускользнул в
административный корпус. В результате на месте происшествия оказались
командир курсантов, врач базы и заместитель Метцова - в надежде хоть
