- Так мне удалось убедить вас, что с моим приказом не все в порядке?
- О да. Я понимал, что если это так, значит, безопасность посольства
взорвана изнутри. Вероятно, через курьера. Но я не осмелился обвинить его,
не имея доказательств.
- Курьер, да, - кивнул Майлз. - Это было моим вторым предположением.
Галени приподнял брови:
- А первым?
- Боюсь, что вы.
Улыбка Галени была более чем выразительной.
Майлз смущенно пожал плечами:
- Я решил, что вы взяли да прикарманили мои восемнадцать миллионов
марок. Но если вы действительно это сделали, почему вы не сбежали, думал
я. И тут вы сбежали.
- О! - в свою очередь выдохнул Галени.
- Так все сошлось, - продолжал Майлз, - и я уверился в том, что вы
растратчик, дезертир, вор и вообще комаррский сукин сын.
- И что вам помешало обвинить меня в этом официально?
- К сожалению, ничего. - Майлз откашлялся. - Простите.
Галени позеленел. Он был слишком расстроен, чтобы притворяться
возмущенным.
- Простите, - повторил Майлз. - Но если мы отсюда не выберемся, ваше
имя будет смешано с грязью.
- Значит, все было напрасно...
Галени облокотился о стену, запрокинул голову и закрыл глаза, словно
от сильной боли.
Майлз представил себе политические последствия бесследного
исчезновения Галени. Следователи наверняка сочтут его мошенником, плюс к
тому замешанным в киднеппинге, и убийстве, и побеге, и Бог весть в чем
еще. Можно не сомневаться, что скандал потрясет до основания систему
интеграции Комарры, а может, вообще уничтожит ее. Майлз взглянул на
сидящего напротив человека - его отец, лорд Форкосиган, когда-то решил
положиться на него.
"Некое искупление..."
Одного этого достаточно, чтобы комаррское подполье уничтожило их
обоих. Но существование - Господи, только неклена! - дубль-Майлза
свидетельствовало, что тень, брошенная Майлзом на Галени, была на руку
комаррцам. Интересно, какова будет их благодарность.
- Так вы пошли на встречу с этим человеком, - напомнил Майлз. - Не
захватив с собой ни комм-устройство, ни охранника.
- Да.
- И быстренько были похищены. А еще критиковали мое легкомыслие!
- Да. - Галени открыл глаза. - Вернее, нет. Сначала мы вместе поели.
- Вы сели с этим типом за ленч? Или... Она была хорошенькая?
Тут Майлз вспомнил, какое местоимение Галени употребил, обращаясь к
осветительной панели.
- Ничуть. Но он действительно попытался меня распропагандировать.
- И ему это удалось?
В ответ на испепеляющий взгляд Галени Майлз объяснил:
- Видите ли, наш разговор напоминает мне пьесу... для моего
развлечения.
Галени поморщился, наполовину раздраженно, наполовину соглашаясь.
Подделки и оригиналы, правда и ложь. Как их проверить здесь? Чем?
- Я послал его подальше. - Галени произнес это достаточно громко,
чтобы панель не пропустила мимо ушей. - Мне следовало догадаться, что за
время нашей беседы он сказал слишком много, и меня просто опасно оставлять
на свободе. Но мы обменялись гарантиями. Я повернулся к нему спиной...
позволил чувству взять верх над разумом. И очутился здесь. - Галени
оглядел узкую камеру. - Но это ненадолго. Пока у него не пройдет внезапная
вспышка сентиментальности.
Галени явно бросил это осветительной панели как вызов.
Майлз втянул сквозь зубы холодный воздух.
- Видно, ваше знакомство очень давнее и очень серьезное.
- О да.
Галени снова закрыл глаза, словно хотел уйти от Майлза и всего мира в
благодатный сон.
Замедленные, осторожные движения Галени говорили о пытках...
- Они пытались убедить вас? Или допрашивали старым добрым способом?
Галени чуть прикоснулся к лиловому кровоподтеку под левым глазом.
- Нет, для допросов у них существует суперпентотал. Меня обрабатывали
им уже три-четыре раза. Сейчас они должны знать о службе безопасности
посольства практически все.
- Тогда почему вы в синяках?
- Я пытался вырваться... Кажется, вчера. Могу вас заверить: та
троица, что меня задерживала, выглядит гораздо хуже. Наверное, они еще
надеются, что я передумаю.
- А вы не могли бы прикинуться, что согласны? Ненадолго, только чтобы
выбраться отсюда? - спросил Майлз.
Галени гневно воззрился на него.
- Ни за что! - проскрежетал он. Но припадок ярости миновал почти
мгновенно, и он с усталым вздохом кивнул головой: - Наверное, мне
следовало это сделать. Но теперь уже поздно.
Не повредили ли они капитану мозги своими химическими средствами?
Если холодный логик Галени позволяет чувствам до такой степени владеть им
и его рассудком... Да, это должны быть мощные эмоции.
- Вряд ли они примут мое предложение о сотрудничестве, - уныло
предположил Майлз.
К Галени вернулась его обычная ленивая растяжечка:
- Конечно, нет.
Через несколько минут Майлз заметил:
- Это не может быть клон, знаете ли.
- Почему? - осведомился Галени.
- Любой клон, выращенный из клеток моего тела, должен выглядеть...
ну, как Айвен. Шести футов ростом и не такой искривленный. С хорошими
костями, а не моими палочками. Если только... - (ужасная мысль!) -
...медики не лгали мне всю жизнь относительно моих генов.
- Его должны были искривить в соответствии с вами, - задумчиво
предположил Галени. - Химически или хирургически, или и так, и эдак. С
вашим клоном это сделать не труднее, чем с любым другим хирургическим
конструктом. Может, даже легче.
- Но то, что произошло со мной, - такой странный случай... Даже
лечение было экспериментом. Мои собственные врачи не знали, что у них
получится, пока все не закончилось.
- Наверное, было нелегко заполучить ваш дубликат. Тем не менее его
заполучили. Может... индивидуум, которого мы видели, являет собой
последнюю из таких попыток.
- А как они поступали с неудачными? - в ужасе воскликнул Майлз. Перед
его мысленным взором предстала шеренга клонов, похожих на иллюстрацию
эволюционного процесса, только в обратном порядке: прямоходящий
айвеноподобный кроманьонец, регрессирующий через потерянные звенья до
обезьяноподобного Майлза.
- Полагаю, их устранили.
Голос Галени был мягким и высоким: он не столько отрицал, сколько
бросал вызов ужасу.
Майлза затошнило:
- Какая жестокость!
- О да, - все так же мягко согласился Галени.
Но Майлз пытался рассуждать, несмотря ни на что.
- Значит, он... клон... - "мой брат-близнец", - Майлз заставил себя
додумать эту мысль до конца. - Но тогда он должен быть много моложе меня.
- На несколько лет, - согласился Галени. - По моим подсчетам, на
шесть.
- Почему на шесть?
- Арифметика. Вам было около шести, когда закончилось комаррское
восстание. Примерно тогда эта группа должна была переключить свое внимание
на какой-то другой, менее вызывающий план мести Барраяру. Раньше эта идея
не могла интересовать их. А если бы они занялись ею позже, клон был бы
сейчас слишком молод, чтобы заменить вас. Слишком молод, чтобы успешно
сыграть свою роль. Сдается мне, он должен не только выглядеть, но и
действовать как вы.
- Но зачем вообще нужен клон? И почему именно мой?
- Полагаю, он должен стать детонатором крупной провокации, которая
совпадет с восстанием на Комарре.
- Барраяр никогда не отдаст Комарры. Никогда. Вы - наша дверь в мир.
- Я знаю, - устало сказал Галени. - Но кое-кто готов скорее утопить
наши города в крови, чем учиться у истории. Или вообще чему-то учиться.
И Галени невольно поднял глаза на осветительную панель.
Майлз сглотнул, собрал остатки воли и проговорил в пустоту:
- Когда вы узнали, что ваш отец не подорвался на той мине?
Взгляд Галени метнулся к нему, тело окаменело, но тут же обмякло. И
он сказал:
- Пять дней назад. - Спустя некоторое время добавил: - А как узнали
вы?
- Мы вскрыли ваше личное дело. Он ваш единственный близкий
родственник, чья смерть не подтверждена документально.
- Мы считали, что он погиб. - Голос Галени звучал безжизненно и
ровно, глаза были неживыми - Мой брат определенно погиб. Барраярская
служба безопасности явилась и заставила мать и меня опознать то, что
осталось. А осталось немного. Было так легко поверить, что от отца не
осталось и такой малости: по сообщениям, он находился гораздо ближе к
эпицентру взрыва.
Галени превращался в мертвеца прямо на глазах. И Майлз понял, что
должен предотвратить эту смерть. Бессмысленнейшая с точки зрения империи
гибель офицера. Вроде убийства. Или аборта.
- Мой отец все твердил о свободе Комарры... - тихо продолжал Галени
(кому он это рассказывал: Майлзу, осветительной панели или себе самому?) -
...и жертвах, на которые все мы должны идти ради свободы. Особенно о
жертвах: либо жертвовать жизнью, либо все бесполезно. Но отца нисколько не
волновала свобода тех, кто жил на Комарре. Я стал свободен только в тот
день, когда восстание на Комарре угасло. В тот день, когда не стало отца.
Я стал свободен смотреть на вещи по-своему, делать собственные выводы,
выбирать свою жизнь... Или так я думал. Жизнь, - интонации Галени были до
жути саркастическими, - полна сюрпризов.
И он одарил осветительную панель мертвой улыбкой.
Майлз зажмурил глаза, стараясь мыслить связно, что было нелегко:
Галени сидел в двух метрах от него, буквально исходя горечью. У Майлза
возникло неприятное ощущение, что его формальный начальник махнул рукой на
все, кроме собственной схватки с призраками прошлого. Или не призраками.
Так что действовать придется самому.
Действовать - но как? Майлз встал и начал пошатываясь расхаживать по
камере. Галени молча наблюдал за ним. Выход только один. Майлз поскреб
стены ногтями. Никакого результата. Швы у пола и потолка (несмотря на
страшное головокружение, он забрался на скамейку и протянул руку вверх)
были крепкими. Майлз прошел в санузел, облегчился, вымыл руки и лицо,
прополоскал рот, чтобы избавиться от неприятного вкуса (в умывальнике
оказалась только холодная вода), попил из ладоней. Стакана нет, нет даже
пластмассовой кружки. Вода тошнотворно заплескалась в желудке, руки
задергались: последствия парализации. А что, если заткнуть слив рубашкой и
пустить воду? Похоже, это единственная акция протеста, которая тут
возможна. Майлз вернулся к своей скамье, вытирая руки о брючины, и
поскорее плюхнулся на нее, чтобы не рухнуть на пол.
- Вас хоть кормят? - поинтересовался он.
- Два или три раза в день, - ответил Галени. - Тем, что готовят
наверху. Похоже, в этом доме живет несколько человек.
- Видимо, это единственный момент, когда можно попытаться бежать.
- Был единственный, - вяло откликнулся Галени.
Был. Стало быть, теперь, после попытки Галени, их охрана будет
усилена. Кроме того, Майлз не осмелился бы повторить ее вслед за Галени -
побои, перенесенные тем, сделали бы Майлза инвалидом.
Галени уставился на запертую дверь.
- Все-таки небольшое развлечение. Когда дверь открывается, никогда не
знаешь, обед это или смерть.
Неужели Галени свыкся с мыслью о смерти? Похоже, что так. Камикадзе
чертов! Майлзу прекрасно знакомо такое настроение. Можно даже полюбить
кладбищенский настрой; но это злейший враг воли к жизни. Да нет, просто
враг, и точка.
Но решимость Майлза не помогла ему найти выход, хотя он все
прокручивал и прокручивал в уме разные варианты. Конечно же, Айвен сразу
распознает самозванца. Хотя он может отнести любую ошибку клона на то, что
