разум испытал такую боль, такой страх, по сравнению с которым обычное
повешение показалось сущим пустяком.
Потом он умер.
Какое-то мгновение он висел в забвении, ничего не чувствуя и ничего
не видя. Затем вдруг мягкая пена откатилась от кожи, по глазам резанул
свет, и Джерри увидел прокурора. Тот стоял, глядя, как Джерри судорожно
глотает воздух и хватается рукой за горло, испытывая позывы к рвоте.
Казалось невероятным, что он может дышать. Испытай он только удушение, он
бы вздохнул с облегчением и сказал: "Один раз я уже прошел через это, и
теперь смерть мне не страшна". Но удушение было сущим пустяком. Удушение -
это всего лишь прелюдия. А он боялся смерти.
Его заставили войти в камеру, в которой он умер. Он увидел свисающее
с потолка свое тело, лицо черное, язык высунут, на голове по-прежнему этот
шлем.
- Перережьте веревку, - сказал прокурор, и Джерри ждал, когда
охранники исполнят приказ. Однако один из охранников протянул Джерри нож.
Все еще туговато соображая, Джерри развернулся и бросился на
прокурора, но один из охранников крепко схватил его за запястье, а другой
направил ему в голову пистолет.
- Неужто вам так быстро хочется умереть снова? - спросил прокурор.
Джерри захныкал, взял нож и потянулся вверх освободить себя из петли.
Но чтобы дотянуться до веревки, Джерри пришлось так близко стоять к трупу,
что не касаться его он просто не мог. Вонища была жуткой, усомниться в
факте смерти невозможно. Джерри так задрожал, что нож его почти не
слушался, но веревка, наконец, лопнула, и труп кулем упал на пол, сбив
Джерри с ног. Поперек ног Джерри легла рука. Рядом, глаза в глаза,
оказалось лицо.
- Вы видите камеру?
Джерри отупело кивнул.
- Смотрите в камеру и покайтесь за все, что вы сделали против
правительства, которое принесло мир на землю.
Джерри снова кивнул, и прокурор сказал:
- Начинайте.
- Сограждане американцы, - заговорил Джерри, - простите меня. Я
совершил ужасную ошибку. Я был неправ. Русские хорошие. Я допустил, чтобы
убили невинного человека. Простите меня. Правительство оказалось добрее ко
мне, чем я того заслуживаю.
И так далее и тому подобное. Джерри лепетал с час, пытаясь доказать,
что он трус, что он ничтожество, что он виноват, что правительство в
респектабельности соперничает с Богом.
А когда закончил, прокурор снова вошел в комнату, качая головой.
- Мистер Кроув, вы в состоянии выступить гораздо лучше. Ни один
человек из публики не поверил ни единому вашему слову. Ни один человек из
отобранных для слушания не поверил, что вы хоть чуть-чуть искренни. Вы
по-прежнему считаете, что правительство надо свергнуть. Так что нам снова
придется прибегнуть к лечению.
- Позвольте мне исповедаться еще раз.
- Проба есть проба, мистер Кроув. Прежде чем мы разрешим вам иметь
хоть какое-то отношение к жизни, придется еще раз умереть.
Теперь Джерри с самого начала орал благим матом. О достоинстве думать
не приходилось: его подвесили под мышки над продолговатым цилиндром,
наполненным кипящим маслом. Погружали очень медленно. Смерть наступила,
когда масло дошло ему до груди, - ноги к тому времени уже совершенно
сварились, и большие куски мяса отставали от костей.
Его ввели и в эту камеру. А когда масло остыло настолько, что к нему
можно было прикасаться, заставили выудить куски своего собственного трупа.
Джерри во всем признался и покаялся снова, но публику, отобранную для
теста, убедить не удалось.
- Этот человек насквозь фальшивый, - заявили слушатели. - Он и сам не
верит ни единому своему слову.
- Судя по всему, - заметил прокурор. - После своей смерти вы очень
хотите сотрудничать с нами. Но ваши слова идут не от сердца, у вас
остаются оговорки. Придется помочь вам снова.
Джерри пронзительно закричал и замахнулся на прокурора. Когда
охранники оттащили его, а прокурор поглаживал разбитый нос, Джерри
закричал:
- Разумеется, я лгу! Сколько бы меня ни убивали, факт остается
фактом: наше правительство - из дураков, избранное злобными лживыми
ублюдками!
- Напротив, - возразил прокурор, стараясь сохранить хорошие манеры и
бодрость духа, несмотря на то, что из носа у него текла кровь, - если мы
убьем вас достаточное количество раз, ваш менталитет полностью
переменится.
- Вы не в состоянии изменить правды!
- Изменили же мы ее для всех других, кто уже прошел через это. И вы
далеко не первый, кому пришлось пойти в третий клон. Только на этот раз,
мистер Кроув, постарайтесь, пожалуйста, быть героем.
С него сняли кожу живьем, сначала с рук и с ног, затем его
кастрировали, сорвали кожу с живота и груди. Он умер молча, - хотя нет, не
молча, всего лишь безголосо, - вырезали гортань. Он обнаружил, что, даже
лишенный голоса, оказался в состоянии вышептать крик, от которого все еще
звенело в ушах. Когда он пробудился, то его опять вынудили войти в камеру
и отнести свой окровавленный труп в комнату для захоронений. Он снова
исповедался, и снова публика не поверила ему.
Его медленно раздробили на кусочки. После пробуждения пришлось самому
отчищать и отмывать окровавленные остатки с дробильни. Но публика лишь
заметила:
- Интересно, кого этот подонок думает обмануть.
Его выпотрошили и сожгли внутренности у него на глазах. Его заразили
бешенством и растянули агонию смерти на две недели. Потом распяли и
оставили на солнце умирать от жажды. Потом сбросили с десяток раз с крыши
одноэтажного дома, пока он не умер в очередной раз.
Однако публика понимала, что Джерри Кроув не раскаялся.
- Боже мой, Кроув, сколько же, по-вашему, я могу этим заниматься? -
спросил прокурор. Вид у него был не очень бодрый. Джерри даже подумал, что
он близок к отчаянию.
- Крутовато для вас? - сказал Джерри, благодарный за этот разговор,
который обеспечивал ему передышку на несколько минут между смертями.
- За какого человека вы меня принимаете? Все равно мы оживим его
через минуту, говорю я себе, но ведь я занялся этим делом вовсе не для
того, чтобы находить новые, все более ужасные способы умерщвлять людей.
- Вам не нравится?! А ведь у вас прямо-таки талант по этой части.
Прокурор резко посмотрел на Кроува.
- Иронизируете? И вы еще в состоянии шутить? Неужто смерть для вас
ничего не значит?
Джерри не ответил, а лишь попытался смахнуть слезы, которые теперь то
и дело непрошенно набегали на глаза.
- Кроув, это недешево. Мы потратили на вас миллиарды рублей. Даже со
скидкой на инфляцию - это большие деньги.
- В бесклассовом обществе деньги не нужны.
- Что это вы себе позволяете, черт побери? Даже теперь вы пытаетесь
бунтовать? Корчите из себя героя?
- Нет.
- Неудивительно, что нам пришлось убивать вас восемь раз.
- Мне очень жаль. Видит небо, мне очень жаль.
- Я просил, чтобы меня перевели с этой работы. Очевидно, я не в
состоянии сломать вас.
- Сломать меня! Можно подумать, мне не хочется, чтобы меня сломали!
- Вы нам слишком дорого обходитесь. Раскаяния преступников в своих
заблуждениях приносят определенную выгоду. Но вы обходитесь нам слишком
дорого. Сейчас соотношение "затраты-выгода" просто смехотворно. Всему есть
предел, и сумма, которую мы можем потратить на вас, тоже небезгранична.
- У меня есть один способ, сэкономить вам деньги.
- У меня тоже. Убедите эту чертову публику!
- Когда будете убивать меня в очередной раз, не надевайте мне шлем.
Прокурор, казалось, вконец шокирован.
- Это был бы конец. Смертная казнь. У нас гуманное правительство. Мы
никогда никого не убиваем навсегда.
Ему выстрелили в живот, он истек кровью и умер. Его сбросили с утеса
в море, и его съела акула. Его повесили вверх ногами, чтобы голова как раз
погружалась в воду, и, когда он устал поднимать голову, он утонул.
Однако на протяжении всех этих испытаний Джерри все больше и больше
приучал организм к боли. Разум его, наконец, усвоил, что ни одна из этих
смертей не является постоянной. И теперь, когда наступал момент смерти,
по-прежнему ужасный, Джерри переносил его лучше. Он уже не так голосил и
умирал с большим спокойствием. Он даже научился ускорять сам процесс:
намеренно вбивая в легкие побольше воды, намеренно извиваясь, чтобы
привлечь акулу. Когда охранники приказали забить его до смерти ногами, он
до последнего вопил: "Сильней!"
Наконец, когда провели его пробу, он с пылом и страстностью заявил
аудитории, что русское правительство - это самая ужасная империя, которую
когда-либо знал мир. На этот раз русские сумели удержать власть - нет
внешнего мира, откуда могут прийти варвары. Прибегнув к соблазну, они
заставили самый свободный народ в мире полюбить рабство. Слова шли от
сердца - он презирал русских и дорожил воспоминаниями о том, что некогда,
пусть очень давно, в Америке были свобода, закон и даже какая-никакая, но
справедливость.
Прокурор вернулся в комнату с мертвенно-бледным лицом.
- Ублюдок, - выдохнул он.
- О-о. Вы хотите сказать, на этот раз попалась честная публика.
- Сто верноподданнически настроенных граждан. И вы разложили всех,
кроме трех.
- Разложил?!
- Убедили их.
Наступило молчание. Прокурор уткнулся лицом в ладони.
- Вы потеряли работу? - спросил Джерри.
- Разумеется.
- Мне жаль. Вы хорошо ее выполняли.
Прокурор посмотрел на него с отвращением.
- На этой работе еще никто не срывался. А мне никогда не приходилось
умерщвлять дважды. Вы же умерли с десяток раз, Кроув. Вы привыкли к
смерти.
- Я этого не хотел.
- Как вам это удалось?
- Не знаю.
- И что вы за животное, Кроув? Неужто вы не можете придумать
какую-нибудь ложь и поверить в нее?
Кроув усмехнулся. В былые дни в данной ситуации он бы громко
рассмеялся. Неважно, привык он к смерти или нет, но у него остались шрамы,
и ему уже никогда громко не рассмеяться.
- Такая уж у меня была работа. Как драматурга. Волевое временное
прекращение неверия.
Дверь отворилась, вошел весьма важный с виду человек в военной форме,
увешанный медалями. За ним четыре солдата. Прокурор вздохнул и встал.
- До свиданья, Кроув.
- До свиданья, - попрощался Джерри.
- Вы очень сильный человек.
- Вы тоже, - сказал Джерри.
И прокурор ушел.
На этот раз солдаты увезли Джерри из тюрьмы в совершенно иное место.
Во Флориду, на мыс Канаверал, где размещался большой комплекс зданий. До
Джерри дошло, что его отправляют в изгнание.
- Каково оно? - спросил он технического работника, который готовил
его к полету.
- Кто знает? - вопросом ответил техник. - Никто ведь оттуда еще не
возвращался...
- После того как самек перестанет действовать, будут ли у меня
проблемы с пробуждением?
- Здесь на земле, в лаборатории - нет. А там, в космосе - кто его
знает?
- Но, вы полагаете, мы будем жить?
- Мы отправляем вас на планеты, которые по всем параметрам должны
быть обитаемы. Если нет - весьма сожалею. Тут вы рискуете. Худшее, что с
вами может случиться, это смерть.
- И это... все? - пробормотал Джерри.
- Ну ложитесь и дайте мне записать ваши мысли.
Джерри лег, и шлем - в который уже раз - записал его мысли. Тут,
разумеется, ничего нельзя было поделать: когда осознаешь, что твои мысли
записываются, обнаружил Джерри, просто невозможно не пытаться думать о
чем-то важном. Как будто играешь на сцене. Только на этот раз публика
будет представлена одним-единственным человеком - самим собой, когда ты
проснешься.
