против зла, и вот настало возмездие...
На второй день отарки под окном несколько раз заговаривали с ним. Он
не отвечал.
Один отарк сказал:
- Эй, выходи, журналист! Мы тебе ничего не сделаем.
А другой, рядом, засмеялся.
Бетли снова думал о лесничем. Но теперь это были уже другие мысли.
Ему пришло в голову, что лесничий был герой. И собственно говоря,
единственный настоящий герой, с которым ему, Бетли, пришлось встретиться.
Один, без всякой поддержки, он выступил против отарков, боролся с ними и
умер непобежденный.
На третий день у журналиста начался бред. Ему представилось, что он
вернулся в редакцию своей газеты и диктует стенографистке статью.
Статья называлась "Что же такое человек?".
Он громко диктовал.
- В наш век удивительного развития науки может показаться, что она в
самом деле всесильна. Но попробуем представить себе, что создан
искусственный мозг, вдвое превосходящий человеческий и работоспособный.
Будет ли существо, наделенное таким мозгом, с полным правом считаться
Человеком? Что действительно делает нас тем, что мы есть? Способность
считать, анализировать, делать логические выкладки или нечто такое, что
воспитано обществом, имеет связь с отношением одного лица к другому и с
отношением индивидуума к коллективу? Если взять пример отарков...
Но мысли его путались...
На третий день утром раздался взрыв. Бетли проснулся. Ему показалось,
что он вскочил и держит ружье наготове. Но в действительности он лежал,
обессиленный, у стены.
Морда зверя возникла перед ним. Мучительно напрягаясь, он вспомнил,
на кого был похож Фидлер. На отарка!
Потом эта мысль сразу же смялась. Уже не чувствуя, как его терзают, в
течение десятых долей секунды Бетли успел подумать, что отарки, в
сущности, не так уж страшны, что их всего сотня или две в этом заброшенном
краю. Что с ними справятся. Но люди!.. Люди!..
Он не знал, что весть о том, что пропал Меллер, уже разнеслась по
всей округе и доведенные до отчаяния фермеры выкапывали спрятанные ружья.
--------------------------------------------------------------------------
Сканиpовал: Еpшов В.Г. 09/08/98.
Дата последней редакции: 11/08/98.
Курт Кламан.
В диком рейсе
Перевел с немецкого Л. МАКОВКИН
Журнал "Вокруг света"
Мы должны были сниматься с якоря назавтра в полдень. Но
прежде чем это произошло, "Артемизию" ожидала маленькая
сенсация: на судно явился Мак-Интайр...
Нам позарез нужен был еще один кочегар. Место у котла
левого борта пустовало. Парень, что прежде шуровал топки, не
вернулся в Дурбане с берега. Обязанности его вынуждены были
разделить остальные, и эта дополнительная каторжная работа в
адской жаре кочегарки была у ребят просто как кость в горле.
Я как раз сменился с вахты и стоял рядом с Жоржем у
релингов, когда прибыл новый кочегар.
-- Эй ты, ублюдок! -- раздался на пирсе зычный голос. --
Дорогу королю ирландскому! Или ты не рад его прибытию?
Это был Мак - Интайр. Рикша остановился в нескольких шагах
от трапа. Подъехать ближе ему мешали тюки с товаром. Портовый
инспектор, португалец, приказал рикше, мускулистому негру
банту, высадить своего пассажира. Тот отстегнул лямку и опустил
оглобли коляски на землю. Однако седок и не подумал сойти, а
остался гордо сидеть на потертом бархатном кресле, словно
король
на своем троне. Наверное, инспектору и впрямь следовало
немного усомниться: вдруг рикша на самом деле привез сюда
короля ирландского? По крайней мере, у парня были и корона, и
мантия:
поношенная шестипенсовая кепочка и застиранная кочегарская
блуза с оторванным правым рукавом. Старые широкие парусиновые
штаны свисали складками, а довершали наряд веревочные туфли,
которые моряки повсюду плетут от скуки из старой каболки.
Впрочем, инспектор, самонадеянный толстяк, уже и думать
забыл об этом "чокнутом" морячке и всецело погрузился в свои
товарные махинации. Ирландец сидел, прямой как столб, и --
необыкновенное дело! -- его костистое лицо прямо-таки
светилось. Даже здесь, в Африке, па нем не было ни малейшего
следа загара. Трудно сказать, что же, собственно, в этом лице
сразу бросалось в глаза. Черты его были мелкие, и острые, кожа
-- тугая, гладкая; блестящие белые зубы прикрыты узкими губами.
Да плюс ко всему -- маленький острый носик и неглубокие глазные
впадины, в которых сидели водянистые глазки. Крохотные уши
плотно прижимались к черепу, и поначалу мне показалось, что их
и вовсе нет.
Мы перевесились через релинги в предвкушении спектакля,
ощущая, что основные события еще впереди и что на судно явился
необычный бичкомер (1), непростой "истребитель рома". Тех-то мы
прекрасно знали -- взвинченных, обидчивых, отличающихся большой
нелюбовью ко всякого рода работе. "Король ирландский" был
совсем не такой. Он продолжал сидеть в коляске и требовал,
чтобы его довезли до самого трапа. Вокруг собрались люди.
Работа приостановилась. Словно бледный монумент, восседал
ирландский кочегар на выцветшем бархате своего трона-кресла. Не
стесняясь в выражениях, он поносил инспектора и докеров,
которые не освобождали ему дорогу. От столь ярого упрямства
люди растерялись.
-- Не дай бог, увидят это "дед" или чиф (2),--сказал я, --
они ведь мигом наладят его с судна.
-- Ну нет, этого парня им на четыре кости не поставить, --
отозвался Жорж.
На шум выглянули из кают-компании офицеры и тоже стали
наблюдать за представлением с палубы. Инспектор между тем
закусил удила. Он закричал на ирландца и попытался даже
вытащить. его из коляски. Однако тот по-прежнему глыбой
восседал в своем кресле. Инспектор кликнул на помощь
десятника-метиса.
-- Сейчас ты увидишь потрясающий аттракцион, -- сказал мне
Хапни. -- Король ирландский совершит перелет со своего трона
прямиком в воду. Взгляни на ручищи этого метиса. Он же сделает
из парня отбивную!
Однако к тяжелой руке, опустившейся на его плечо, ирландец
отнесся не с большим трепетом, чем к обыкновенной докучливой
мухе. Он небрежно смахнул ее в сторону и тут же с молниеносной
быстротой (мы едва успели уловить это движение) выдвинул вперед
нечто бледное, вроде шатуна паровой машины. "Шатун" ухватил
жирного инспектора за запястье и раскрутил в воздухе. Тянул же
тот, ей-ей, не меньше чем на два центнера. Неистовый ирландец
без всяких видимых усилий вертел орущего благим матом толстяка
над головой -- совсем как ковбой, собирающийся метнуть лассо. И
вдруг, прочертив в воздухе четкую траекторию, пухлое тело
перемахнуло через наши швартовы и метрах в пяти от пирса
шлепнулось в воду.
У Хайни выпала изо рта сигарета. Не проронив ни слова,
глазели мы на происходящее. Нет, там, внизу, сидел не человек.
Это была хорошо смазанная машина! Стоило "машине" сделать
несколько шагов к воде, как зрители тотчас попрятались за
вагонами и грудами ящиков.
Ирландец вытащил из кармана окурок и, чиркнув спичкой, с
удовольствием затянулся. Затем размеренным шагом подошел к
ящикам, заслонявшим ему дорогу к трапу. Не обращая ни малейшего
внимания на безбилетных зрителей, он нагнулся и с легкостью
опрокинул весь штабель в воду, словно тяжелые ящики были не
более чем картонками из-под обуви. Полный достоинства, вернулся
он к коляске, уселся на "трон" и снова отдал приказ рикше
подъехать к самому трапу. Здесь он вышел, заплатил (мы поняли
это по довольной мине банту) королевские чаевые и гордо
прошествовал на наше судно.
Мы стремглав кинулись на левый борт. Ящики колыхались в
воде. Мокрого насквозь инспектора выудили грузчики. Полицию
звать он не стал. Позора и без того было достаточно. Срывая
злость, он гонял своих людей, требуя поскорее извлечь ящики из
воды. Сойдет ли это "королю" с рук? Едва ли: ведь офицеры
видели все с палубы.
Ирландец поднялся по трапу на бак и спросил меня:
-- Как называется коробка? Словно считая, что и так сказал
слишком много, он остановился и выжидательно полуобернулся к
нам, впрочем, не удостаивая никого взглядом. Вопрос был задан
тоном, не терпящим отсрочки.
-- "Артемизия", Гамбург, -- сказал я, в. мыслях видя себя
уже летящим по воздуху.
-- Откуда? -- спросил он.
-- Из Занзибара, -- поспешил ответить Хайни. Всем нам
вдруг стало как-то очень неуютно, едва этот человек глянул на
нас своими бледными рыбьими глазами. На его правом предплечье я
разглядел татуировку: большая рыба-молот и рядом цифры,
вероятно, даты.
Он перехватил мой взгляд и спросил:
-- Куда идете?
-- В Дурбан, -- тотчас ответил я.
-- Рыбу-молот видел?
-- Нет, но других больших рыб...
-- Я тебя о чем спрашиваю, о других или о рыбе-молоте?
-- Никакого молота... -- пролепетал я. Все остальные слова
застряли у меня в горле. "Придержи язык, -- скомандовал я
мысленно сам себе. -- Что тебе за дело до этой проклятой рыбы?"
Мы и верно не видели ни одной из них. Может, в этом углу земли
их всего-то и было--раз-два, да обчелся. И вообще, что надо
этому парню, который обрезает у другого слова возле самого рта,
словно эскимос, жующий тюленье сало? А эта идиотская манера
знакомиться подобным образом со своей же братвой -- кочегарами
и триммерами (3). И после всего мы должны стоять вместе с ним у
котлов, сидеть за столом, спать в одном кубрике? Нет, похоже,
этот малый не из наших...
Я отошел от фальшборта и направился вслед за кочегарами к
люку котельной. Видно, общаться с ирландцем и у них. не было ни
малейшего желания. "Король", сделав несколько шагов по
направлению к нашей группе, произнес:
-- Я -- Мак-Интайр. Зовите меня Мак,--и зашагал в кубрик.
-- Мы будем звать тебя Мак-Рыба, -- проворчал Хайни ему
вслед.
-- Любопытно, как поладит с новеньким наш дорогой Джонни,
этот чертов подлиза? -- сказал Фред. Джонни был донкименом--
старшим кочегаром.
-- Если он ухватит Джонни за шкуру, как того портового
инспектора, -- заявил Хайни, -- да шваркнет о переборку
котельной, то придется нам искать нового старшого.
Мы прикинули, что в принципе это было бы не так уж и
плохо.
-- Ладно, -- сказал Жорж, -- пошли лучше в кубрик --
посмотрим на парня вблизи.
Мы не поверили своим глазам:
Мак-Интайр восседал в столовой на месте донкимена и с
аппетитом поглощал его паек, не спеша запивая еду холодным
чаем. Я даже потряс головой: уж не мерещится ли? Нет, это
определенно должно закончиться катастрофой. Теплых чувств к
Джонни мы не питали, но все-таки шутка зашла слишком далеко.
Жорж вышел вперед, вытер платком вспотевший лоб и сказал:
-- Меня это, конечно, не касается, но на всякий случай
знай:
то, что ты лопаешь, -- это паек донкимена.
Мак-Интайр и ухом не повел. Челюсти его продолжали
размеренно перемалывать пищу. Он невозмутимо содрал шкурку с
последнего кусочка донкименской сухой колбасы и целиком
отправил его в рот.
-- И место, на котором ты сидишь, Мак-Интайр, -- тоже
место донкимена, -- продолжал Жорж, -- Ты, конечно, сам не
маленький, но я все же хочу тебя предупредить: так не делают, и
добром это не. кончится.
Парень по-прежнему сидел себе и всем видом показывал,
будто мы здесь -- все семеро -- для него не более чем воздух.
Мы потихоньку начали свирепеть. Новичок нагло ломал наш
священный порядок -- то единственное, что делало возможным
совместную работу и жизнь столь различных по характеру и
темпераменту людей, собравшихся со всех концов света. Мак-Рыба
