- Конечно, это нелегко, - сказал Арнгейм. - Но ведь только вы
по-настоящему их знаете. Вы их всех изучали, давали им тесты. Вы сможете
объяснить нам их реакцию.
- Предсказать ее я не могу, - Гарно отошел на несколько шагов и
остановился у светящегося полумесяца какого-то компьютера. - Но я знаю,
каков будет результат голосования.
Снова наступило молчание. Темные аппараты и светящиеся консоли гудели
и пощелкивали. Бесшумно вращались бобины считывающего навигационного
устройства. На экране зонда сталкивались бегущие зеленые линии полей
тяготения.
- И я, - выговорил наконец Арнгейм, - я тоже знаю, что они выберут.
Позже Гарно опустился в самый низ корабля, к закрытым отсекам
двигателей. В этой миниатюрной копии ада работали люди Кустова. Они
выслушивали огромную машину, выбрасывающую свет, который в течение
двадцати лет, десяти периодов искусственного сна, гнал корабль вперед.
Придет момент, когда они попытаются вломиться в нее, чтобы прекратить
выработку световой ленты, которая отказывается гаснуть. И тогда малый ад
может превратиться в гигантский и в долю секунды уничтожить всю колонию.
"Вот о чем я должен объявить, - думал он. - Еще до наступления
вечера. Мне остается не больше трех часов. Как объяснить им? Перед ними
два ада, и они должны выбрать один из двух..."
Он повернул к одному из больших трапов, ведущих в общий отсек корабля
- визорий.
Зал освещался только гигантским изображением планеты на выпуклом
экране. Гарно сел в заднем ряду. В окружающей мгле он угадывал вокруг
внимательные лица. Дети перешептывались. Справа какая-то девочка
придушенно фыркнула, и внезапно его охватил страх.
На экране поблескивала под солнцем Цирцея, единственный спутник
седьмой планеты Винчи. Контуры ее материков заволакивались архипелагами
белых и серых облаков. Но на юге переливался зеленью и сапфиром великий
океан Арнгейма. Гарно представил себе светлые пляжи на опушке неведомых
лесов.
"Невозможно, - подумал он. - Никто не захочет улететь от этого.
Никто".
Он вспомнил двухдневное празднество после открытия Цирцеи. Бригада
реанимации разбудила всех, кто был погружен в искусственный сон. Арнгейм и
Греше организовали великолепный фестиваль.
Он поднялся и вышел из визория, не глядя на экран. Когда он вошел в
их крохотную квартирку, Элизабет спала. Он заметил, что она оставила
включенным телевизор. Он уже поднял руку, чтобы выключить его, как вдруг
на экране появился диск Цирцеи, четко разделенный на дневную и ночную
половины. Еле слышный голос Греше рассказывал о распределении лесов на
поверхности экваториального материка.
- Господи! - воскликнул Гарно. - Он не имеет права!
- Поль?
Он вздрогнул. Элизабет с удивлением и беспокойством смотрела на него.
- Ты не спала?
Снова он почувствовал, как по его спине пробежал холод. Он наклонился
к ней.
- Я проснулась, когда ты вошел, - сказала Элизабет. Она посмотрела на
экран. - Почему ты сердишься? Обычно объяснения Греше тебе нравятся.
Объяснения, подумал он. Конечно же, это всего лишь объяснения,
записанные на магнитофон уже много часов назад. Обычная деятельность
продолжается. Сотрудники отдела телевидения, естественно, еще не
предупреждены.
- Что тебе сказал Арнгейм?
Он встряхнул головой и перевел взгляд на маленькие настенные часы
возле Элизабет, показывавшие местное время. До "вечера" оставалось всего
полтора часа. Такова была отсрочка, милосердно дарованная ему Арнгеймом.
- Элизабет... Я должен тебе кое-что сказать.
- Да?
Он бессильно откинулся на постель и закрыл глаза.
Потом он заговорил.
- Ты чувствуешь себя одиноким? - спросила она, когда он кончил. Он
кивнул. - Напрасно... - Ее рука ерошила его волосы. - Нас на корабле две
тысячи, Поль. Две тысячи интеллигентных взрослых людей, которые
отправились в это путешествие, несмотря на все опасности, несмотря на его
продолжительность, даже без уверенности, что они когда-нибудь найдут
пригодную для обитания планету. Почему ты должен бояться нашей реакции?
Ты, Арнгейм и остальные руководители вовсе не составляете какую-то высшую,
более разумную касту, противостоящую блеющей массе человеческого груза...
Такое представление умерло с рождением первого фотолета.
- Но ведь речь идет о смертельном риске! Мы можем в любую секунду
исчезнуть. Ты думаешь, легко сообщить об этом людям, которые ждут конца
двадцатилетнего путешествия? Я не могу спокойно сказать им: "Между прочим,
фотонные двигатели вышли из повиновения, и вы все сидите на колоссальной
бомбе".
- Даже если ты изложишь все таким образом, они не разрыдаются, как
ты, кажется, предполагаешь. И не взбунтуются. Они будут голосовать. И
результат окажется именно таким, какого ты ждешь, Поль. Потому что они -
настоящие люди, потому что у них есть дети, и они хотят видеть, как их
дети будут играть на солнышке вместо того, чтобы ходить без конца из
оранжерей в визорий.
- Я знаю, и вот это-то меня и пугает. Мы все должны сделать выбор,
раз и навсегда. И если корабль взорвется... Сколько лет пройдет, прежде
чем человечество вновь доберется до этих мест? Имеет ли право колония
рискнуть всем из страха перед новыми годами полета и искусственного сна? Я
считал, - и ораторы говорили это перед отлетом, - что мы должны защищать
"достояние человечества".
Элизабет, не отвечая, наклонила голову.
Он открыл дверь и шагнул в коридор.
- Видишь ли, - промолвила наконец Элизабет, - у нас есть еще немало
шансов. Я хочу сказать: не обязательно же двигатели должны взорваться.
Когда Гарно вошел в радиорубку, он чувствовал себя спокойным, почти
равнодушным.
Там была только двое техников, и по их лицам он понял, что Арнгейм
совсем недавно все им объяснил.
- Дайте объявление о чрезвычайном сообщении, - распорядился он и сел.
Долгое время буры и лезвия, расположенные на конце выброса, работали
в мощной толще металла. Энергию, добываемую из этой среды, выброс часто
использовал для серий взрывов, могучих сотрясений, которые создавали
трещины во много километров длиной. По ним выброс продвигался быстрее,
поднимаясь к поверхности и не переставая сообщать Исходному Комплексу
результаты непрерывных анализов.
Пришло время, когда он оказался самым дальним из всех выбросов,
которые расходились от гигантского Комплекса, словно живые лучи
заключенного в темницу солнца.
Случилось так, что на пути оказалось меньше твердых слоев, больше
рыхлых карманов и подпочвенных вод. Выброс прошел металлоносную зону,
преодолел последний слой скальных пород и вдруг обнаружил новую,
удивительно податливую среду, в которую погрузился почти без всякого
усилия. Последующие анализы показали, что эта новая среда состоит из
бесчисленных обломков сложного строения и неясного происхождения,
смешанных с кристаллами. Все вместе составляло весьма мягкую среду, легко
уступившую воздействию различных кислот. И тогда он понял, что скоро
попадет в то Иное Окружение, которое Комплекс предчувствовал с самого
начала своего роста.
С глубины в несколько километров от дна океана, который покрывал
поверхность планеты, он послал Исходному Комплексу весть о давно
ожидавшейся победе.
Когда Гарно вошел в комнату Арнгейма, капитан сидел перед
иллюминатором.
- Все? - спросил Арнгейм.
- Все.
- Было трудно?
- Меньше, чем я опасался. Но я же их еще не видел. Я пока не знаю,
как они к этому отнеслись. А вот завтра...
Арнгейм словно очнулся. Он повернулся вместе с креслом и посмотрел на
Гарно.
- Неважно, что решат колонисты. Нужно было, чтобы они знали, вот и
все.
- Вы знаете, как называли кандидатов в звездные колонии? - сказал
Гарно.
- Оседлавшие свет. Я знаю, Поль. Взято из фильма, который не без
успеха шел, кажется, в девяностых годах.
- А они предвидели в этом фильме несчастные случаи? Кораблекрушения?
- Конечно, Поль. По-моему, в фильме их было много.
- Я буду вам нужен во время голосования?
- Да, несомненно. Настоящая работа начинается завтра.
- А Кустов? Когда он вплотную займется двигателями?
- Когда колония проголосует. Это вопрос нескольких часов. Если мы не
выйдем вовремя на посадочную траекторию...
Выброс вышел в океан в нескольких километрах от континентального
шельфа и немедленно сообщил эту новость Исходному Комплексу. В ответ он
получил приказ разделиться и протянуть экстратонкие разветвления
горизонтально во все стороны. Он повиновался и обнаружил новый феномен,
вызвавший в его психологических центрах неведомое прежде ощущение -
беспокойство.
До сих пор он все время продвигался вверх, черпая энергию из плотной
и богатой среды, которая была его средой с момента зарождения Комплекса.
Он обращал в энергию минералы и металлы, он переваривал препятствия. А
теперь он обнаружил, что новая среда чрезвычайно бедна ресурсами. Над
осадочными породами лежала только толща воды, в ней его новые ответвления
продвигались очень быстро. Одно из них вынырнуло на поверхность, и выброс
осознал, что положение еще хуже, чем он предполагал. Над океаном
начиналось смертоносное пространство, пустыня, в которой - как это ни
невероятно, - возможно, вообще не было энергии. Прежде чем поставить в
известность Комплекс, выброс занялся более детальными анализами, подняв
большинство своих ответвлений к поверхности воды. Он вынес один из них в
новую среду и обнаружил следующее:
а) Новая среда пронизана излучениями самых различных типов. Некоторые
были ему знакомы: они существовали в том, что он теперь осознавал как
богатую среду. Другие же, наоборот, были неизвестны, непонятны и
чрезвычайно интенсивны. Все, однако, могли усваиваться и служить
источниками энергии.
б) Плотность вещества быстро падала с удалением от богатой среды, в
то время как плотность излучения увеличивалась.
в) Один источник тепла и излучения отчетливо выделялся среди других.
Он занимал ограниченную часть пространства, которое находилось перед
выбросом, и, по-видимому, медленно и правильно перемещался.
Выброс, открывший атмосферу, космическое пространство и солнце,
передал всю эту информацию и свои заключения Исходному Комплексу.
Впервые за время своего существования Комплекс столкнулся с
действительно трудной проблемой. Одновременно он уловил опасность, и она
породила нечто вроде смутного отзвука того беспокойства, которое ощутил
выброс во многих километрах от него.
Комплекс не принял никакого немедленного решения. Он знал, что отныне
его будущее находится под угрозой. Его рост продолжался. Другие выбросы,
рождающиеся в его огромном прожорливом теле, в свою очередь поднимались к
Новой Среде. И придет день, когда он исчерпает энергию скалистых пород,
металлических руд и кристаллических жил. Придет день, когда его
собственное тело поднимется на пустынную поверхность, где нет никакой
пищи.
Комплекс знал теперь строение мира, и это строение обрекало его на
смерть. Если только... Он принял решение и послал ушедшему дальше всех
выбросу приказ: продолжать!
И одновременно он провел еще небывалую операцию: он выделил часть
энергии, столь необходимой ему самому, и передал ее передовому выбросу,
которому уже трудно было добывать ее.
Колония проголосовала.
Сидя возле шкафа, где были сложены сотни копий кинофильмов, Гарно
