на другой уровень, где имеет место напряжение между миром и Богом; здесь
господствует заповедь, повелевающая, чтобы он снял с себя заботу об
ответственности, а также о тех требованиях, которые он к себе предъявляет,
здесь нет своей воли, есть лишь подчинение Провидению, здесь всякое
долженствование растворяется в безусловном бытии, а мир, хотя и существует
еще, но уже не имеет значимости; в нем надо исполнить свое, но в этом как
бы нет жесткой необходимости, учитывая ничтожность всякого деяния. Но
утверждать подобное означает полагать, будто Бог создал свой мир
иллюзорным, а человека сотворил себе на усладу. Бесспорно, тот, кто
предстал пред Лицом, вознесся над повинностью и долгом, но не потому, что
удалился от мира, а в силу того, что истинно приблизился к нему. Долг и
повинность бывают лишь перед чужим: к близким питают любовь и расположение.
Кто предстает пред Лицом, тому в полноте настоящего мир становится всецело
присутствующим, осиянным вечностью, и он может Одним Речением сказать Ты
сущности всех существ. Здесь больше нет напряжения между миром и Богом,
есть "лишь Одна Действительность. Он не освободился от ответственности:
вместо боли конечной ответственности, идущей по следам действий. он обрел
мощь бесконечной, могучую силу рожденной любовью ответственности за всю
неисследимую глубину происходящего в мире. за глубокую включенность мира в
Божий лик. Нравственную оценку он, вне всяких сомнений, устранил навсегда:
"злой" - это лишь тот, кто вверен его глубочайшей ответственности, кто
особенно нуждается в любви; но он всегда должен будет сам принимать решение
в безднах спонтанности вплоть до самой смерти, невозмутимо вновь и вновь
решаться на праведное деяние. Здесь деяние не ничтожно; оно
подразумевалось, оно было возложено, в нем нуждаются, оно принадлежит
Творению; но это деяние больше не навязывает себя миру, оно вырастает в нем
и растет из него, как если бы оно было недеянием.
* * *
Что есть вечный: присутствующий в Ныне и Здесь прафеномен того, что мы
именуем Откровением? Это когда человек выходит из момента наивысшей
встречи, не будучи тем же самым, каким он входил в него. Момент встречи не
есть "переживание", которое рождается и обретает блаженно округлую форму в
восприемлющей душе: здесь нечто происходит с человеком. Порой это как
дуновение, порой - словно схватка, все равно нечто происходит. Человек,
выходящий из сущностного акта чистого отношения, имеет в своем существе
некое Еще, нечто приращенное, о котором он прежде не знал и происхождение
которого он не может объяснить. Пусть ориентация в мире, основанная на
науке, в своем неизбежном стремлении выстроить непрерывную цепь причин и
следствий включает сюда происхождение Нового: нас, кого волнует
действительное созерцание Действительного, не может устроить ни
подсознательное, ни какой-либо иной механизм душевной жизни.
Действительность - это когда мы восприемлем то, чем прежде не обладали, и
восприемлем так, что знаем: это дается нам. Словами Библии:
"Те, кто уповают на Бога, взамен получат силу". Словами Ницше, который в
своем повествовании еще остается верен действительности: "Берешь, не
спрашивая, кто здесь дает".
Человек восприемлет, и он восприемлет не "содержание", но настоящее,
настоящее как силу. И в них, в настоящем и силе, включено то, что троично,
нераздельно, но так, что мы можем его созерцать как разделенное на три.
Во-первых, вся полнота действительной взаимности, приобщенности,
связанности; при этом невозможно указать на какие-либо свойства того, с чем
человек связан, и эта связь отнюдь не облегчает ему жизнь - она отягощает
ее, но эта тяжесть - бремя Смысла. А вот второе - неизреченное
подтверждение Смысла. Человеку дано ручательство Смысла. Ничто, ничто не
может уже быть лишенным смысла. Нет больше вопроса о смысле жизни. А если
бы он был, он бы не требовал ответа. Ты не можешь выявить Смысл и
определить его, ты не обладаешь его формулой и не можешь представить его в
каком-либо образе, и все же он для тебя - нечто более несомненное, нежели
непосредственные ощущения твоих органов чувств. Какие же у него намерения
относительно нас, чего он от нас домогается, откровенный и сокрытый? Он
хочет быть не истолкованным нами - это свыше наших сил, - он хочет, чтобы
мы произвели его. И третье, это не смысл какой-то "иной жизни", но этой
нашей жизни, не смысл некоего "потустороннего", но этого нашего мира, и он
жаждет в этой жизни, в этом мире быть подтвержденным нами. Смысл можно
воспринять, но он закрыт для опыта; он закрыт для опыта, но его можно
произвести; и он ждет этого от нас. Ручательство Смысла не хочет оставаться
заключенным во мне, но оно жаждет через меня родиться в мир. Однако, как
сам смысл не позволяет перелагать и переводить себя, отображать себя в
общезначимом и общедоступном знании, так и его подтверждение не может быть
передано как имеющее силу долженствование, оно не предписано, не записано
ни на какой таблице, которую следует прикрепить у всех на голове.
Подтвердить воспринятый смысл каждый может лишь неповторимостью своего
существа и неповторимостью своей жизни. Подобно тому как ни адно
предписание не может привести нас к встрече, так ни одно не выводит нас из
нее. Подобно тому как требуется лишь принятие настоящего для того, чтобы
прийти к встрече, так в новом смысле это необходимо для того, чтобы из нее
выйти. Подобно тому как встречи достигают с одним только Ты на устах, также
с Ты на устах из нее уходят в мир.
То, перед чем мы живем, то, в чем мы живем, из чего и куда, тайна: она
осталась такой же, какой и была. Она стала для нас присутствующей и своим
настоящим обнаружила себя перед нами как благо, мы "узнали" ее, но мы не
обладаем никаким знанием о ней, которое могло бы ее таинственность
уменьшить - смягчить. Мы приблизились к Богу, но не стали ближе к разгадке
бытия, не сняли с него покрова тайны. Мы обрели разрешение, но не
."решение". Мы не можем пойти к другим с тем, что восприняли, и сказать:
"Это надлежит знать, это надлежит делать". Мы можем лишь идти и
подтверждать на деле. И даже это мы не "должны" - мы можем - нам это
нужно.
Это вечное, в Ныне и Здесь присутствующее Откровение. Я не знаю ни о каком
ином, которое в прафеномене не было бы этим же самым, я не верю ни в какое
иное. Я не верю в самоименование Бога и в самоопределение Бога перед
человеком. Слово Откровения гласит: Я есмь Тот присутствующий, Кто
присутствует. Открывающийся в Откровении есть Открывающийся в Откровении.
Сущее - здесь, ничего сверх этого. Вечный источник силы струится, вечное
прикосновение ожидает, вечный голос звучит, ничего сверх этого.
* * *
Вечное Ты по своей сущности не может стать Оно; ибо вечное Ты по своей
сущности не укладывается в меру и предел, даже в меру неизмеримого и предел
беспредельного; ибо вечное Ты в соответствии с его сущностью невозможно
постичь как некую сумму свойств и даже как бесконечную сумму свойств,
возведенных в сферу трансцендентного; ибо вечное Ты не найти ни в мире. ни
вне мира: ибо вечное Ты не раскрывает себя в опыте; ибо его нельзя
помыслить; ибо мы заблуждаемся и погрешаем против Него. Сущего в бытии,
когда говорим: "Я верю. что Он есть", - даже "он" - это еще метафора, но
"ты" метафорой не является.
И все же мы, в соответствии с нашей сущностью, постоянно превращаем вечное
Ты в Оно, в Нечто, делаем Бога вещью. Но не по своему произволу.
Вещественная история Бога, прохождение Бога-Вещи через религию и возникшие
на ее периферии образования. через ее озарения и затмения, периоды
оживления и упадка ее жизненной силы, уход от Бога живого и возвращение к
Нему, метаморфозы присутствия в настоящем, образного воплощения,
превращение Его в конкретное представление и в чистое понятие, метаморфозы
разрушения образа и его восстановления - все это путь, этот путь.
Облеченное в слова знание и регламентированный образ действий, предписанный
человеку религиями, откуда они? Присутствие и сила Откровения (все религии
необходимо опираются на Откровение: изреченное, естественное, душевное -
строго говоря, существуют только религии Откровения), присутствие и сила,
которые человек восприемлет в Откровении, - как они становятся
"содержанием"?
Истолкование имеет два уровня. С внешним, психическим, мы знакомимся,
когда рассматриваем человека самого по себе, вне истории; с внутренним,
фактическим, который является прафеноменом религии, - когда мы снова
восстанавливаем человека в истории. Эти уровни взаимосвязаны.
Человек жаждет иметь Бога; он хочет непрерывности этого обладания в
пространстве и времени. Он не довольствуется неизреченным подтверждением
смысла, он хочет видеть его перед собой распростертым в пространстве,
словно это - нечто такое, что можно брать снова и снова, и то, чем можно
владеть, непрерывный пространственно-временной континуум, который
обеспечивает его жизнь в каждой точке и в каждом моменте.
Этой жажды непрерывности не удовлетворяет жизненный ритм чистого
отношения, смена актуальности и латентности, в которой убывают лишь сила
нашего отношения и присутствие в настоящем, но отнюдь не первоприсутствие.
Человек жаждет растяжения времени, он жаждет длительности. Так Бог
становится объектом веры. Первоначально вера дополняет акты отношения во
времени: со временем она замещает их. На место постоянно обновляющегося
сущностного движения сосредоточения и исхождения встает успокоенность в
каком-либо Оно, в которое веруют. Непоколебимая уверенность воина, которому
ведома удаленность и близость Бога, неумолимо преобразуется в самонадеянную
убежденность того, кто из веры умеет извлечь выгоду: дескать никакое зло
не постигнет меня, ибо я верю, что есть Тот, кто не позволит, чтобы со мной
что-то случилось.
Жизненная структура чистого отношения, "одинокость" Я перед Ты. закон, в
силу которого человек, как бы полно он ни вовлек этот мир в ситуацию
встречи, только как личность может выйти к Богу и встретить Его. - эта
жизненная структура не утоляет человеческой жажды непрерывности. Человек
требует пространственного расширения, требует исполнения сакрального
действа, в котором общность верующих соединяется со своим Богом. Так Бог
становится объектом культа. Первоначально культ дополняет акты отношения:
живую молитву, непосредственное высказывание Ты он включает в
пространственную взаимосвязь, обладающую огромной выразительной силой, и
связывает ее с жизнью чувств. Но постепенно культ подменяет собой
отношение. Молитва всей общины уже не является носителем личной молитвы, но
вытесняет ее, а поскольку сущностное деяние не терпит никаких правил, на
его место встает регламентированное богослужение.
Но поистине чистое отношение можно вновь выстроить до постоянства в
пространстве и времени только тогда, когда оно воплощается во всей материи
жизни. Его невозможно сохранить. можно лишь узнать в действии, произвести,
ввести в жизнь. Лишь тогда человек удовлетворяет требованиям, которые
заключает в себе отношение к Богу, отношение, к которому он приобщен, когда
по силе своей и по мере каждого дня вновь претворяет в действительность
Бога в мире. В этом - единственный подлинный залог существования
непрерывности. Подлинный залог существования длительности состоит в том,
что чистое отношение может исполниться, когда существа становятся Ты, в их
возвышении до Ты, в том, что священное основное слово отзывается во всех;
так время жизни человеческой оформляется до полноты действительности, и
хотя Оно-отношение невозможно преодолевать и не должно преодолевать,
человеческая жизнь так насыщается подлинным отношением, что оно обретает в
ней излучающее. пронизывающее своими лучами постоянство: и тогда моменты
наивысшей встречи суть не молнии во тьме ночи. но восходящий месяц на ясном
звездном небе. Подлинный залог пространственной непрерывности в том, что
отношения людей к их истинному Ты. радиусы, исходящие изо всех Я-точек к
