живущий в пред-стоянии и все же пребывающий в отдалении,
Наиболее убедительно нормативное ограничение взаимности можно было бы
показать на примере духовника, поскольку здесь схватывание, осуществленное
со стороны наставляемого, посягало бы на сакральную аутентичность задачи.
Всякое отношение Я-Ты внутри такой ситуации соотнесенности, которая
специфицируется как целенаправленное воздействие одной части на другую,
существует в силу взаимности, которой не суждено стать полной.
6
В этой связи можно обсудить еще только один-единственный вопрос, и его
нельзя оставить без внимания, ибо он по своей важности не сравним ни с
какими иными.
Спрашивается: как вечное Ты может быть в отношении одновременно
исключительным и включенным? Как Ты-отношение человека к Богу, которое
обусловливает безусловный и ничем не отклоняемый поворот к Нему, тем не
менее может охватывать все другие Я-Ты-отношения этого человека и как бы
приносить их Богу?
Заметим, что спрашивается не о Боге, а только о нашем отношении к Нему. И
все же, чтобы иметь возможность ответить, я должен говорить о Нем. Ибо наше
отношение к Нему так сверхпротивоположно, как оно есть, поскольку Он так
сверхпротивоположен, как Он есть.
Само собой разумеется, мы говорим лишь о том, что есть Бог в его отношении
к человеку. И это также выразимо лишь в парадоксе, точнее, посредством
парадоксального употребления понятия; еще точнее, посредством
парадоксальной связи номинального понятия с Прилагательным, противоречащим
привычному нам содержанию. Подчеркивание действенности этого противоречия
должно уступить место пониманию того, что так и только так оправдывается
необходимое обозначение предмета через это понятие. Содержание понятия
испытывает радикальное, преобразующее его расширение, но ведь так у нас с
каждым понятием, которое мы, понуждаемые действительностью веры, берем из
сферы имманентного и применяем к трансцендентному.
Обозначать Бога как личность необходимо для каждого, кто, подобно мне,
говоря "Бог", не имеет в виду никакой принцип (хотя такие мистики, как
Экхарт, иногда отождествляли ' Его с "бытием") и никакую идею, хотя такие
философы, как Платон, порой могли считать его идеей; это необходимо для
тех, кто, как и я, видит в "Боге" того, кто - кем бы он ни был помимо этого
- вступает в непосредственное отношение к нам, людям, в творческих,
даруемых в откровении освобождающих актах и тем самым делает возможным для
нас вступить в непосредственное отношение к нему. Эта основа и смысл нашего
бытия во всякое время составляет такую взаимность, какая может быть лишь
между личностями. Безусловно, понятие личностности совершенно неспособно
декларировать сущность Бога, но дозволительно и необходимо сказать, что Бог
есть также личность. Если бы я, в виде исключения, захотел перевести то,
что следует понимать под вышесказанным на язык философа, на язык Спинозы, я
должен был бы сказать, что нам, людям, известны из бесконечного множества
атрибутов Бога не два, как считал Спиноза, но три: к духовности, в которой
берет свое начало то, что мы именуем Духом, и природности, которая выражает
себя в том, что мы знаем как природу, в качестве третьего прибавляется
атрибут личностности. От него, от этого атрибута, происходит мое личное
бытие и личное бытие всех людей, как от тех двух - духовное и природное
бытие, мое и всех людей. И только это третье, атрибут личностности, дает
нам непосредственно узнать себя в своем качестве как атрибут.
Но теперь заявляет о себе противоречие и ссылается на общеизвестное
содержание понятия личности. Ведь к личности, поясняет оно, принадлежит то,
что ее самостоятельность заключается именно в себе, однако в совместном
бытии посредством множественности других самостоятельностей релятивируется;
а это, разумеется, нельзя сказать о Боге. В ответ на это противоречие
выдвигают парадоксальное обозначение Бога как абсолютной личности, т. е.
такой личности, которая не может быть релятивирована. В непосредственное
отношение к нам Бог вступает как абсолютная личность. Противоречие должно
уступить высшему прозрению.
Теперь мы дерзнем сказать, что Бог свою абсолютность включает в отношение,
в которое он вступает с человеком. Поэтому человеку, который поворачивается
к Богу, нет нужды отворачиваться от других Я-Ты-отношений: правомочно он
приносит все эти отношения Богу и дает им преобразиться "в лице Бога".
Однако вообще следует остерегаться того, чтобы понимать разговор с Богом,
разговор, о котором я вел речь в этой книге и почти во всех остальных,
которые последовали за ней, как нечто сбывающееся лишь отдельно от
повседневного или сверх него. Речение Бога к людям пронизывает происходящее
в жизни, которая своя для каждого из нас, и все происходящее в мире, нас
окружающем, все биографическое и все историческое и делает это для тебя и
для меня указанием, требованием. Событие за событием, ситуация за ситуацией
обретают благодаря личной речи возможность и право вытребовать у
человеческой личности удерживания со-стояния и решения. Часто мы полагаем,
будто наш слух ничего не улавливает, тогда как давно сами же и запечатали
себе уши воском.
Существование взаимности между Богом и человеком недоказуемо, как
недоказуемо существование Бога. Тот же, кто все-таки отваживается говорить
об этом, возвещает свидетельство и призывает свидетельство того, к кому он
обращается, свидетельство настоящее или будущее.
Иерусалим, октябрь 1957
