- Неправда. Вы этого не думаете. Он глубоко вздохнул, потом сказал:
- Верно. Я этого не думаю.
- Психиатр хочет знать, почему я люблю бродить по лесу, смотреть на
птиц, ловить бабочек. Я когда нибудь покажу вам свою коллекцию.
- Хорошо. Покажите.
- Они то и дело спрашивают, чем это я все время занята. Я им говорю,
что иногда просто сижу и думаю. Но не говорю, о чем. Пусть поломают голову.
А иногда я им говорю, что люблю, откинув назад голову, вот так, ловить
на язык капли дождя. Они на вкус, как вино. Вы когда-нибудь пробовали?
- Нет, я...
- Вы меня простили? Да?
- Да.- Он на минуту задумался.- Да, простил. Сам не знаю почему. Вы
какая-то особенная, на вас обижаешься и вместе с тем вас легко простить. Вы
говорите, вам семнадцать лет?
- Да, будет через месяц.
- Странно. Очень странно. Моей жене - тридцать, но иногда мне кажется,
что вы гораздо старше ее. Не понимаю, отчего у меня такое чувство.
- Вы тоже какой-то особенный, мистер Монтэг. Временами я даже забываю,
что вы пожарник. Можно опять рассердить вас?
- Ладно, давайте.
- Как это началось? Как вы попали туда? Как выбрали эту работу и почему
именно эту? Вы не похожи на других пожарных. Я видала некоторых - я знаю.
Когда я говорю, вы смотрите на меня. Когда я вчера заговорила о луне, вы
взглянули на небо. Те, другие, никогда бы этого не сделали. Те просто ушли
бы и не стали меня слушать. А то и пригрозили бы мне. У людей теперь нет
времени друг для друга. А вы так хорошо отнеслись ко мне. Это редкость.
Поэтому мне странно, что вы пожарник. Как-то не подходит к вам.
Ему показалось, что он раздвоился, раскололся пополам и одна его
половина была горячей как огонь, а другая холодной как лед, одна была
нежной, другая - жесткой, одна - трепетной, другая - твердой как камень. И
каждая половина его раздвоившегося "я" старалась уничтожить другую.
- Вам пора. Не опоздайте к своему психиатру,- сказал он.
Она убежала, оставив его на тротуаре под дождем. Он долго стоял
неподвижно. Потом, сделав несколько медленных шагов, вдруг запрокинул голову
и, подставив лицо дождю, на мгновение открыл рот...
Механический пес спал и в то же время бодрствовал, жил и в то же время
был мертв в своей мягко гудящей, мягко вибрирующей, слабо освещенной конуре
в конце темного коридора пожарной станции. Бледный свет ночного неба
проникал через большое квадратное окно, и блики играли то тут, то там на
медных, бронзовых и стальных частях механического зверя. Свет отражался в
кусочках рубинового стекла, слабо переливался и мерцал на тончайших, как
капилляры, чувствительных нейлоновых волосках в ноздрях этого странного
чудовища, чуть заметно вздрагивающего на своих восьми паучьих, подбитых
резиной лапах.
Монтэг соскользнул вниз по бронзовому шесту и вышел поглядеть на спящий
город. Тучи рассеялись, небо было чисто. Он закурил и, вернувшись в коридор,
нагнулся и заглянул в конуру. Механический пес напоминал гигантскую пчелу,
возвратившуюся в улей с поля, где нектар цветов напоен ядом, рождающим
безумие и кошмары. Тело пса напиталось этим густым сладким дурманом, и
теперь он спал, сном пытаясь побороть злую силу яда.
- Здравствуй,- прошептал Монтэг, как всегда зачарованно глядя на
мертвого и в то же время живого зверя.
По ночам, когда становилось скучно,- а это бывало каждую ночь,-
пожарники спускались вниз по медным шестам и, настроив тикающий механизм
обонятельной системы пса на определенный запах, пускали в подвал крыс,
цыплят, а иногда кошек, которых все равно предстояло утопить. Держали пари,
которую из жертв пес схватит первой.
Через несколько секунд игра заканчивалась. Цыпленок, кошка или крыса,
не успев пробежать и несколько метров, оказывались в мягких лапах пса, и
четырехдюймовая стальная игла, высунувшись, словно жало, из его морды,
впрыскивала жертве изрядную дозу морфия, или прокаина. Затем убитого зверька
бросали в печь для сжигания мусора, и игра начиналась снова.
Монтэг обычно оставался наверху и не принимал участия в этих забавах.
Как-то раз, два года назад. он побился об заклад с одним из опытных игроков
и проиграл недельный заработок. Расплатой был бешеный гнев Милдред - он до
сих пор помнит ее лицо все в красных пятнах, со вздувшимися на лбу жилами.
Теперь по ночам он лежал на койке, отвернувшись к стене, прислушиваясь к
долетавшим снизу взрывам хохота, дробному цокоту крысиных когтей по полу -
будто кто-то быстро-быстро дергал струну рояля,- к скрипичному писку мышей,
к внезапной тишине, когда пес одним бесшумным прыжком выскакивал из будки,
как тень, как гигантская ночная бабочка, вдруг вылетевшая на яркий свет. Он
хватал свою жертву, вонзал в нее жало и возвращался в конуру, чтобы тут же
затихнуть и умереть - как будто выключили рубильник.
Монтэг коснулся морды пса.
Пес заворчал.
Монтэг отпрянул.
Пес приподнялся в конуре и взглянул на Монтэга внезапно ожившими,
полными зелено-синих неоновых искр глазами. Снова он заворчал - странный,
режущий ухо звук, смесь электрического жужжания, шипения масла на сковороде
и металлического скрежета, словно пришел в движение какой-то ветхий, давно
заброшенный механизм, скрипучий от ржавчины и стариковской подозрительности.
- Но-но, старик,- прошептал Монтэг, сердце у него бешено заколотилось.
Он увидел, как из морды собаки высунулась на дюйм игла, исчезла, снова
высунулась, снова исчезла. Где-то в чреве пса нарастало рычание, сверкающий
взгляд был устремлен на Монтэга.
Монтэг попятился. Пес сделал шаг из конуры. Монтэг схватился рукой за
шест. Ответив на прикосновение, шест взвился вверх и бесшумно пронес Монтэга
через люк в потолке. Он ступил на полутемную площадку верхнего этажа.
Он весь дрожал, лицо его покрылось землистой бледностью. Внизу пес
затих и снова опустился на свои восемь неправдоподобных паучьих лап,
продолжая мягко гудеть: его многогранные глаза-кристаллы снова погасли.
Монтэг не сразу отошел от люка, он хотел сперва немного успокоиться. За
его спиной, в дальнем углу, у стола, освещенного лампой под зеленым
абажуром, четверо мужчин играли в карты. Они бегло взглянули на Монтэга. но
никто из них не произнес ни слова. Только человек в шлеме брандмейстера,
украшенном изображением феникса, державший карты в сухощавой руке,
заинтересовался наконец и спросил из своего угла:
- Что случилось, Монтэг?
- Он меня не любит,- сказал Монтэг.
- Кто, пес? - Брандмейстер разглядывал карты в руке.- Бросьте. Он не
может любить или не любить. Он просто "функционирует". Это как задача по
баллистике. Для него рассчитана траектория, и он следует по ней. Сам находит
цель, сам возвращается обратно, сам выключается. Медная проволока,
аккумуляторы, электрическая энергия - вот и все, что в нем есть.
Монтэг судорожно глотнул воздух.
- Его обонятельную систему можно настроить на любую комбинацию -
столько-то аминокислот, столько-то фосфора, столько-то жиров и щелочей. Так?
- Ну, это всем известно.
- Химический состав крови каждого из нас и процентное соотношение
зарегистрированы в общей картотеке там, внизу. Что стоит кому-нибудь взять и
настроить "память" механического пса на тот или другой состав - не
полностью, а частично, ну хотя бы на аминокислоты? Этого достаточно, чтобы
он сделал то, что сделал сейчас,- он реагировал на меня.
- Чепуха! - сказал брандмейстер.
- Он раздражен, но не разъярен окончательно. Кто-то настроил его
"память" ровно настолько, чтобы он рычал, когда я прикасаюсь к нему.
- Да кому пришло бы в голову это делать? - сказал брандмейстер.- У вас
нет здесь врагов, Гай?
- Насколько мне известно, нет.
- Завтра механики проверят пса.
- Это уже не первый раз он рычит на меня,- продолжал Монтэг.- В прошлом
месяце было дважды.
- Завтра все проверим. Бросьте об этом думать. Но Монтэг продолжал
стоять у люка. Он вдруг вспомнил о вентиляционной решетке в передней своего
дома и о том, что было спрятано за ней. А что, если кто-нибудь узнал об этом
и "рассказал" псу?..
Брандмейстер подошел к Монтэгу и вопросительно взглянул на него.
- Я пытаюсь представить себе,- сказал Монтэг,- о чем думает пес по
ночам в своей конуре? Что он, правда, оживает, когда бросается на человека?
Это даже как-то страшно.
- Он ничего не думает, кроме того, что мы в него вложили.
- Очень жаль,- тихо сказал Монтэг.- Потому что мы вкладываем в него
только одно - преследовать, хватать, убивать. Какой позор, что мы ничему
другому не можем его научить!
Брандмейстер Битти презрительно фыркнул.
- Экой вздор! Наш пес - это прекрасный образчик того что может создать
человеческий гений. Усовершенствованное ружье, которое само находит цель и
бьет без промаха.
- Вот именно. И мне, понимаете ли, не хочется стать его очередной
жертвой,- сказал Монтэг.
- Да почему вас это так беспокоит? У вас совесть не чиста, Монтэг?
Монтэг быстро вскинул глаза на брандмейстера Битти. Тот стоял, не сводя
с него пристального взгляда, вдруг губы брандмейстера дрогнули, раздвинулись
в широкой улыбке, и он залился тихим, почти беззвучным смехом.
Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь дней. И каждый день, выходя
из дому, он знал, что Кларисса где-то здесь, рядом. Один раз он видел, как
она трясла ореховое дерево, в другой раз он видел ее сидящей на лужайке -
она вязала синий свитер, три или четыре раза он находил на крыльце своего
дома букетик осенних цветов, горсть каштанов в маленьком кулечке, пучок
осенних листьев, аккуратно приколотый к листу белой бумаги и прикрепленный
кнопкой к входной двери. И каждый вечер Кларисса провожала его до угла. Один
день был дождливый, другой ясный, потом очень ветреный, а потом опять тихий
и теплый, а после был день жаркий и душный, как будто вернулось лето, и лицо
Клариссы покрылось легким загаром.
- Почему мне кажется,- сказал он, когда они дошли до входа в метро,-
будто я уже очень давно вас знаю?
- Потому что вы мне нравитесь,- ответила она,- и мне ничего от вас не
надо. А еще потому, что мы понимаем друг друга.
- С вами я чувствую себя старым-престарым, как будто гожусь вам в отцы.
- Да? А скажите, почему у вас у самого нет дочки, такой вот, как я, раз
вы так любите детей?
- Не знаю.
- Вы шутите!
- Я хотел сказать...- он запнулся и покачал головой.- Видите ли, моя
жена... Ну, одним словом, она не хотела иметь детей.
Улыбка сошла с лица девушки.
- Простите. Я ведь, правда, подумала, что вы смеетесь надо мной. Я
просто дурочка.
- Нет-нет! - воскликнул он.- Очень хорошо, что вы спросили. Меня так
давно никто об этом не спрашивал. Никому до тебя нет дела... Очень хорошо,
что вы спросили.
- Ну, давайте поговорим о чем-нибудь другом. Знаете, чем пахнут палые
листья? Корицей! Вот понюхайте.
- А ведь верно... Очень напоминает корицу.
Она подняла на него свои лучистые темные глаза.
- Как вы всегда удивляетесь!
- Это потому, что раньше я никогда не замечал... Не хватало времени...
- А вы посмотрели на рекламные щиты? Помните, я вам говорила?
- Посмотрел.- И невольно рассмеялся.
- Вы теперь уже гораздо лучше смеетесь.
- Да?
- Да. Более непринужденно.
У него вдруг стало легко и спокойно на сердце.
- Почему вы не в школе? Целыми днями бродите одна, вместо того чтобы
учиться?
- Ну, в школе по мне не скучают,- ответила девушка.- Видите ли. они
говорят, что я необщительна. Будто бы я плохо схожусь с людьми. Странно.
