глупцом был раньше. Он и сейчас уже чувствовал, что этот долгий путь
начался, что он прощается со своим прежним "я" и уходит от него.
Как приятно было слышать в ухе это гудение шмеля, это сонное комариное
жужжание, тончайший филигранный звук старческого голоса! Вначале он бранил
Монтэга, потом утешал в этот поздний ночной час, когда Монтэг, выйдя из
душного туннеля метро, снова очутился в мире пожарных.
- Имейте снисхождение, Монтэг, снисхождение. Не высмеивайте их, не
придирайтесь. Совсем недавно и вы были таким. Они свято верят, что так будет
всегда. Но так всегда не будет. Они не знают, что вся их жизнь похожа на
огромный пылающий метеор, несущийся сквозь пространство. Пока он летит, это
красиво, но когда-нибудь он неизбежно должен упасть. А они ничего не видят -
только этот нарядный, веселый блеск. Монтэг, старик, который прячется у себя
дома, оберегая свои старые кости, не имеет права критиковать. Но я все-таки
скажу: вы чуть не погубили все в самом начале. Будьте осторожны. Помните, я
всегда с вами. Я понимаю, как это у вас вышло. Должен сознаться, ваш слепой
гнев придал мне бодрости. Господи, я вдруг почувствовал себя таким молодым!
Но теперь я хочу, чтобы вы стали стариком, я хочу перелить в вас капельку
моей трусости. В течение этих нескольких часов, что вы проведете с Битти,
будьте осторожны, ходите вокруг него на цыпочках, дайте мне послушать его,
дайте мне возможность оценить положение. Выжить - вот наш девиз. Забудьте об
этих бедных глупых женщинах...
- Я их так расстроил, как они, наверно, ни разу за всю жизнь не
расстраивались, - сказал Монтэг. - Я сам был потрясен, когда увидел слезы
миссис Фелпс. И, может быть, они правы. Может быть, лучше не видеть жизни
такой, как она есть, закрыть на все глаза и веселиться. Не знаю. Я чувствую
себя виноватым...
- Нет, не надо! Если бы не было войны и на земле был мир, я бы сам
сказал вам: веселитесь! Но нет, Монтэг, вы не имеете права оставаться только
пожарником. Не все благополучно в этом мире.
Лоб Монтэга покрылся испариной.
- Монтэг, вы слышите меня?
- Мои ноги...- пробормотал Монтэг.- Я не могу ими двинуть. Какое глупое
чувство. Мои ноги не хотят идти!
- Слушайте, Монтэг. Успокойтесь,- мягко уговаривал старик. - Я понимаю,
что с вами. Вы боитесь опять наделать ошибок. Но не бойтесь. Ошибки иногда
полезны. Если бы вы только знали! Когда я был молод, я совал свое невежество
всем в лицо. Меня били за это. И к сорока годам я отточил наконец оружие
моих знаний. А если вы будете скрывать свое невежество, вас не будут бить и
вы никогда не поумнеете. Ну, а теперь шагайте. Ну! Смелее! Идемте вместе на
пожарную станцию! Нас теперь двое. Вы больше не одиноки, мы уже не сидим
каждый порознь в своей гостиной, разделенные глухой стеной. Если вам будет
нужна помощь, когда Битти станет наседать на вас, я буду рядом, в вашей
барабанной перепонке, я тоже буду слушать и все примечать!
Монтэг почувствовал, что его ноги - сначала правая, потом левая - снова
обрели способность двигаться.
- Не покидайте меня, мой старый друг, - промолвил он.
Механического пса в конуре не было. Она была пуста, и белое
оштукатуренное здание пожарной станции было погружено в тишину. Оранжевая
Саламандра дремала, наполнив брюхо керосином, на ее боках, закрепленные
крест-накрест, отдыхали огнеметы. Монтэг прошел сквозь эту тишину и,
ухватившись рукой за бронзовый шест, взлетел вверх, в темноту, не сводя глаз
с опустевшего логова механического зверя. Сердце его то замирало, то снова
начинало бешено колотиться. Фабер на время затих в его ухе, словно серая
ночная бабочка.
На верхней площадке стоял Битти. Он стоял спиной к люку, будто и не
ждал никого.
- Вот,- сказал он, обращаясь к пожарным, игравшим в карты,- вот идет
любопытнейший экземпляр, на всех языках мира именуемый дураком.
Не оборачиваясь, он протянул руку ладонью кверху, молчаливо требуя
дани. Монтэг вложил в нее книгу. Даже не взглянув на обложку, Битти швырнул
книгу в мусорную корзинку и закурил сигарету.
- "Самый большой дурак тот, в ком есть хоть капля ума". Добро
пожаловать, Монтэг. Надеюсь, вы теперь останетесь подежурить с нами, раз
лихорадка у вас прошла и вы опять здоровы? В покер сыграем?
Они сели к столу. Раздали карты. В присутствии Битти Монтэг остро
ощущал виновность своих рук. Его пальцы шныряли, как напроказившие хорьки,
ни минуты не оставаясь в покое. Они то нервно шевелились, то теребили
что-то, то прятались в карманы от бледного, как спиртовое пламя, взгляда
Битти. Монтэгу казалось, что стоит брандмейстеру дохнуть на них - и руки
усохнут, скорчатся и больше уж никогда не удастся вернуть их к жизни, они
навсегда будут похоронены в глубине рукавов его куртки. Ибо эти руки
вздумали жить и действовать по своей воле, независимо от Монтэга, в них
впервые проявило себя его сознание, реализовалась его тайная жажда схватить
книгу и убежать, унося с собой Иова, Руфь или Шекспира. Здесь, на пожарной
станции, они казались руками преступника, обагренными кровью.
Дважды в течение получаса Монтэг вставал и выходил в уборную мыть руки.
Вернувшись, он прятал их под столом.
Битти рассмеялся:
- А ну-ка держите ваши руки на виду, Монтэг. Не то, чтобы мы вам не
доверяли, но знаете ли, все-таки...
Все захохотали.
- Ладно уж,- сказал Битти.- Кризис миновал, и все опять хорошо.
Заблудшая овца вернулась в стадо. Всем нам случалось в свое время
заблуждаться. Правда всегда будет правдой, кричали мы. Не одиноки те, кто
носит в себе благородные мысли, убеждали мы себя. "О мудрость, скрытая в
живых созвучьях",- как сказал сэр Филип Сидней. Но, с другой стороны: "Слова
листве подобны, и где она густа, так вряд ли плод таится под сению листа",-
сказал Александр Поп. Что вы об этом думаете, Монтэг?
- Не знаю.
- Осторожно,- шептал Фабер из другого далекого мира.
- Или вот еще: "Опасно мало знать, о том не забывая, кастальскою струей
налей бокал до края. От одного глотка ты опьянеешь разом, но пей до дна и
вновь обрящешь светлый разум". Поп, те же "Опыты". Это, пожалуй, и к вам
приложимо, Монтэг, а? Как вам кажется?
Монтэг прикусил губу.
- Сейчас объясню,- сказал Битти, улыбаясь и глядя в карты.- Вы ведь как
раз и опьянели от одного глотка. Прочитали несколько строчек, и голова пошла
кругом. Трах-тарарах! Вы уже готовы взорвать вселенную, рубить головы,
топтать ногами женщин и детей, ниспровергать авторитеты. Я знаю, я сам
прошел через это.
- Нет, я ничего, - ответил Монтэг в смятении.
- Не краснейте, Монтэг. Право же, я не смеюсь над вами. Знаете, час
назад я видел сон. Я прилег отдохнуть, и мне приснилось, что мы с вами,
Монтэг, вступили в яростный спор о книгах. Вы метали громы и молнии и сыпали
цитатами, а я спокойно отражал каждый ваш выпад. "Власть", - говорил я. А
вы, цитируя доктора Джонсона, отвечали: "Знания сильнее власти". А я вам:
тот же Джонсон, дорогой мой мальчик, сказал: "Безумец тот, кто хочет
поменять определенность на неопределенность". Держитесь пожарников, Монтэг.
Все остальное - мрачный хаос!
- Не слушайте его,- шептал Фабер.- Он хочет сбить вас с толку. Он
скользкий, как угорь. Будьте осторожны!
Битти засмеялся довольным смешком.
- Вы же мне ответили на это: "Правда, рано или поздно, выйдет на свет
божий. Убийство не может долго оставаться сокрытым". А я воскликнул
добродушно:
"О господи, он все про своего коня!" А еще я сказал: "И черт умеет иной
раз сослаться на священное писание". А вы кричали мне в ответ: "Выше чтят у
нас дурака в атласе, чем мудрого в бедном платье!" Тогда я тихонько шепнул
вам: "Нужна ли истине столь ярая защита?" А вы снова кричали: "Убийца здесь
- и раны мертвецов раскрылись вновь и льют потоки крови!" Я отвечал,
похлопав вас по руке: "Ужель такую жадность пробудил я в вас?" А вы вопили:
"Знание- сила! И карлик, взобравшись на плечи великана, видит дальше его!" Я
же с величайшим спокойствием закончил наш спор словами: "Считать метафору
доказательством, поток праздных слов источником истины, а себя оракулом -
это заблуждение, свойственное всем нам",- как сказал однажды мистер Поль
Валери.
У Монтэга голова шла кругом. Ему казалось, что его нещадно избивают по
голове, глазам, лицу, плечам, по беспомощно поднятым рукам. Ему хотелось
крикнуть: "Нет! Замолчите! Вы стараетесь все запутать. Довольно!"
Тонкие нервные пальцы Битти схватили Монтэга за руку.
- Боже, какой пульс! Здорово я вас взвинтил, Монтэг, а? Черт, пульс у
вас скачет, словно на другой день после войны. Не хватает только труб и
звона колоколов. Поговорим еще? Мне нравится ваш взволнованный вид. На каком
языке мне держать речь? Суахили, хинди, английский литературный - я говорю
на всех. Но это похоже на беседу с немым, не так ли, мистер Вилли Шекспир?
- Держитесь, Монтэг! - прошелестела ему на ухо мошка. - Он мутит воду!
- Ох, как вы испугались,- продолжал Битти.- Я и правда поступил жестоко
- использовал против вас те самые книги, за которые вы так цеплялись,
использовал для того, чтобы опровергать вас на каждом шагу, на каждом слове.
Ах, книги - это такие предатели! Вы думаете, они вас поддержат, а они
оборачиваются против вас же. Не только вы, другой тоже может пустить в ход
книгу, и вот вы уже увязли в трясине, в чудовищной путанице имен
существительных, глаголов, прилагательных. А кончился мой сон тем, что я
подъехал к вам на Саламандре и спросил: "Нам не по пути?" Вы вошли в машину,
и мы помчались обратно на пожарную станцию, храня блаженное молчание,
страсти улеглись, и между нами снова был мир.
Битти отпустил руку Монтэга, и она безжизненно упала на стол.
- Все хорошо, что хорошо кончается.
Тишина. Монтэг сидел, словно белое каменное изваяние. Отголоски
последних нанесенных ему ударов медленно затихали где-то в темных пещерах
мозга. Фабер ждал, пока они затихнут совсем. И когда осели наконец вихри
пыли, взметенные в сознании Монтэга, Фабер начал тихим голосом:
- Хорошо, он сказал все, что хотел. Вы это выслушали. Теперь в
ближайшие часы буду говорить я. Вам придется выслушать и это. А потом
постарайтесь разобраться и решить - с кем вы. Но я хочу, чтобы вы решили это
сами, чтобы это решение было вашим собственным, а не моим и не брандмейстера
Битти. Одного только не забывайте - брандмейстер принадлежит к числу самых
опасных врагов истины и свободы, к тупому и равнодушному стаду нашего
большинства. О, эта ужасная тирания большинства! Мы с Битти поем разные
песни. От вас самого зависит, кого вы станете слушать.
Монтэг уже открыл было рот, чтобы ответить Фаберу, но звон пожарного
колокола вовремя помешал ему совершить эту непростительную оплошность. Рупор
пожарного сигнала гудел под потолком. В другом конце комнаты стучал
телефонный аппарат, записывающий адрес. Брандмейстер Битти, держа карты в
розовой руке, нарочито медленным шагом подошел к аппарату и оторвал бумажную
ленту. Небрежно взглянув на адрес, он сунул его в карман и, вернувшись к
столу, снова сел. Все глядели на него.
- С этим можно подождать ровно сорок секунд, как раз столько, сколько
мне нужно, чтобы обыграть вас,- весело сказал Битти.
Монтэг положил карты на стол.
- Устали, Монтэг? Хотите выйти из игры?
- Да.
- Ну! Не падайте духом! Впрочем, можно закончить партию после. Положите
ваши карты на стол рубашкой кверху: вернемся - доиграем. А теперь
пошевеливайтесь! Живо! - Битти поднялся. - Монтэг, мне не нравится ваш вид.
