выдыхаемый всплывшею Амфитритой находящейся там, где сухой земли
и ее нереидами! Протяни больше нет. И патетика жизни с ее началом,
руку - и кончики пальцев коснутся торса, серединой, редеющим календарем, концом
покрытого мелкими пузырьками и т.д. стушевывается в виду
и пахнущего, как в детстве, йодом. вечной, мелкой, бесцветной ряби.
III Жесткая, мертвая проволока виноградной
лозы мелко вздрагивает от собственного напряженья.
Выстиранная, выглаженная простыня Деревья в черном саду ничем
залива шуршит оборками, и бесцветный не отличаются от ограды, выглядящей
воздух на миг сгущается в голубя или в чайку, как человек, которому больше не в чем
но тотчас растворяется. Вытащенные из воды и - главное - некому признаваться.
лодки, баркасы, гондолы, плоскодонки, Смеркается; безветрие, тишина.
как непарная обувь, разбросанные на песке, Хруст ракушечника, шорох раздавленного гнилого
поскрипывающем под подошвой. Помни: тростника. Пинаемая носком
любое движенье, по сути, есть жестянка взлетает в воздух и пропадает
перенесение тяжести тела в другое место. из виду. Даже спустя минуту
Помни, что прошлому не уложиться не расслышать звука ее паденья
без остатка в памяти, что ему в мокрый песок. Ни, тем более, всплеска.
необходимо будущее. Твердо помни:
-53-
КВИНТЕТ II
I Иногда в пустыне ты слышишь голос. Ты
вытаскиваешь фотоаппарат запечатлеть черты.
Веко подергивается. Изо рта Но - темнеет. Присядь, перекинься шуткой
вырывается тишина. Европейские города с говорящей по-южному, нараспев,
настигают друг друга на станциях. Запах мыла обезьянкой, что спрыгнула с пальмы и, не успев
выдает обитателю джунглей приближающегося врага. стать человеком, сделалась проституткой.
Там, где ступила твоя нога,
возникают белые пятна на карте мира. Лучше плыть пароходом, качающимся на волне,
участвуя в географии, в голубизне, а не
В горле першит. Путешественник просит пить. только в истории - этой коросте суши.
Дети, которых надо бить, Лучше Гренландию пересекать, скрипя
оглашают воздух пронзительным криком. Веко лыжами, оставляя после себя
подергивается. Что до колонн, из-за айсберги и тюленьи туши.
них всегда появляется кто-нибудь. Даже прикрыв глаза,
даже во сне вы видите человека. Алфавит не даст позабыть тебе
цель твоего путешествия - точку "Б".
И накапливается как плевок в груди: Там вороне не сделаться вороном, как ни каркай;
"Дай мне чернил и бумаги, а сам уйди слышен лай дворняг, рожь заглушил сорняк;
прочь!" И веко подергивается. Невнятные причитанья там, как над шкуркой зверька скорняк,
за стеной (будто молются) увеличивают тоску. офицеры Генштаба орудуют над порыжевшей картой.
Чудовищность творящегося в мозгу
придает незнакомой комнате знакомые очертанья.
-54-
III IV
Тридцать семь лет я смотрю в огонь. "Где это?" - спрашивает, приглаживая вихор,
Веко подергивается. Ладонь племянник. И, пальцем блуждая по складкам гор,
покрывается потом. Полицейский, взяв документы, "Здесь" - говорит племянница. Поскрипывают качели
выходит в другую комнату. Воздвигнутый впопыхах, в старом саду. На столе букет
обелиск кончается нехотя в облаках,
как удар по Эвклиду, как след кометы. фиалок. Солнце слепит паркет.
Из гостинной доносятся пассажи виолончели.
Ночь; дожив до седин, ужинаешь один,
сам себе быдло, сам себе господин. Ночью над плоскогорьем висит луна.
Вобла лежит поперек крупно набранного сообщенья От валуна отделяется тень слона.
об изверженьи вулкана черт знает где, В серебре ручья нет никакой корысти.
иными словами, в чужой среде, В одинокой комнате простыню
упираясь хвостом в "Последние Запрещенья". комкает белое /смуглое/ просто ню -
живопись неизвестной кисти.
Я понимаю только жужжанье мух
на восточных базарах! На тротуаре в двух Весной в грязи копошится труженник-муравей,
шагах от гостиницы, рыбой попавшей в сети, появляется грач, твари иных кровей;
путешественник ловит воздух раскрытым ртом: листва прикрывает ствол в месте его изгиба.
сильная боль, на этом убив, на том Осенью ястреб дает круги
продолжается свете. над селеньем, считая цыплят. И на плечах слуги
болтается белый пиджак сагиба...
-55-
V ПИСЬМА ДИНАСТИИ МИНЬ
Было ли сказано слово? И если да, - I
на каком языке? Был ли мальчик? И сколько льда
нужно бросить в стакан, чтоб остановить Титаник "Скоро тринадцать лет, как соловей из клетки
мысли? Помнит ли целое роль частиц? вырвался и улетел. И, на ночь глядя, таблетки
Что способен подумать при виде птиц богдыхан запивает кровью проштрафившегося портного,
в аквариуме ботаник? откидывается на подушки и, включив заводного,
погружается в сон, убаюканный ровной песней.
Теперь представим себе абсолютную пустоту. Вот какие теперь мы празнуем в Поднебесной
Место без времени. Собственно воздух. В ту невеселые, нечетные годовщины.
и в другую, и в третью сторону. Просто Мекка Специальное зеркало, разглаживающее морщины,
воздуха. Кислород, водород. И в нем каждый год дорожает. Наш маленький сад в упадке.
мелко подергивается день за днем Небо тоже исколото шпилями, как лопатки
одинокое веко. и затылок больного (которого только спину
мы и видим). И я иногда об'ясняю сыну
Это - записки натуралиста. За- богдыхана природу звезд, а он отпускает шутки.
писки натуралиста. Капающая слеза
падает в вакууме без всякого ускоренья. Это письмо от твой, возлюбленный, Дикой Утки
Вечнозеленое неврастение, слыша жжу писано тушью на рисовой тонкой бумаге, что дала мне
це-це будущего, я дрожу императрица.
вцепившись ногтями в свои коренья. Почему-то вокруг все больше бумаги, все меньше риса".
-56-
II ЭЛЕГИЯ
"Дорога в тысячу ли начинается с одного До сих пор, вспоминая твой голос, я прихожу
шага, гласит пословица. Жалко, что от него в возбуждение. Что, впрочем, естественно. Ибо связки
не зависит дорога обратно, превосходящая многократно не чета голой мышце, волосу, багажу
тысячу ли. Особенно, отсчитывая от "О". под холодными буркалами, и не бздюме утряски
Одна ли тысяча ли, две ли тысячи ли - вещи с возрастом. Взятый вне мяса, звук
тысяча означает, что ты сейчас вдали не изнашивается в результате трения
от родимого крова, и зараза бессмысленности со слова о разреженный воздух, но, близорук, из двух
перекидывается на цифры; особенно на ноли. зол выбирает обычно большее: повторенье
некогда сказанного. Трезвая голова
Ветер несет на Запад, как желтые семена сильно с этого кружится по вечерам подолгу,
из лопнувшего стручка, - туда, где стоит Стена. точно пластинка, стачивая слова,
На фоне ее человек уродлив и страшен, как иероглиф; и пальцы мешают друг другу извлечь иголку
как любые другие неразборчивые письмена. из заросшей извилины - как отдавая честь
наважденью в форме нехватки текста
Движение в одну сторону превращает меня при избытке мелодии. Знаешь, на свете есть
в нечто вытянутое, как голова коня. вещи, предметы, между собой столь тесно
Силы, жившие в теле, ушли на трение тени связанные, что, норовя прослыть
о сухие колосья дикого ячменя". подлинно матерью и т.д. и т.п., природа
могла бы сделать еще один шаг и слить
их воедино: тум-тум фокстрота
-57-
с крепдешиновой юбкой; муху и сахар; нас ПЬЯЦЦА МАТТЕИ
в крайнем случае. То есть, повысить в ранге
достиженья Мичурина. У щуки уже сейчас I
чешуя цвета консервной банки,
цвета вилки в руке. Но природа, увы, скорей Я пил из этого фонтана
разделяет, чем смешивает. И уменьшает чаще, в ущелье Рима.
чем увеличивает; вспомни размер зверей Теперь, не замочив кафтана,
в плейстоценовой чаще. Мы - только части канаю мимо.
крупного целого, из коего вьется нить Моя подружка Микелина,
к нам, как шнур телефона, от динозавра в порядке штрафа
мне предпочла кормить павлина
оставляя простой позвоночник.Но позвонить в именье графа.
по нему больше некуда, кроме как в послезавтра,
где откликнется лишь инвалид - зане II
потерявший конечность, подругу, душу,
есть продукт эволюции. И набрать этот номер мне Граф, в сущности, совсем не мерзок:
как выползти из воды на сушу. он сед и строен.
Я был с ним по-российски дерзок,
он был расстроен.
Но что трагедия, измена
для славянина,
то ерунда для джентльмена
