бабочки,мальвы,благоуханье сена,
река вроде Оредежи или Сейма,
расположившиеся подле семьи
дачников,розовые наяды,
их рискованные наряды,
плеск;пронзительные рулады
соек тревожат прибрежный тальник,
скрывающий белизну опальных
мест у скидывающих купальник
в зарослях;запах хвои,обрывы
цвета охры;жара,наплывы
облаков;и цвета мелкой рыбы
волны.О водоемы лета ! Чаще
всего блестящие где-то в чаще
пруды или озера - части
воды,окруженные сушей;шелест
осоки и камышей,замшелость
коряги,нежная ряска,прелесть
желтых кувшинок,бесстрастность лилий,
водоросли - или рай для линий -
и шастающий как Христос,по синей
глади жук-плавунец.И порою окунь
всплеснет,дабы окинуть оком
мир.Так высовываются из окон
и немедленно прячутся,чтоб не выпасть.
Лето ! пора рубах на выпуск,
разговоров про ядовитость
грибов,о поганках,о белых пятнах
мухоморов,полемики об опятах
и сморчках;тишины об'ятых
сонным покоем лесных лужаек,
где в полдень истома глаза смежает,
где пчела,если вдруг ужалит,
то приняв вас со слепу за махровый
мак или за вещь,коровой
оставленную,и взлетает,пробой
обескуражена и громоздка.
Лес - как ломаная расческа.
И внезапная мысль о себе подростка:
"выше кустарника,ниже ели"
оглушает его на всю жизнь.И еле
видный жаворонок сыплет трели
с высоты.Лето ! пора зубрежки
к экзаменам формул,орла и решки;
прыщи,бубоны одних,задержки
других - от страха,что не осилишь;
силуэты техникумов,училищ
даже во сне.Лишь хлысты удилищ
с присвистом прочь отгоняют беды.
В образовавшиеся просветы
видны сандалии,велосипеды
в траве;никелированные педали
как петлицы кителей,как медали.
В их резине и в их металле
что-то от будущего,от века,
Европы,железных дорог - чья ветка
и впрямь как от порыва ветра
дает зеленые полустанки -
лес,водокачка,лицо крестьянки,
изгородь - и из твоей жестянки
расползаются вправо-влево
вырытые рядом со стенкой хлева
червяки.А потом - телега
с наваленными на нее кулями,
и бегущий убранными полями
проселок.И где-то на дальнем плане
церковь-графином,суслоны,хаты,
крытые шифером с толью скаты
и стекла,ради чьих рам закаты
и существуют.И тень от спицы,
удлиняясь до польской почти границы,
бежит вдоль обочины за матерком возницы
как лохматая Жучка,она же Динка;
и ты глядишь на носок ботинка,
в зубах - травинка,в мозгу - блондинка
с каменной дачей и в верхотуре
только журавль,а не вестник бури.
Слава нормальной температуре !-
на десять градусов ниже тела.
Слава всему,до чего есть дело.
Всему,что еще вам не надоело !
Рубашке,болтающейся,подсохнув,
панаме,выглядящей,как подсолнух,
вальсу издалека "На сопках".
IV
Развевающиеся занавески летних
сумерек ! крынками полный ледник,
Сталин или Хрущев последних
тонущих в треске цикад известий,
варенье,сделанное из местной
брусники.Обмазанные известкой,
Щиколотки яблоневой аллеи,
чем темнее становится,тем белее;
а дальше высятся бармалеи
настоящих деревьев в сгущенной синьке
вечера.Кухни,зады,косынки,
слюдяная форточка керосинки
с адским пламенем.Ужины на верандах !
Картошка во всех ее вариантах.
Лук и редиска невероятных
размеров,укроп,огурцы из кадки,
помидоры,и все это - прямо с грядки,
и,наконец,наигравшись в прятки,
пыльные емкости ! Копоть лампы.
Пляска теней на стене.Таланты
и поклонники этого действа.Латы
самовара и рафинад,от соли
отличаемый с помощью мухи.Соло
удода в малиннике.Или -ссоры
лягушек в канаве у сеновала.
И в латах кипящего самовара -
ужимки вытянутого овала,
шорох газеты,курлы отрыжек;
из гостиной доносится четкий "чижик";
и мысль Симонида насчет лодыжек
избавляет на миг каленый
взгляд от обоев и ответвлений
боярышника:вид коленей
всегда недостаточен.Тем дороже
тело,что ткань,его скрыв,похоже
помогает скользить по коже,
лишенной узоров,присущих ткани,
вверх.
Тем временем чай в стакане,
остывая,туманит грани,
и пламя в лампе уже померкло.
А после под одеялом мелко
дрожит,тускло мерцая,стрелка
нового компаса,определяя
Север не лучше,чем удалая
мысль прокурора.Обрывки лая,
пазы в рассохшемся табурете,
сонное кукареку в подклети,
крик паровоза.Потом и эти
звуки смолкают.И глухо,глуше,
чем это воспринимают уши -
листва,бесчисленная как души
живших до нас на земле,лопочет
некто на диалекте почек,
как языками,чей рваный почерк
-кляксы,клинопись лунных пятен -
ни тебе,ни стене невнятен.
И долго среди бугров и вмятин
матраса вертишься,расплетая
где иероглиф,где запятая;
и снаружи шумит густая,
еще не желтая мощь Китая.
1981
* * *
Я был только тем,чего
ты касалась ладонью,
над чем в глухую,воронью
ночь склоняла чело.
Я был лишь тем,что ты
там,снизу,различала:
смутный облик сначала,
много позже - черты.
Это ты,горяча,
ошую,одесную
раковину ушную
мне творила,шепча.
Это ты,теребя
штору,в сырую полость
рта вложила мне голос,
окликавший тебя.
Я был попросту слеп.
Ты,возникая,прячась,
даровала мне зрячесть.
Так оставляют след.
Так творятся миры.
Так,сотворив их,часто
оставляют вращаться,
расточая дары.
Так,бросаем то в жар,
то в холод,то в свет,то в темень,
в мирозданье потерян,
кружится шар.
ИОСИФ БРОДСКИЙ
Похороны Бобо
- 1 -
Бобо мертва, но шапки не долой.
Чем объяснить, что утешаться нечем.
Мы не приколем бабочку иглой
Адмиралтейства - только изувечим.
Квадраты окон, сколько ни смотри
по сторонам. И в качестве ответа
на "Что стряслось" пустую изнутри
открой жестянку: "Видимо, вот это".
Бобо мертва. Кончается среда.
На улицах, где не найдёшь ночлега,
белым-бело. Лишь чёрная вода
ночной реки не принимает снега.
- 2 -
Бобо мертва, и в этой строчке грусть.
Квадраты окон, арок полукружья.
Такой мороз, что коль убьют, то пусть
из огнестрельного оружья.
Прощай, Бобо, прекрасная Бобо.
Слеза к лицу разрезанному сыру.
Нам за тобой последовать слабо,
но и стоять на месте не под силу.
Твой образ будет, знаю наперёд,
в жару и при морозе-ломоносе
не уменьшаться, но наоборот
в неповторимой перспективе Росси.
- 3 -
Бобо мертва. Вот чувство, дележу
доступное, но скользкое, как мыло.
Сегодня мне приснилось, что лежу
в своей кровати. Так оно и было.
Сорви листок, но дату переправь:
нуль открывает перечень утратам.
Сны без Бобо напоминают явь,
и воздух входит в комнату квадратом.
Бобо мертва. И хочется,уста
слегка разжав, произнести: "Не надо".
Наверно, после смерти - пустота.
И вероятнее, и хуже Ада.
- 4 -
Ты всем была. Но, потому что ты
теперь мертва, Бобо моя, ты стала
ничем - точнее, сгустком пустоты.
Что тоже, как подумаешь, немало.
Бобо мертва. На круглые глаза
вид горизонта действует, как нож, но
тебя, Бобо, Кики или Заза
им не заменят. Это невозможно.
Идёт четверг. Я верю в пустоту.
В ней как в Аду, но более херово.
И новый Дант склоняется к листу
и на пустое место ставит слово.
1972
Иосиф Бродский
ИЗБРАННОЕ
Художник,
Он верил в свой череп.
Верил.
Ему кричали:
"Нелепо!"
Но падали стены,
Череп,
Оказывается был крепок.
Он думал:за стенами чисто.
Он думал,
Что дальше просто.
...Он спасся от самоубийства
Скверными папиросами.
И начал бродить по сёлам,
По шляхтам,
Жёлтым и длинным:
Он писал для костёлов
Иуду и Магдалину.
И это было искусство.
А после,в дорожной пыли,
Его
Чумаки сивоусые
Как надо похоронили.
Молитвы над ним не читались,
Так забросали глиной.
Но на земле остались
Иуды и Магдалины!
СТИХИ ПОД ЭПИГРАФОМ "То,что дозволено Юпитеру,
не дозволено быку..."
Каждый пред богом наг,
наг,
Жалок, наг
и убог.
В каждой музыке
Бах,
В каждом из нас
Бог.
Ибо вечность -
богам
Бренность -
удел быков...
Богово станет нам
Сумерками богам.
И надо небом рискнуть,
И, может быть,
невпопад.
Ещё не раз распнут
И скажут потом:
распад.
И мы завоем от ран.
Потом взалкаем даров...
У каждого свой
храм,
Каждому свой
гроб.
Юродствуй,воруй,молись!
Будь одинок,как перст!...
...Словно быкам -
хлыст,
Вечен богам
крест.
РЫБЫ ЗИМОЙ
Рыбы зимой живут.
Рыбы жуют кислород.
Рыбы зимой плывут,
Задевая глазами лед
Туда.
Где глубже.
Где море.
Рыбы.
Рыбы.
Рыбы.
Рыбы плывут зимой.
Рыбы хотят выплыть.
Рыбы плывут без света.
Под солнцем
зимним и зыбким.
Рыбы плывут от смерти
Вечным путем рыбьим.
Рыбы не льют слезы:
Упираясь головой в глыбы,
В холодной воде
Мерзнут
Холодные глаза
Рыбы.
Рыбы всегда
молчаливы,
Ибо они -
молчаливы,
Ибо они -
безмолвны.
Стихи о рыбах,
как рыба,
