спаси меня от страшного соседства.
Проходит в коридоре человек,
стучит когтями по паркету птица,
и в коридоре выключает свет
и выросшим крылом ко мне стучится.
Явление безумия в ночи,
нежданность и испуганность простится,
не прячься,не юродствуй,не кричи,
никто теперь в тебе не загостится
предолее,чем нужно небесам,
подолее,чем в ночь на воскресенье,
и вскоре ты почувствуешь и сам,
что бедный ум не стоит опасенья,
что каждому дано не по уму,
да,скоро ты и в этом разберешься,
и к бедному безумью своему
привыкнешь и с соседями сживешься.
Прекрасный собеседник у меня !
Вот птичий клюв и зубы человека,
вот падая,садясь и семеня,
ко мне - полуслепец,полукалека
скачками приближается на миг
и шепчет мне и корчится от боли :
-Забытый птенчик в городе возник
из пепла убывающей любови,
ха-ха,а вот и я,и погляди,
потрогай перья на моей груди,
там раньше только волосы росли,
татуировки розами цвели,
а вот глаза - не бойся,идиот.
38.
Вот шествие по улице идет.
Поэма приближается к концу,
читатель рад,я вижу по лицу.
А,наплевать,я столько говорил,
прикидывался,умничал,острил
и добавлял искусственно огня.
Но кто-то пишет далее меня.
Вот пешеход по улице кружит,
и снегопад вдоль окон мельтешит,
читатель мой,как разболтались мы,
глядишь,и не заметили зимы.
Пустеть домам и улицам пустеть,
деревьям,не успевшим облететь,
теперь дрожать,чернеть на холоду,
страдать у светофора на виду.
А мы уже торопимся,живем,
при полумраке полумрак жуем,
не отличая полночь от зари,
и целый день не гаснут фонари.
И все,кто мог,уехали давно,
по вечерам мы ломимся в кино,
но выходя - мы снова в лапах вьюг,
и птицы унеслись на юг,
и голоса их в Грузии слышны,
одни вороны северу верны.
И в парках,и в бульварах городских
теперь мы часто замечаем их,
и снова отражается в глазах
их каркающий крестик в небесах,
и снежный город холоден и чист,
как флейты Крысолова свист.
Вот пешеход по городу кружит,
в простом плаще от холода дрожит,
зажав листок в комочек кулака,
он ищет адрес.Он издалека.
Пойдем за ним.Он не заметит нас
он близорук,а нынче поздний час.
А если спросит- как-то объясним.
Друзья мои,отправимся за ним.
Кого он ищет в городе моем ?
Теперь по снежной улочке вдвоем
остались мы.Быть может подойти ?
Но нет.Там постовые впереди.
Так кто же он,бездомный сей юнец ?
.................................
.................................
Кто хочет,тот дослушает конец.
Из Гаммельна до Питера гонец
в полвека не домчится.Боже мой,
в дороге обзаводится семьей
и умирает в полпути,друзья !
В Россию приезжают сыновья.
39.Ромманс для Крысолова и хора.
Шум шагов,
шум шагов,
бой часов,
снег летит,
снег летит,
на карниз.
Если слы-
шишь приглу-
шенный зов,
то спускай-
ся по лест-
нице вниз.
Город спит,
город спит,
спят дворцы,
снег летит
вдоль ноч-ных
фонарей,
Город спит,
город спит,
спят отцы,
обхватив
животы
матерей.
В этот час,
в этот час,
в этот миг
над карни-
зами кру-
жится снег,
в этот час,
мы ухо-дим
от них,
в этот час,
мы уходим
навек.
Нас
ведет
Крысолов ! Крысолов
вдоль пане-
лей и цин-
ковых крыш,
и звенит,
и летит
из углов
светлый хор возвратившихся крыс !
Вечный мальчик,
молодчик,
юнец,
вечный мальчик,
любовник,
дружок,
оглянись,
обернись
наконец,
как вита-
ет над на-
ми снежок.
За спиной
полусвет,
полумрак,
только пят-
нышки,пят-
нышки глаз,
кто бы ты ни
был - подлец
иль дурак,
все равно
здесь не вспом-
нят о нас.
Так за флей-
той настой-
чивей мчись,
снег следы
заме-тет,
за-несет
от безумья
забвеньем
лечись !
От забвенья
безумье
спасет.
Так спасибо
тебе,
Крысолов,
на чужби-
не отцы
голосят,
так спаси-
бо за слав-
ный улов,
никаких
возвраще-
ний назад.
Как он вы-
глядит:брит
или лыс,
наплевать
на причес-
ку и вид.
Но счастли-
вое пе-
ние крыс
навсегда
над Россией звенит !
Вот и жизнь,вот и жизнь
пронеслась,
вот и город
заснежен и мглист.
Только пом-
нишь безум-
ную власть
и безум-
ный уве-
ренный свист.
Так запомни
лишь несколько
слов :
нас ведет от зари,от зари,
нас ведет Крысолов,Крысолов !
Нас ведет Крысолов.
Повтори.
40.Романс принца Гамлета.
Как быстро обгоняют нас
возлюбленные наши.
Видит Бог,
но я б так быстро добежать не мог
и до безумья.
Ох,Боже мой,
Гораций,
мне,кажется,пора домой.
Поля,дома,закат на волоске,
вот Дания моя при ветерке,
Офелия купается в реке.
Я - в Англию.Мне в Англии не быть,
кого-то своевременно любить,
кого-то своевременно забыть,
кого-то своевременно убить
и сразу - непременная - тюрьма,
и спятить своевременно с ума.
Вот Дания.А вот ее король.
Когда-нибудь и мне такая роль...
А,впрочем,нет...
Пойду-ка покурю.
Гораций мой,я в рифму говорю.
Как быстро обгоняют нас
возлюбленные наши.
В час безумья
мне кажется - еще нормален я,
когда давно Офелия моя
лепечет языком небытия.
Так в час любви и в час безумья вы,
покинув освещенные дома,
не зная ни безумья,ни любви,
целуете и сходите с ума.
Мне кажется,что сбился мой берет.
Вот кладбище - отличный винегрет,
огурчики налево и направо,
еще внизу,
а сверху мы - приправа.
Не быть иль быть ? Вопрос прямолинейный
мне задает мой бедный ум,и нервный
все просится ответ - не быть,не быть,
кого-то своевременно забыть,
кого-то своевременно любить,
кого-то своевременно ...Постой !
Не быть иль быть ? Какой-то звук пустой.
Здесь все,как захотелось небесам.
Я,впрочем,говорил об этом сам.
Гораций мой,я верил чудесам,
которые появятся извне.
Безумие - вот главное во мне.
Позор на скандинавский мир !
Далеко ль до конца,Вильям Шекспир ?
Далеко ль до конца,милорд ?
Какого черта,в самом деле ?
41.Черт.
Новобранцы,новобранцы,новобранцы,
ожидается изысканная драка,
принимайте новоявленного братца,
короля и помазанника из мрака.
Вот я снова перед вами одинокий,
беспокойный и участливый уродец,
тот же самый черно-белый длинноногий,
одинокий и рогатый полководец.
Перед веком,перед веком,перед богом,
перед Господом,глупеющим под старость,
перед боем в этом городе убогом
помолитесь,чтобы что-нибудь осталось.
Все,что брошено,оставлено,забыто,
все,что "больше не воротится обратно",
возвращается в беспомощную битву,
в удивительную битву за утраты.
Как фонарики,фонарики ручные,
словно лампочки на уличных витринах,
наши страсти,как страдания ночные,
этой плоти и пространства поединок.
Так прислушивайся к уличному бою,
возникающему сызнова из детства,
это к мертвому торопится живое,
совершается немыслимое бегство.
Что-то снова затевается на свете,
это рядом раздвигаются кровати,
пробуждаются солдаты после смерти,
просыпаются любовники в объятьях.
И по новой зачинаются младенцы,
и поют перед рассветом саксофоны,
и торопятся,торопятся одеться
новобранцы,новобранцы,солдафоны.
Как вам нравится ваш новый полководец ?
Как мне нравится построенный народец.
Как мне нравятся покойники и дети,
саксофоны и ударник на рассвете.
Потому что в этом городе убогом,
где отправят нас на похороны века,
кроме страха перед Дьяволом и Богом
существует что-то свыше человека.
42.
Три месяца мне было что любить,
что помнить,что твердить,что торопить,
что забывать на время.Ничего.
Теперь зима - и скоро Рождество,
и мы увидим новую толпу.
Давно пора благодарить судьбу
за зрелища,даруемые нам
не по часам,а иногда по дням,
а иногда - как мне - на месяца.
И вот теперь пишу слова конца.
Стучит машинка.Смолкший телефон
и я - мы слышим колокольный звон
на площади моей.Звенит собор,
из коридора долетает спор.
И я слова последние пишу,
ни у кого прощенья не прошу
за все дурноты.Головы склоня,
молчат герои.Вот и все,дружок.
В окно летит ноябрьский снежок,
фонарь висячий на углу кадит,
вечерней службы колокол гудит,
шаги моих прохожих замело.
Стучит машинка.Шествие прошло.
-------------
Сентябрь - ноябрь 1961г.
Ленинград
Анинские ночи
( перевод из Галчинского )
Оставь в покое ожерелье.
Ночного ветра канонада
гудит над нашею постелью,
как Альбенисова соната.
Алмазом месяц разрезает
стекло.Свеча из парафина
горит,и на постель свисает
паук - подобьем балдахина.
И ночи саксофон прекрасный
звенит,высок и необыден.
И польских дней абсурд ужасный
во тьме не так уж очевиден.
И опахалом безграничным,
украшенным узором птичьим,
узором,отлетевшим прочь,
на Арапченком машет чудный
с серьгою в ухе изумрудной...
И это - ночь.
Маленькие кинозалы.
В сильной тоске,в печали
лучше всего укрыться
в маленьком кинозале,
с плюшевым креслом слиться.
Снаружи ветер колышет
листья,и тени кружат,
прикрывая афиши
причудливой сетью кружев.
А дальше,блестя глазами,
шнурки,грильяж,папироски
высокими голосами
предлагают подростки.
О!Стемнело.Усталый
месяц вытянул руки.
Маленькие кинозалы
прекрасны в тоске,в разлуке.
Кассирша с прядью волнистой
в будке царит золотой.
Билет покупаешь и входишь
в сумрак,где фильм поет.
Шумит кинолес блестящий,
пальмовый,настоящий,
и в луче серебристом
дым сигарет снует.
Как славно здесь притулиться,
скрыться от непогоды,
с плюшевым креслом слиться
и умолкнуть на годы.
Плещет в сердце бездомном
река в серебристом свете.
Дремлешь в том зале темном
любовным письмом в конверте.
"Ты - как звезда над бором.
Ложусь я в постель пустую.
Где тот мост,на котором
встретимся вновь ?
Целую."
Выходишь грустен,туманен,
заарка - заэкранен,
бредешь пустырем и шепчешь:
тут бы и кончить дни.
В кинозалах случайных,
это - царство печальных.
В них так просто забыться.
Как прекрасны они.
Посвящение Глебу Горбовскому.
Уходить из любви в яркий солнечный день,безвозвратно,
Слышать шорох травы вдоль газонов,ведущих обратно,
В темном облаке дня,в темном вечере,зло полусонно
Лай вечерних собак - сквозь квадратные гнезда газона.
Есть трудное время.Мы должны пережить,перегнать эти годы,
С каждым новым страданьем забывая былые невзгоды,
И встречая,как новость,эти раны и боль поминутно,
Беспокойно вступая в туманное новое утро.
Как стремительна осень в этот год,в этот год путешествий.
Вдоль белесого неба,черно-красных умолкших процессий,
Мимо голых деревьев ежечасно проносятся листья,
Ударяясь в стекло,ударяясь о камень - мечты урбаниста.
Я хочу переждать,перегнать,пережить это время,
Новый взгляд за окно,опуская ладонь на колени,
И белесое небо,и листья,и полоска заката сквозная,
Словно дочь и отец,кто-то раньше уходит,я знаю.
Пролетают,летят,ударяясь о землю,падают боком,
Пролетают,проносятся листья вдоль запертых окон,
Все,что видно сейчас при угасшем,померкнувшем свете,
Эта жизнь,словно дочь и отец,но не хочется смерти.
Оживи на земле,нет,не можешь,лежи,так и надо,
О,живи на земле,как угодно живи,даже падай,
Но придет еще время - расстанешься с горем и болью,
И наступят года без меня с ежедневной любовью.
И,кончая в мажоре,в пожаре,в мажоре полета,
Соскользнув по стеклу,словно платье с плеча,
как значок поворота,
Оставаясь,как прежде,надолго ль,как прежде,на месте,
Не осенней тоской - ожиданьем зимы,несмолкающей песне.
Еврейское кладбище.
Еврейское кладбище около Ленинграда.
Кривой забор из гнилой фанеры.
За кривым забором лежат рядом
юристы,торговцы,музыканты,революционеры.
Для себя пели.
Для себя копили.
Для других умирали.
Но сначала платили налоги,уважали приставов
