интеллектом больной, которую мы в дальнейшем будем называть "А",
показывает, как элементы, извлеченные из совершенно различных сторон
нашего динамично меняющегося общества, могут стать органичной частью:"
Он уже почти собрался сесть за преамбулу и даже вставил чистый лист в
пишущую машинку, но потом подумал, что все с таким трудом вырванные у
Арчин признания, могут быть завтра опровергнуты другими. Он пожал плечами
и поднялся из-за стола.
Лучше воспользоваться моментом и поговорить с Айрис, пока вдохновение
держит его на высоте.
Примерно за четверть мили до дома, однако, двигатель машины кашлянул и
заглох. С тоскливым сознанием собственной глупости он вспомнил, как
сегодня утром заметил, что бензин почти на нуле, но не стал
останавливаться у бензоколонки, потому что опаздывал. Выезжая же из
больницы, был так измотан, что даже не взглянул на приборную доску.
Негромко ругнувшись, он подрулил к обочине и вышел из машины. У него
было две возможности: дойти пешком до дома и взять канистру, которая
вообще-то должна находиться в машине, но как раз вчера вечером
обнаружилось, что у них кончилась сухая растопка для камина и пришлось
воспользоваться бензином; еще можно было вернуться на заправочную станцию
в Йембл и одолжить канистру у них, но это означало, что придется тратить
время и возвращаться к ним опять, чтобы забрать десять шиллингов залога.
Быстрее будет сходить домой.
Конечно, если он начнет серьезный разговор с того, что только прибежал
за бензином, то испортит все впечатление, которое намеревался сегодня
произвести на Айрис. Лучше всего незаметно заскочить через заднюю дверь,
забрать из кухни канистру и вернуться через десять минут с шумом и на
машине.
"Господи, почему это происходит только со мной? Остаться без горючего
может кто угодно, но только я воспринимаю это как удар по своему эго,
только я должен красться в собственный дом через заднюю дверь и надеяться,
что моя жена этого не заметит. Не таким я представлял себе брак. Я думал,
что смогу разделить с нею все, даже самые мучительные проблемы так, что их
легче станет нести."
Тем не менее, несмотря на неловкость, он привел свой план в действие.
Быстро и незаметно, проскочив через ворота, увидел в освещенном окне
гостиной силуэт Айрис; она разговаривала по телефону. Он слышал через
стекло ее смех.
"Все хорошо. Никогда не думал, что буду радоваться твоей любви часами
говорить по телефону."
Кухонная дверь была не заперта. Он проскользнул внутрь и нашел канистру
там, где ее оставил. Он уже хотел взять ее и тихонько выйти, когда до него
отчетливо донесся голос Айрис:
- Как ты говоришь?.. С-В-Е: Сверд. Миллион благодарностей.
Словно кто-то вскрыл ему голову и вылил прямо в мозг ушат холодной
воды. Мир заледенел.
"О, Боже! Нет, только не это. Только не Сверд. Ублюдок, у которого
столько богатых клиентов, что ему не страшны никакие законы!"
Как во сне, он совершенно забыл, для чего он здесь, забыл, что только
что собирался вернуться к машине и, вооруженный хорошими новостями и
приглашением на обед, подъехать с триумфом через парадный вход. Он шагнул
к двери и резко распахнул ее.
Айрис у телефона вскрикнула от неожиданности, крутанулась на стуле и с
громким стуком выронила карандаш. Лицо ее стало белым, как мел.
- Пол! - прошептала она. - Господи, как ты меня напугал. - И с
достойной всяческих похвал непринужденностью добавила в трубку. - Нет, все
в порядке, Берти. Это просто пришел Пол. Большое спасибо - пока.
Она повесила трубку и вырвала листок из блокнота, лежавшего на
телефонном столике. Пол одним прыжком перескочил комнату и схватил ее за
запястье.
- Пол! В чем дело? Отпусти, мне больно!
Стиснув зубы так, что зазвенело в ушах, Пол грубо разжал ее руку. Айрис
вскрикнула и выпустила бумажку.
- Пол, что случилось? - прошептала она.
- Ты прекрасно знаешь, что случилось. - Внутри все скрутило от гнева,
голос звучал тонко и мучительно, он потряс перед ее лицом отобранной
запиской. На ней было выведено "Н. Дж. Сверд" и номер телефона.
- Это: это ничего! Это приятель Берти! Он только что звонил и:
- Ложь! Грязная, низкая, вонючая, глупая ложь. Неужели ты думаешь, что
я не знаю, кто такой Ньютон Сверд? Господи. Да о нем рассказывают анекдоты
во всех медицинских коледжах Британии, главный абортмахер Харлей-стрит,
пятьсот долларов, и никаких вопросов!
Маска невинности сползла с ее лица. Она стала отодвигаться, словно
боялась, что он ее ударит. Потом неуверенно придвинула тяжелый дубовый
стул, так, чтобы он оказался между ними, зубы ее выбивали дробь.
- Как, черт подери, ты собиралась это скрыть, если живешь в одном доме
с врачом?
Неужели тебе могло прийти в голову, что я не пойму, что ты беременна?
"Не так я собирался начинать разговор о своем ребенке. Я думал, это
будет счастьем. Как я мог связать свою жизнь с этой самодовольной, глупой,
алчной женщиной?"
Он смотрел на нее с холодным гневом, от которого туманились глаза и
выступали слезы, и отчетливо читал на ее лице, что она действительно
собиралась молчать, пока дело не будет сделано. Она была в таком ужасе,
что стояла, намертво вцепившись в спинку стула, словно боясь упасть.
Пол ждал. Через несколько минут она взяла себя в руки, по крайней мере
настолько чтобы связно говорить.
- Какого черта ты за мной шпионишь?
- Шпионю?
"Где эти женщины учатся наглости? С детства, наверное. Чопорные няни в
белых фартуках бьют их по рукам, если они прохо усваивают урок."
- Господи, Айрис, я хочу быть отцом! Неужели это не вмещается у тебя в
голове? Я хочу детей! Это же так естественно, хотеть детей! Люди женятся,
чтобы иметь детей!
- Тебе легко говорить! Мужчины не рожают!
- Если ты так боишься родов, то тебе надо лечиться!
- Чем ты и занимаешься всю эту проклятую неделю! Это не дом, это
психушка. Ты не можешь оставить в покое свои врачебные замашки и вести
себя, как нормальный муж!
- А как, по-твоему, должен вести себя нормальный муж, если жена у него
за спиной выспрашивает у своих испорченных подруг адрес абортмахера?
- А с чего, черт подери, ты взял, что это твой ребенок?
Вырвавшись почти на визге, эти слова заполнили воздух, как угарный газ.
Только поймав их эхо, Айрис поняла, что она только что сказала. Руки ее
так сильно сжали спинку стула, что от них отлила вся кровь, оставив кожу
сухой и бледной, как пергамент; ее била дрожь, рот стал двигаться
вверх-вниз, так что зубы беспрестанно ударялись в ярко-красную нижнюю
губу, единственными цветными пятнами на ее лице остались губная помада и
тушь для ресниц. Потом веки опустились, словно занавес, призванный скрыть
от нее этот чудовищный мир.
Наконец, платину прорвало, и хлынули слезы. Она заморгала и,
спотыкаясь, бросилась к лестнице, а Пол остался стоять посреди комнаты с
идиотским видом, складывая и раскладывая листок с телефоном Сверда, словно
руки его жили отдельной от него жизнью.
- Но мне же все равно, - услышал он собственный голос, и затем, когда
не дождался ни единого звука в ответ, повторил громко, на весь дом: - Мне
все равно, глупая женщина. Мне: все: равно!
29
Наверху раздался тяжелый звук: Айрис бросилась на кровать - обычное свое
убежище от ссор. Пол стоял, держась рукой за перила и чувствовал, как
ярость выходит из него, не оставляя после себя ничего, кроме гулкой
пустоты.
Дрожащими руками он достал сигарету и, когда, наконец, сунул ее в рот,
понял, почему это движение оказалось для него таким сложным: пальцы
по-прежнему сжимали обрывок бумаги с телефоном Сверда. Сознавая
театральность жеста, он скомкал листок и бросил его на горячие угли. Он
задымился. Потом он зажег сигарету и размешал остатки записки среди золы.
"Что делать, если она будет настаивать? Я не умею угрожать. Я могу
сказать, что если она это сделает, я сообщу в ГМС и в полицию, а что
толку? Что может сделать Пол Фидлер против знаменитого Ньютона Сверда и
его карманных психиатров, которые тут же напишут, что ребенок нанесет
"непоправимый ущерб здоровью матери"."
Он глубоко вдохнул дым, дотягивая сигарету почти до фильтра.
"Это будет основанием для развода: Но я не хочу развода. Если кто-то
спросит, почему, я вряд ли смогу объяснить, - очевидно, я просто не хочу
опять заниматься тем, что положено пылким юношам: ухаживать, производить
впечатление, преодолевать сопротивление:"
С этого момента мысли его потеряли связь со словами. Он стоял, ни о чем
не думая и не сводя глаз с огня, пока сигарета не начала жечь пальцы;
затем повернулся и стал медленно подниматься по лестнице, сгорбившись,
словно под тяжестью невидимого груза.
Айрис лежала, уткнувшись лицом в подушку и глухо стонала. Он сел рядом
и попытался взять ее за руку, но она резко ее отдернула.
Он уставился в пространство перед собой. Через некоторое время, как он
и предполагал, она успокоилась и украдкой бросила на него взгляд, надеясь,
что он не заметит.
- Айрис?
- Оставь меня в покое!
"Чтобы потом ты обвинила меня в бессердечии. Нет уж, спасибо."
Испугавшись собственного цинизма, Пол проговорил:
- Айрис, пожалуйста.
- Отстань, - процедила она скрвзь зубы.
- Постарайся понять. Мы же договаривались, когда женились, правда?
Тогда имело смысл ждать. Но сейчас я уже не молодой врач - у меня вполне
приличная должность, и хоть и не такая большая, как хотелось бы, но все же
сносная зарплата. У нас нет препятствий для того, чтобы иметь нормальную
семью.
- Ты все сосчитал, да? - хнычущим тоном проговорила Айрис. - Сколько
это будет стоить, и можем ли мы себе позволить?
Пол сказал каменным голосом:
- Я никогда не скрывал, что хочу детей.
- Но ты никогда не пытался даже поговорить со мной по-человечески! Ты
просто поймал меня врасплох, а теперь шпионишь и мучаешь меня так, что я
готова тебя убить. На самом деле, готова.
Неприкрытая ненависть, с которой были произнесены эти слова потрясла
Пола. Он забыл, что только что собирался сказать. Пока он молчал, она
сбросила ноги на пол и потянулась за сигаретой.
- Послушай, дорогая, - рискнул он наконец, - если ты действительно
настолько боишься родов, мы можем сделать то, о чем говорили раньше,
усыновить: Я имею в виду, можно заключить что-то вроде договора. Мы
обратимся в общество усыновления прямо сейчас, а я: я могу устроить тебе
то, чего ты хочешь, без всякого Сверда, будь он проклят.
Собственные слова потрясали его, но он так желал хоть какого-то
компромисса, что произносил их, сам не понимая, что делает.
- И на том спасибо, - пробормотала она.
- За что?
- За то, что не говоришь, что если я не хочу этой боли и грязи, то я не
в своем уме. Господи, в какой же башне живут эти психиатры вместе со
своими идиотскими теориями! Никто из моих подруг не хочет иметь детей!
Когда вы прекратите дурацкие разговоры о том, что нормально, а что нет, и
спросите самих женщин?
- Вот только не надо по своим самовлюбленным и напыщенным подружкам
судить обо всем человечестве!
- Скажи ради бога, чем они самовлюбленнее мужчин? Они хотят
всего-навсего тех же прав, какие у мужчин есть от рождения.
- Если тебе нужны оправдания, то ты могла бы выбрать и получше.
- Что?
- То, что если бы ты только боялась беременности и родов, ты не
пряталась бы так от разговоров об усыновлении. Все, что тебе нужно, - это
уйти от нормальной взрослой ответственности, которая нужна, чтобы
воспитать ребенка.
- Что ты от меня хочешь после того, во что превратилась моя жизнь?
- Во что же она превратилась?
- Ты слышал, что я сказала внизу?
- Что ребенок не мой? Ради всего святого, женщина, меня не интересует
биологическое отцовство.
- Биологическое отцовство, - передразнила она.
- Единственный способ стать отцом - это воспитать ребенка. И мне
абсолютно наплевать, твой он, наш, или вообще ничей.
Она потушила сигарету.
- Значит ты даже не хочешь знать, кто это?
