Горы кажутся ей большими кочками, лес - разновидностью осоки, пустыня -
засохшим илом. И пока она не взберется на вершину горы, пока не
познакомится со всеми растениями и животными, населяющими лес, пока не
пересечет пустыню от края до края, ей не удастся познать окружающий мир. О
чем мы с тобой можем судить - о дюжине кочек, которые сумели облазить, о
пламени костра, в котором едва не сгорели, о разных зверушках,
встретившихся на нашем пути, о россказнях других умных лягушек, побывавших
когда-то чуть дальше нас?
- По-твоему, мир непознаваем?
- И об этом я не могу судить. Мир неизмеримо сложнее, чем мы себе это
представляем. Чем больше ты о нем узнаешь, тем больше появляется новых
загадок. Максары давно поняли это и не стремятся овладеть новыми знаниями.
- Зато они стремятся овладеть новыми странами и рабами.
- Это не так. Новые страны нам не нужны. Просто мы не позволяем
соседним народам стать сильнее нас. А наши слуги - вовсе не рабы.
Большинство из них явилось сюда добровольно, предлагая свои тела и души.
Мрызлы, к примеру, намного совершенней тех существ, из которых когда-то
были сделаны. Их уже не заставить вернуться в прежнее состояние. Но мы с
тобой уклонились от темы разговора. Ты спросил меня, как устроен этот мир.
Та лягушка, о которой я говорил, несомненно, объяснила бы тебе все
подробно. Что-нибудь такое о сверхлягушке, слепившей мир из своих
испражнений. А я человек и не хочу множить чужие заблуждения.
- Пусть будет так. Тогда попытайся ответить мне на следующий вопрос:
всегда ли ваша страна была такой, как сейчас. Я имею в виду отсутствие на
небе светила, полный беспорядок в смене дня и ночи, ну и всякое такое...
- Дались тебе эти светила... Максары не ведут летописей, подобно
другим народам. Но с тех пор, как мы осознали себя хозяевами этой страны,
на небе ничего не изменилось. А это весьма долгий срок.
- А вот люди Страны Забвения помнят совсем другую жизнь. Не прошло и
десяти поколений с тех пор, как какая-то катастрофа сократила их мир во
много раз и спутала все небесные явления.
- Да, такое случается. Иногда две ранее соседствующие страны как бы
раздвигаются, и между ними возникает третья, невесть откуда взявшаяся.
Бывает так, что она разъединяет их навсегда.
- Думаю, это означает, что Тропа продолжает расти, втягивая в себя
все новые миры.
- Думай себе на здоровье.
- Тебе не доводилось слышать что-нибудь о Изначальном Мире,
мире-прообразе? Все остальные миры являются лишь его порченными копиями.
- Самый лучший мир тот, в котором живут максары. Можешь считать его
изначальным, - усмехнулся Адракс.
- Ничего мрачнее и скучнее вашего мира я еще не видел. Даже Страна
Черепах выглядит куда более привлекательной.
- У нас разные понятия о красоте. Все то, что тебе кажется красивым,
а на самом деле только мешает нападать и обороняться, давным-давно
уничтожено. Войны смели и испепелили все нецелесообразное.
- Во время путешествия через Страну Черепах я обратил внимание на
одно странное явление, - продолжал Артем. - За очень короткий срок твоя
внучка повзрослела, а я как будто постарел. Тебе не приходилось
сталкиваться с чем-нибудь похожим?
- Максары постоянно обновляют свой организм, так что подобные вещи
нас мало интересуют. Но разговоры такие я слыхал. Уж не помню, в какой
стране и от кого. Возможно, это одна из причин, заставляющая людей сидеть
на одном месте. В чужой стране можно заболеть неведомой болезнью,
отравиться водой или воздухом, заживо изжариться или обратиться в ледяную
статую. Но, наверное, хуже всего - внезапно одряхлеть, превратиться в
живую развалину. Для юноши в расцвете лет лучше умереть, чем оказаться в
обветшалом, немощном теле. Но случается и другое. Пройдя немало миров,
смелый путник возвращается домой ничуть не изменившимся внешне, хотя все
его ровесники уже давно сошли в могилу. Честно говоря, я не задумывался
над причинами такого явления.
- Для идущего по Тропе от мира к миру существует только один верный
путь. И на этом пути старость не грозит ему. Так было сказано теми, кто
послал меня сюда. Значит, я до сих пор шел неверным путем.
- Если это действительно так, то верный путь приведет тебя через
Страну Черепах и Страну Забвения в Страну Лета. А я не знаю еще никого,
кто решился бы, туда забрести.
- Над этим мне еще надо подумать... Скажи, а в какой мир можно
попасть, если пересечь Страну Максаров?
- Ты попадешь в Страну Жестянщиков. Это искусные мастера, хотя и
неважные воины. В обращении с металлами они достигли такого же
совершенства, как мы в обращении с живыми организмами. Наверное, это
единственные существа, которые некогда смогли оказать максарам достойное
сопротивление. Много раз они терпели жестокие поражения, прежде чем
покорились окончательно. Им было позволено жить на своей земле и в прежнем
облике, поскольку, как их не переделывай, лучше они не станут. В
благодарность за это Жестянщики должны изготовлять для нас клинки и всякие
другие технические приспособления. В свое время лучшие из них создали
невидимую стену, которая защищает наши границы. Взамен эти наглецы
потребовали для себя сокровищ и почестей. В назидание другим они
немедленно получили и первое и второе. В честь каждого мастера была
воздвигнута громадная статуя. Затем глотки им залили расплавленным
золотом, а в распоротые животы положили по пригоршне драгоценных камней.
Ты должен был видеть эти каменные истуканы, смиряющие гордыню других
народов.
- Только максары могут выразить признательность таким образом.
- Кто не наказывает негодного пса, тот сам достоин собачьей доли, -
холодно сказал Адракс. - О чем ты еще хочешь спросить меня?
- Еще я хочу спросить, почему ты так добр ко мне? Жизнь, конечно, кое
в чем изменила тебя, но ты по-прежнему остаешься максаром. А максары не
способны творить добро.
- Вот здесь ты попал в точку, приятель! - Адракс внезапно
расхохотался. - Максар не способен творить добро, но умеет прикидываться
добряком. Ты нужен, очень нужен мне. Я умру спокойно лишь тогда, когда
буду уверен, что за меня отомстят. И тебе суждено быть одним из орудий
моего мщения...
Не очень-то приятное ощущение - заснув хотя и в довольно скверном, но
привычном месте, проснуться среди слепящего света, распятым на медленно
раскачивающейся металлической раме. Резкие, тошнотворные запахи били в
нос, невдалеке что-то кипело и булькало. Голова Артема была зафиксирована
в таком положении, что он мог видеть только потолок, покрытый паутиной,
копотью и брызгами засохшей крови.
Затем кто-то толкнул раму, и тело Артема приняло вертикальное
положение. Огромный зал, своды которого поддерживали без всякой системы
расставленные колонны, напоминал застенки средневековой инквизиции. В
глубине его, в огромных открытых жаровнях пылал огонь. Железные столы,
каменные полки вдоль стен и даже грязный пол были завалены грудами
инструментов самого зловещего вида. Из зловонных чанов торчали
искромсанные обрубки человеческих конечностей и свешивались синие кишки.
Повсюду ползали какие-то жутковатые, фантастически уродливые твари:
безногие карлики с клешнями вместо рук, люди-обрубки, состоявшие,
казалось, из одного только торса или из одних только конечностей,
многоголовые крысы и многохвостые ящерицы. В разных концах зала стояли
рамы, сложной конструкции, точно такие же, как и та, к которой был
привязан Артем. Почти все они были пусты, только на двух, расположенных по
соседству, висели тела, соединенные между собой множеством бледно-голубых
пульсирующих трубок разного диаметра. Одно из тел, кровоточащее и
выпотрошенное, принадлежало атлетически сложенному человеку, другое больше
походило на безглазый, донельзя раздувшийся бурдюк, снабженный широкой,
жадно распахнутой пастью.
Откуда-то из-за спины Артема появилось нелепое существо, чем-то
напоминавшее неимоверно исхудалую, бесхвостую обезьяну. Поставив возле
рамы прозрачный сосуд с розоватой дымящейся жидкостью, оно отошло к стене
и замерло там, вытянув по швам руки с необычайно длинными, тонкими
пальцами. Следующая облезлая мартышка принесла квадратный таз, в котором
равномерно подрагивало серое комковатое желе. Нелепо ковыляя на кривых
костлявых лапах, эти подручные неведомого палача один за другим занимали
места в шеренге у стены. Каждый принес с собой что-то: горшок со
снадобьями, живую змею, поднос с кучей ножиков и пилочек, пучок высушенной
травы. Мерзкие рожи ничего не выражали, но вот прижмуренное веко одного из
них дрогнуло, и в коротком ускользающем взгляде мелькнули садистское
любопытство и каннибальская алчность.
Но более всего Артема поразило то, что низкие лбы всех этих уродин
украшали какие-то тускло поблескивающие линзами оптические устройства,
похожие одновременно и на гротескные монокли и на лупы часовщиков.
"Мартышка и очки, - подумал он. - Ну и везет же мне! Мартышки в
очках, да еще с ножами".
Затем рама вновь шевельнулась, и Артем разглядел стоящую вполоборота
к нему тонкую высокую фигуру. Копна светлых коротких волос скрывала лицо,
но в линиях спины и плеч, в очертаниях точеной шеи, в манере стоять,
скрестив руки, было что-то мучительно знакомое. Сердце Артема дернулось,
как от электрического разряда.
- Да, чужеродец, это я. - Голос Надежды был прежний, чистый и
звонкий, но интонации стали совсем другими, холодными и жесткими. - Это я,
и это уже не я. Совсем недавно меня превратили в максара.
Она резко повернулась и, закрыв глаза, шагнула к Артему.
Лицо ее, покрытое едва заметной сеточкой шрамов, было прекрасно, но
красота эта не была ни человеческой, ни ангельской. Так прекрасна бывает
долгожданная смерть. Так прекрасен будет тот, кто в конце времен явится
судить род человеческий.
- Я нравлюсь тебе такой? - вкрадчиво спросила она и вдруг широко
раскрыла глаза. - А такой?
Артем помимо воли застонал.
Два черных бриллианта, сатанинским огнем сверкнувшие на него из-под
тяжелых век, можно было назвать чем угодно, но только не глазами его
любимой.
Не говоря ни слова, Надежда протянула руку в сторону, и одна из
мартышек вложила в ее раскрытую ладонь тонкий и длинный, как жало, нож.
Очень медленно она поднесла лезвие к своему лицу, немного покачала им из
стороны в сторону, а затем вонзила в глаз - вернее, попыталась вонзить.
Сталь отскочила от черного зрачка, как будто это и в самом деле был самый
твердый в мире драгоценный камень. А Надежда уже кромсала ножом свои щеки
и губы, однако ни царапинки, ни капельки крови не появилось на ее коже.
- Видишь, какая я стала? Теперь со мной будет нелегко справиться.
Даже тебе.
- О чем ты говоришь! - прохрипел потрясенный Артем.
- Ведь ты уже считал меня своей собственностью, своей игрушкой. Не
так ли?
- Я любил тебя!
- Любил? Почему ты говоришь "любил" вместо "люблю"? Неужели ты
думаешь, что тебе удастся разлюбить меня? - Поигрывая ножом, она вплотную
подошла к нему и поцеловала в губы, поцеловала со страстью и отчаянием,
словно в последний раз.
Разноречивые чувства, обуревавшие в тот момент Артема, были так
сильны, что он почти не почувствовал боли от укола ножом в грудь. Выдавив
себе на ладонь несколько капель крови, Надежда стала внимательно изучать
их.
- Да, - сказала она как бы сама себе, - я все сделала правильно...
Ошибки быть не может... Начинайте! - приказала она обезьяноподобным
