Хребта, и рты их пересохли, а языки были шершавы, словно пустые стебли
хвощей.
Не считая жажды, которая была их скрытым другом, поскольку заглушала
чувство голода, подъем был не очень трудным. Сложность предоставляла
лишь необходимость постоянно оставаться под прикрытием, разведывать путь
на несколько десятков метров вперед, избирать наиболее безопасный путь
вместо наиболее короткого и прямого. По молчаливому согласию никто из
троих не упоминал о Чарле. Но глаза их непрерывно обшаривали окружающую
местность в поисках того страшного чудовища, которое так безжалостно
расправилось с их товарищем.
Эта часть трагедии была, наверное, самой ужасной. За время, проведенное
в Аду, они так и не встретили демона и не увидели животного крупнее
человека. Огромный отпечаток лапы с тремя громадными когтями был
единственным свидетельством тому, что какое-то жуткое чудовище стояло
ночью, склонившись над четверкой спящих и выбирая себе жертву. Но это
было реальным свидетельством того, что они сейчас в мире демонов -- тех
самых змееголовых великанов, которых видели с вершин, из безопасного
далека.
Отпечаток лапы... и череп.
К приходу ночи им удалось подняться не меньше, чем на сто пятьдесят
футов. В сумерках было трудно определить расстояние, и переплетенные
массы лиановых мостов их родного мира вершин исчезли из виду,
заслоненные многочисленными пиками и утесами из розового известняка. Но
было ясно, что в этот день им уже не подняться выше. Хотя Матилд на
удивление легко переносила путь наверх, и Хонат почти не ощущал
усталости, Аласкон окончательно выбился из сил. Причиной тому был
глубокий порез на бедре -- Аласкон неосторожно напоролся на острую грань
большого металлического осколка, торчащего из утеса. Рана, покрытая
повязкой из листьев, чтобы остановить кровь и не дать каплям упавшей
крови оставить удобный для преследователя след, явно болела все сильнее
и сильнее.
Хонат наконец предложил сделать привал. Они достигли небольшого гребня,
на обратной стороне которого была пещера. Помогая Аласкону преодолеть
последние метры пути, Хонат удивился, какими горячими стали руки
навигатора. Он отвел его в пещеру, потом вышел наружу, на каменный
выступ-полку, где стояла Матилд.
-- Ему плохо,-- тихо сказал он Матилд.-- Ему нужна вода и новые листья
для повязки. И то и другое мы должны каким-то образом для него добыть.
Если мы преодолеем Хребет и выйдем в джунгли, без навигатора нам не
обойтись. Он нам нужнее иглодела.
-- Но что же нам сделать? Я могла бы сделать повязку, если бы у меня
были листья. Но здесь нет даже воды. Это пустыня. Нам через нее никогда
не перебраться.
-- Все равно, нужно попробовать. Воду, кажется, я могу достать. На
склоне, по которому мы поднимались, росла большая пиклоделия. Мы обошли
ее как раз перед тем, когда Аласкон поранил бедро. Если я смогу вскрыть
ее с помощью куска обсидиана...
Маленькая ладонь крепко сжала его локоть.
-- Хонат, назад идти нельзя. А вдруг демон, который убил Чарла следит за
нами? Он выходит на охоту как раз ночью... и эта местность для нас совсем
незнакомая, чужая...
-- Я всегда найду дорогу. Пойду на шум этого потока жидкого стекла, или
из чего он там сделан... А ты собери свежих листьев для Аласкона и
попытайся устроить его поудобнее. Немного ослабь ему жгуты на повязке. Я
скоро вернусь.
Он ласково разжал пальцы Матилд, освободил свою руку. Потом, не
колеблясь больше ни секунды, перебрался через валуны на вершине
маленькой гряды и направился в сторону шумного потока прозрачного
непонятного вещества. Он передвигался на четвереньках.
Но очень скоро он заблудился. Ночь была темная и абсолютно
беспросветная, и вскоре он обнаружил, что шум потока доносится словно
бы со всех сторон, не давая ему определенного направления. Более того,
память теперь его тоже подвела. Каменная полка гряды, которая вела к
пещере, вдруг резко повернула вправо, хотя он четко помнил, что она вела
прямо, минуя первую боковую ветвь, а потом поворачивала влево. Неужели
он пропустил в темноте поворот и вошел в боковую, правую ветвь? Он
осторожно протянул вперед руку, нащупывая путь.
И в этот момент резкий порыв холодного ветра, пронесшийся среди скал
гребня, заставил Хоната рефлекторно переместить вес тела, чтобы
скомпенсировать ожидаемое перемещение опоры под ногами...
Он тут же осознал свою ошибку и попытался остановиться, но глубоко
укоренившийся рефлекс было не так легко подавить в одно мгновение.
Испытывая ужасное головокружение, Хонат напрасно ловил руками пустой
воздух, ища опору... и в следующий миг полетел вниз.
В следующую секунду, испытывая привычное ощущение столкновения и дрожа
от холода, пробежавшему по всему телу, он оказался по горло в ледяной...
воде. Очень холодной, бурно текущей, но все равно ВОДЕ!
Он едва подавил истерический вопль. Ничего страшного. Он просто упал в
поток воды и намок. Он почувствовал легкие прикосновения к бедрам и
лодыжкам. Но бояться рыб не было причины -- небольшие их стайки иногда
водились в резервуарах бромеледов. Наклонив голову к воде и вволю
напившись, он выбрался на каменистый берег, стараясь не стряхивать с
шерсти драгоценную влагу.
Возвращение было делом простым.
-- Матилд,-- хриплым голосом позвал он.-- У нас теперь есть вода.
-- Скорее сюда. Аласкону стало хуже. Я так боюсь, Хонат...
Роняя капли воды, Хонат на ощупь пробрался в пещеру.
-- У нас нет никакой посуды... Аласкону придется лизать твой мех, если
он захочет напиться.
-- Не знаю, сможет ли он подняться...
Подняться Аласкон смог, хотя и с большим трудом. Даже то, что вода была
холодная -- совершенно новое ощущение для человека, привыкшего к теплой,
как суп, воде древесных резервуаров -- казалось, придавало ему сил. Он
снова лег, сказав слабым, но вполне нормальным голосом:
-- Значит, это была все-таки вода.
-- Да,-- подтвердил Хонат,-- и в ней даже есть рыба.
-- Не трать силы, Аласкон,-- с упреком сказала Матилд.-- Тебе нужно
отдыхать, а не разговаривать.
-- Я отдыхаю. Хонат, если мы будем держаться русла потока... о чем это я?
Ага. Так как мы теперь знаем, что это вода, то сможем пересечь Хребет,
держась берега потока. Как ты обнаружил, что это вода?
-- Потерял равновесие и свалился в нее.
Аласкон тихо рассмеялся.
-- В Аду не так уж плохо, верно? -- сказал он. Потом вздохнул, и ветки,
на которых он лежал, заскрипели.
-- Матилд... Что с ним? Он умер?
-- Нет... Просто он еще слабее, чем сам думает, вот и все... Хонат, если
бы те, там, наверху, знали, какой ты бесстрашный...
-- Я тогда был перепуган до смерти,-- мрачно ответил Хонат.-- Я и до сих
пор трясусь.
Но ее рука вновь коснулась его руки в непpоницаемой темноте, и когда
он в ответ взял ее руку, настроение Хоната странным образом
переменилось. Аласкон тяжело и прерывисто дышал, и Хонат и Матилд
сознавали, что в эту ночь им не уснуть. Они присели рядом на плоский
камень, погруженные во временный покой, и когда вход в пещеру начал
проступать на фоне светлеющего неба -- приближался восход красного
солнца -- они посмотрели друг на друга, освещенные внутренним светом
своей общей тайны.
Ад,-- подумал Хонат,-- и в самом деле не так уж ужасен, если разобраться.
С первыми лучами белого солнца лежавший у входа в пещеру
молодой саблезубый тигр поднялся, потянулся, показав набор отличных клыков,
несколько мгновений неподвижно глядел на людей, потом повернулся и
грациозными прыжками скрылся из виду.
Невозможно было сказать, как долго он сидел у входа в пещеру,
прислушиваясь к дыханию людей. Им еще повезло, что они наткнулись на
логово почти что котенка. Взрослое животное расправилось бы с ними за
несколько секунд, как только его фосфоресцирующие глаза рассмотрели бы
ночных пришельцев. Тигpенок же, пока не имевший своей семьи, был озадачен,
обнаружив свое жилище занятым, но не был расположен затевать ссору с
незнакомыми существами.
Появление и исчезновение громадной кошки не столько испугало, сколько
изумило Хоната -- так неожиданно завершилось их ночное бдение.
Как только послышался первый стон Аласкона, Матилд вскочила и тихо
подошла к больному товарищу, что-то тихо приговаривая.
Хонат, очнувшись от столбняка, последовал за ней.
На полпути к месту, где лежал Аласкон, он вдруг обо что-то споткнулся, и
посмотрел себе под ноги. Это была кость животного, еще не полностью
обглоданная. Очевидно, тигренок намеревался спасти от непрошенных гостей
остатки своего обеда. Внутрення поверхность кости поросла серой
плесенью. Хонат, присев, оторвал немного плесени.
-- Матилд, нужно приложить к ране плесень. Иногда это помогает от
воспаления... Как у него дела?
-- Кажется, лучше,-- пробормотала Матилд.-- Но жар еще держится. Не
думаю, что мы сегодня сможем выйти в путь.
Хонат не знал, радоваться этому или нет. Он, конечно, спешил покинуть
опасную пещеру, хотя в ней они расположились с относительным удобством.
Возможно, что здесь они находятся и в достаточной безопасности, потому
что низкая пещера все еще сохраняла сильный запах тигра. Возможно,
местные обитатели, почуяв запах, будут держаться подальше от пещеры. Они
ведь не знают, что громадная кошка была еще не взрослым чудовищем, а
небольшим котенком, и что его уже там нет. Конечно, очень скоро запах
станет слабее, а потом и совсем выветрится.
Но им было жизненно необходимо двинуться дальше, и если удастся,
пересечь Великий Хребет. И в конце концов, снова занять свое место в
мире, похожем на тот, откуда их изгнали, добиться принятия в этот новый
мир, чего бы это ни стоило. Даже если существование в Аду окажется
относительно легким -- пока особых надежд на это не было -- единственным
приемлемым путем для них было возвращение в мир Вершин. Но мир этот им
придется именно ЗАВОЕВАТЬ. Иначе не имело смысла все начинать.
Они и без того могли оставаться в хороших отношениях с соседями в
племени, оставив свой образ мыслей при себе. Но Хонат не стал молчать,
так же, как и все остальные, каждый по-своему.
Извечное внутреннее пpотивоpечие между тем, что хочется делать, и тем, что
НАДО делать. Оно было хорошо известно Хонату. Он понятия не имел о
Канте и категорическом императиве, не знал, какая сторона его натуры в
конечном итоге победит. Но злая шутка наследственности соединила чувство
долга с ленивой натурой его носителя. И поэтому принимать даже малое
решение было болезненно.
Но пока что выбор решения не был в его руках. Аласкон был все еще
слишком слаб, чтобы отправиться в путь. Вдобавок мощные потоки солнечных
лучей, пробивающихся в пещеру, стали слабее. Потом солнце пропало
совсем, а небо затянуло тучами. Донесся первый раскат грома. Надвигалась
гроза.
-- Останемся здесь,-- сказал он,-- сейчас снова начнется дождь. И на
этот раз он будет сильным. Тогда можно будет выйти и набрать фруктов.
Дождь меня прикроет, если поблизости бpодит какой-нибудь хищник. И
пока идет дождь, не нужно ходить за водой к реке.
Дождь, как оказалось, продолжался весь день и даже время от времени
усиливался, сплошной пеленой затягивая вход в пещеру. Шум потока
превратился в рев.
К вечеру жар у Аласкона уменьшился, температура стала почти нормальной,
и к нему постепенно возвращались силы. Рана, накpытая куском плесени,
выглядела устрашающе, но болела меньше, и только тогда, когда Аласкон
шевелился. Матилд считала, что рана начинает заживать. Аласкон, лишенный
активной деятельности, компенсировал это необычной разговорчивостью.
-- Приходило ли вам в голову,-- начал он, когда возле пещеры уже начали
сгущаться сумерки,-- что с Великого Хребта этот поток течь не может. Все
его вершины -- это лава или пепел. Мы видели, как растут новые вулканы,
и я в этом уверен. Поэтому не понимаю, откуда там может взяться
источник воды? И к тому же холодной. На это не хватит никаких дождей.
-- Но вода не может возникнуть прямо из земли,-- резонно заметил
Хонат.-- Дождь -- вот ее единственный источник. Слышите, как шумит
поток, словно вот-вот начнется наводнение?
