ослепшими глазами на остатки жалкого ужина Амальфи. Прошло довольно много
времени, прежде чем он немного опомнился и положил на стол логарифмическую
линейку, проделав это столь бережно, словно она была хрустальная.
- Я знаю, - вымолвил он наконец. - Я это знал, просто не хотел себе в
этом признаться.
Амальфи беспомощно развел руками в стороны. Этим жестом он не
пользовался по крайней мере уже полстолетия. Управляющий, казалось, ничего
не заметил.
- Но если все обстоит именно так, - снова заговорил Хэзлтон, на этот
раз голос его звучал гораздо тверже, - то я...
Он остановился.
- Не стоит спешить, Марк. На самом деле это не так уж многое меняет.
Время покажет...
- Амальфи - я _х_о_ч_у _п_о_к_и_н_у_т_ь _г_о_р_о_д_.
Хэзлтон произнес эти слова четко, с равными промежутками между ними,
и каждое из них прозвучало для Амальфи словно удар молотка о гонг, удары
точно подогнанные по времени, чтобы совпасть с периодом колебаний самого
гонга, пока наконец, он не развалится на части. Что угодно ожидал услышать
Амальфи, только не эти четыре слова. Он мгновенно почувствовал, что
понятия не имеет о том, каким беспомощным он стал.
"_Я _х_о_ч_у _п_о_к_и_н_у_т_ь _г_о_р_о_д_". Слова эти составляли
традиционную формулу, с помощью которой Бродяга отрекался от звезд.
Человек, произнесший эти слова, навеки отсекал себя от всех городов-Бродяг
и от протянувшихся во все стороны межзвездных путей, по которым Бродяги
перемещались, путешествуя во времени и пространстве. Бродяга, произнесший
эти слова, обрекал себя на необходимость жить на какой-то одной планете.
Фраза эта являлась окончательной. Она была навсегда вписана в законы
Бродяг. Никто не мог взять назад эти магические четыре слова; отказаться
от них не было никакой возможности.
- Ну что ж, - сказал Амальфи, - ты сделал выбор. Естественно, я не
буду говорить тебе, что ты поспешил: все равно уже поздно.
- Благодарю.
- Где ты хочешь сойти? На ближайшей планете или в следующем порту,
где остановится город?
Эта альтернатива также предусматривалась традицией, однако Хэзлтон,
казалось, не испытывал удовольствия ни от одного из предложенных
вариантов. Губы его побелели, руки дрожали.
- Это зависит от того, - сказал он, - куда ты планируешь
отправляться. Ты мне еще не сказал об этом.
Явно расстроенный вид Хэзлтона удручающе действовал на Амальфи, хотя
он и старался не показывать этого. Технически для бывшего управляющего еще
оставалась возможность отозвать свое решение, и Амальфи вполне мог сделать
ему подобное предложение. Насколько мог судить Амальфи, слова Хэзлтона
никто не слышал, и вряд ли они были записаны. Существовала, правда,
некоторая вероятность того, что запись была сделана тритчером - блоком
Отцов Города, ответственным за обслуживание горожан. Но даже в таком
случае запись будет обнаружена еще не скоро, поскольку Отцы Города
просматривали банк памяти тритчера не чаще одного раза в пять лет. Обычно
это устройство не фиксировало никакой интересной информации кроме
гастрономических пристрастий Бродяг, изменявшихся весьма медленно и, по
большей части, незначительно. Нет, Отцам Города не следует знать об
отставке Хэзлтона, по крайней мере, пока.
Однако, возможность подобного предложения даже не пришла Амальфи в
голову - образ мыслей Бродяг давно уже проник в его подсознание. Если бы
кто-то намекнул ему, Амальфи, сделать подобное предложение Хэзлтону, мэр,
наверняка, заявил бы, что, сказав эти заветные слова, Хэзлтон очутился в
полном его подчинении, так же, например, как полицейский, охраняющий
периметр города. Амальфи привел бы множество причин, по которым от
Хэзлтона требовалось полнейшее и беспрекословное подчинение. Он, конечно,
сказал бы, что произнесенные управляющим слова вернуть невозможно, даже
несмотря на то, что знают о них только двое - он и Хэзлтон. Если бы
советчик не успокоился и продолжал бы нажимать на него, Амальфи, без
сомнения, добавил бы, что никогда не может забыть о том, что слышал, как,
впрочем, и сам Хэзлтон. Он пояснил бы, что каждый раз, когда он принимал
решение, идущее вразрез с планами управляющего, тот таил на него обиду,
вынашивая мысль о своей отставке. Зная Амальфи, можно без особого риска
высказать предположение, что он не преминул бы заметить, что отношения
между ним и управляющим и без того складывались сложно, а теперь и вовсе
угрожали принять характер патологии. В действительности ни о чем подобном
Амальфи и не думал. Хэзлтон сказал: "Я хочу уйти из города". Амальфи был
Бродягой, а для Бродяги эта фраза звучала как окончательный приговор.
- Нет, - тут же ответил мэр. - Ты хотел уйти, и этим все сказано. Ты
больше не имеешь права получать информацию о политике города и его планах.
Только то, что доходит до тебя в виде директив. Сейчас, Марк, ты можешь
воспользоваться своим умением думать, как я. Не зря же я учил тебя.
Полагаю, у тебя не возникнет трудностей, если ты постараешься теперь
думать, как думают Отцы Города. С этого момента другого источника
информации у тебя не будет.
- Все понял, - сухо произнес Хэзлтон. Он несколько мгновений стоял,
не произнося ни слова. Амальфи ждал.
- Ну что ж, тогда в следующем порту назначения, - сказал
экс-управляющий.
- Хорошо. До этого времени ты получаешь статус управляющего,
покидающего свою должность. Приступай к подготовке Кэррела: он будет твоим
преемником. Сразу же начинай передавать Отцам Города информацию о нем. Я
не хочу, чтобы они опять устроили бучу во время выборов вроде той, что
имела место, когда выбирали тебя.
Лицо Хэзлтона приобретало все более застывшее выражение.
- Хорошо, - сказал он. - Во-вторых, направь город по направлению к
периферии, чтобы перехватить город, с которым ты не смог связаться. Нужно
выйти на такую орбиту, которая придала бы нам логарифмическое ускорение,
причем основная мощность должна концентрироваться на дальнем конце.
Подготовь две группы: одну для быстрого осмотра спиндиззи, вторую - для
работы с масс-хроматографом. Бог его знает, чем может оказаться эта штука.
Людей необходимо снабдить инструментом, им возможно, придется
демонтировать оборудование.
- Хорошо.
- Кроме того, надо привести в готовность отряд сержанта Андерсона.
Может оказаться, что тот город не так мертв, как это представляется.
- Хорошо, - еще раз сказал Хэзлтон.
- Это все, - заключил Амальфи.
Хэзлтон резко кивнул и, казалось, собирался повернуться, чтобы уйти,
но потом вдруг передумал и, к удивлению Амальфи, обрушил на него
стремительную тираду.
- Босс, прежде, чем я уйду, ты должен мне сказать, - Хэзлтон
судорожно сжал кулаки, - ты задумал все это специально, чтобы
спровоцировать меня на заявление об уходе? Неужели ты не мог выгнать меня
или заставить уйти, не раскрывая своих планов? Будь я проклят, если поверю
в твою любовь к Ди... Ты же знаешь, что, уходя, я заберу ее с собой. Я не
верю в твои рассказы про Великое Самоотречение. Это все - мура, чистые
выдумки, особенно, когда исходят от тебя. Ты любишь Ди не больше, чем я
тебя...
Хэзлтон побелел настолько, что Амальфи подумал, как бы
экс-управляющий не упал в обморок.
- Счет один-ноль в твою пользу, Марк, - сказал Амальфи. - Совершенно
очевидно, что я не единственный, кто разыгрывает Великое Самоотречение.
- О боги звезд, Амальфи!
- Их не существует, - сказал Амальфи. - Марк, я больше ничего не могу
сделать. Я собирался расстаться с тобой не один раз, но сейчас все - ты
сам сделал выбор. Отправляйся и выполняй задание.
- Хорошо, - подчинился Хэзлтон. Он повернулся и зашагал прочь. Двери
едва успела раскрыться перед ним.
Амальфи, словно спящий ребенок, глубоко вздохнул и переключил тритчер
с положения _з_а_п_и_с_ь_ на _с_т_е_р_е_т_ь_.
- Это все, сэр? - механическим голосом спросила машина.
- Ты что, собираешься отравить меня второй раз за вечер? - прорычал
Амальфи. - Подключи линию ультрафона.
- Связь, - выкрикнула машина.
- Это мэр, - сказал Амальфи, придвинув микрофон. - Вызовите
лейтенанта Лернера из сорок пятого отряда охраны границы Служителей.
Обязательно добейтесь связи. Это была его последняя должность, однако,
есть сведения, что с тех пор он получил повышение. Когда доберетесь до
него, скажите, что говорите от моего имени. Сообщите ему, что города в
джунглях планируют какие-то вооруженные действия, и что он может помешать
этому, если сейчас же отправится туда. Поняли?
- Да, сэр, - дежурный связист повторил полученное распоряжение.
- Мы сделаем все, о чем просите вы, мэр Амальфи.
- А кто еще мог вас просить? Позаботьтесь о том, чтобы Лернер вас не
смог запеленговать. Если сможете, пошлите сообщение
частотно-модулированным методом.
- Не можем, босс. Мистер Хэзлтон только что распорядился перевозить
наше оборудование. Но тут недалеко есть мощная ультрафоновая станция
Служителей. Мы можем синхронизироваться от нее и попросить, чтобы
полицейские настроили детекторы в нужном направлении. Что скажете?
- Что ж, так даже лучше, - похвалил Амальфи. - Приступайте.
- Еще один вопрос, босс. Наконец закончили работы по беспилотному
кораблю, который вы заказывали еще в прошлом году. Конструкторы сообщили,
что на борту имеется коммуникатор Дирака, который уже подготовлен к
работе. Я осмотрел корабль - он выглядит отлично. Правда, огромен, и его
довольно легко обнаружить.
- Прекрасно, но все это может подождать. Передайте сообщение.
- Да, сэр.
Голос дежурного стих. Внезапно сопло мусоросжигательной печи словно
сделало глубокий вдох, и тарелки, поднявшись со стола, торжественной
процессией устремились в затягивающий зев. Бокал с вином, напоминая
миниатюрную комету, взлетел, оставляя за собой прозрачный дымчатый след. В
последнюю минуту Амальфи очнулся от благостной задумчивости и, судорожно
замахав руками, попытался ухватить проносящийся мимо маленький предмет.
Однако, было уже поздно. Печь проглотила и его, с удовлетворением шумно
захлопнув дверцу.
Хэзлтон оставил на столе свою линейку.
Одетые в скафандры люди с настороженными лицами пробирались по
темным, мертвым улицам города на периферии. Шедший впереди сержант
Андерсон осветил карманным фонариком какой-то дверной проем и тут же снова
выключил свет.
Огней в городе не было, на зов никто не откликался. Никаких признаков
энергии, кроме слабого поля спиндиззи, десантникам заметить не удалось.
Экран спиндиззи был настолько слабым, что давление воздуха не подымалось
выше четырех фунтов на квадратный дюйм, так что без скафандров было никак
не обойтись.
В наушниках шлема Амальфи зазвучал голос О'Брайена:
- События в джунглях, мистер мэр, подходят ко второй стадии. По
наблюдениям отсюда кажется, что Лернер обрушил на них всю мощь своего
флота, он отважился увести из скопления Служителей почти все полицейские
корабли. Среди них адмиральский флагман, но он только облекает в приказы
предложения Лернера. Никаких собственных идей у него, кажется, нет.
- Трогательная картина, - ответил Амальфи, беспомощно озираясь в
темноте.
- Согласен, сэр. Удивляет, что их отряд слишком велик для такого
дела. Он настолько большой, что в джунглях его заметили еще издалека. Мы
хотели, как вы просили, предупредить Короля, но в этом не было
необходимости. Города сейчас перестраиваются в боевой порядок. Прекрасное
зрелище. По-моему, такое происходит впервые за всю историю?
