давление, и он не хотел рисковать разрывом контакта.
- Теперь, когда мы его создали, он совершенно не похож ни на что.
Давайте-ка быстренько окрестим его, прежде, чем он удерет от нас, к тому
же, он может и вообще не вернуться.
- Я бы побоялся дать ему имя, - страдальчески улыбнувшись, сказал
Гиффорд Боннер. - Любое имя, которое мы могли бы ему дать, обещало бы
слишком многое. А как насчет номера? В те годы, на заре космоплавания,
когда запускались первые беспилотные спутники, они получали порядковые
номера, как и кометы или другие небесные тела, состоявшие из года и
греческой буквы; первый спутник, например был назван Объект 1957-а.
- Что ж, мне это нравится, - сказал Джейк. - За исключением греческой
буквы. Эта штука не должна быть просто индексирована каким-то числом,
которое когда либо использовалось для обозначения известной или по крайней
мере, понимаемой ситуации. А как насчет использования бесконечных
интегралов?
- Очень хорошо, - сказал Гиффорд Боннер. - И кто же получит честь
произвести это наречение?
- Я, - сказала Эстелль. Она вышла вперед. Она не осмелилась
прикоснуться к объекту, но протянула руку в его направлении. - Нарекаю
тебя Объект 4101 - _А_л_е_ф_н_у_л_ь_.
- А следующий, если предположить, что нам повезет, - произнес Джейк,
- может быть Объектом 4101-С, что обозначает энергию континуума, и
следующий...
Послышался мягкий звон. Удивленный, Амальфи посмотрел на часы.
Красная стрелка только что прошла третью четверть первой секунды после
отметки Ноль. И в центре зала дым устремился к потолку закручивающейся
спиралью; а пузырь с крошечными точками света внутри него - исчез.
Объект 4101 - _А_л_е_ф_н_у_л_ь_ отбыл так, что этого никто из
присутствовавших не заметил.
А через какую-то долю секунды он вспомнил, что может уже отпустить
кнопку. Но его тысячелетне твердая правая рука продолжала дрожать еще в
течении последующих пятнадцати минут.
Ожидание было ужасным. Конечно же никто не думал, что посланец
вернется через несколько часов или даже несколько дней. Если бы это
произошло, то означало бы, что сам Гиннунгагап следует за ним по пятам,
таким образом не оставляя никакого времени на анализ разноцветных
звездочек или вообще на принятие каких-либо мер, оставляя возможность лишь
сидеть с опущенными руками, в ожидании, когда ветер задует твою свечу. И
все же сам факт существования подобной возможности, оказался достаточным,
чтобы гарантировать поддержание вахты смерти в огромном, темном старом
зале - вахту смерти, оживленную лишь открытием того, что все приборы,
которые наблюдали за снарядом, пока он еще находился в зале, тут же
прекратили выдачу каких-либо показаний в момент его отправления, но
одновременно он не засекли никаких феноменальных явлений какого-либо рода,
касавшихся самого момента отправления. И даже спиндиззи - что было
проинтерпретировано Отцами Города - оказались не подготовлены к тому,
чтобы сообщить каким образом была применена та волна энергии, которой они
запустили посланца; что вообще-то должно было быть ободряющим, по крайней
мере, как отрицательное свидетельство того, что посланца не забросило в
каком-то уже известном и, таким образом, совершенно ненужном направлении,
но при сложившихся обстоятельствах это лишь добавляло к напряжению и
унынию. Весь этот энергетический залп; и куда же он ушел? Очевидно - в
никуда.
Обычно Амальфи редко снились сны (а точнее, как и большинству Бродяг,
ему снились сны почти каждую ночь, но утром он помнил из того, что ему
снилось ночью гораздо реже, чем хотя бы раз в год); но теперь, в этих
ночах постоянно присутствовал призрак этого сферического, окутанного дымом
шара с сияющими глазами Аргуса, скитающегося в лабиринте искривленных
мировых линий, из которых ему никогда не выбраться и в его центре
крошечная кристаллическая фигурка пищала голосом Амальфи:
Не из земли я вырос, не из соли,
А только из своей душевной боли...
Пока мировые линии вдруг не превратились в удушающую паутину, которая
вдруг вспыхнула, как пламя и во взрыве света Амальфи увидел, чтобы было -
нет, еще не утро, но время вернутся к своей вахте смерти.
Но он уже находился там, в зале, и просто задремал. И его разбудил
звон тревоги. Теперь, когда он более или менее проснулся, шум был гораздо
менее громким, чем, как он знал, должен быть; специальные приборы должны
были подавать тревожные сигналы относительно каждой из звездочек внутри
посланца и не менее трети из них уже звенели. В центре комнаты снова
плавала призрачная сфера, теперь не превышавшая по своим размерам
баскетбольный мяч, большинство ее глаз Аргуса погасли и те, что остались -
сияли ослабленно, словно глаза умирающего. Насколько знал Амальфи, этот
призрак призрака, с столь большим числом холодного пепла внутри его
внутренних очагов, казался ничуть не зловещее, чем любой результат
научного эксперимента; он даже мог быть обещающим; но он не мог избавиться
от этого ранее приобретенного ужаса, который сформировался в его сне.
- Это произошло довольно быстро, - сказал голос Дейка.
- Очень быстро, - произнес голос доктора Шлосса. - Но теперь, когда
он вернулся домой, у него осталось примерно около двадцати одного часа
жизни. Давайте-ка снимем все эти показания - времени остается не так уж и
много.
- Я уже начал считывание проб. Камеры тоже работают.
Внутри призрака умерла еще одна звездочка. Последовала короткая
тишина, затем один из техников доктора Шлосса произнес нейтральным
голосом:
- Распад пи-мезона у ядра железа. Похоже на естественную смерть. Нет
- не совсем: спектр резко сдвинут в область гамма-излучения.
- Отмечено. Следующей должна быть серия родий-палладий. Наблюдайте -
должна пройти диагональная дезинтеграция; она может пересечься с серией
железа... - Звездочка полыхнула и взорвалась.
- Вот она!
- Отмечено, - произнес Шлосс, рассматривая пространство сквозь
гамма-лучевой полярископ.
- Засек. Вот так штука. Она пересекла барьер как цезий; и что это
может означать?
- Сейчас не имеет значения, засекай. Не останавливайся для
интерпретации, просто записывай.
Призрак, казалось, заколебался и слегка сморщился. Чистый разрывающий
уши звук раздался из его сердца, затрепетал и умер; но умер он,
переместившись вверх по частоте, в область неслышимого.
- Один час прошел, - сказал Шлосс. - Осталось еще двадцать. Как долго
звучал этот сигнал?
Ответа не поступало в течении нескольких минут, затем другой голос
произнес:
- Мы пока еще не определили его с точностью до мгновения. Но он был
довольно коротким - примерно сорок микросекунд, и сдвигался по Допплеру не
в том направлении. Он распадается во времени, доктор Шлосс - и возможно,
он не просуществует и десяти часов.
- Сообщите мне данные по уровню распада с точностью до мгновения при
следующем сигнале и не пропустите его. Все происходит настолько быстрее,
что нам придется произвести пересчеты все эмиссионные записи по кривой
распада. Джейк, а у тебя есть что-нибудь на радиочастотах?
- Масса всего, - ответил занятым голосом Джейк. - Но пока еще ничего
определенного. И все это расползается - это, как я подозреваю, в
соответствии с вашим уровнем распада. Ну что за свалка!
И таким образом пролетел и второй час, а за ним - и третий. И вскоре
Амальфи совершенно потерял понятие о времени. Само напряжение, беспорядок,
накапливающая усталость, полная непонятность эксперимента и его объекта,
все это вместе оказало свое воздействие. Со всей определенностью - это
были наихудшие возможные условия, при которых приходилось собирать даже
обычные данные, не говоря уже о том, чтобы снимать показания по
эксперименту с такой степенью критичности, но в который уже раз Бродягам
приходилось обходиться тем, что имелось в их распоряжении.
- Ну вот, а теперь все, - произнес доктор Шлосс, - отойдите. Время
закрываться. Его брови были нахмурены; и эта нахмуренность росла по мере
прохождения последних двенадцати часов. - Отойди-ка подальше; последним
будет уничтожен кристалл.
И исследователи и зрители - те несколько зрителей, чей интерес был
достаточно силен, чтобы удержать их во время всех этих последних
исследований - отошли к стенам затуманенного зала. Гул спиндиззи под их
ногами поднялся как по громкости так и по высоте тона и призрак, бывший
Объектом 4101 - _А_л_е_ф_н_у_л_ь_ исчез, скрытый экраном спиндиззи,
поляризованным до полной непроницаемости.
Сперва сферический экран был совершенно похож на зеркало, отбрасывая
гротескно искаженные изображения молчаливых наблюдателей. Затем в его
центре появилась крошечная яркая точка света, медленно выросшая до
болезненной бело-голубой интенсивности. Он отбросила длинные паутины и усы
ослепительного света, которые как бы пробуя в поисках выхода, плавали,
переплетаясь вдоль внутренней поверхности экрана. Инстинктивно, Амальфи
закрыл свои глаза и гениталии чисто рефлекторным жестом, известным всему
человечеству уже более чем две тысячи лет. Когда он снова смог посмотреть,
свет уже погас.
Спиндиззи смолкли и экран исчез. В освободившееся пространство
рванулся воздух. Объект 4101 - _А_л_е_ф_н_у_л_ь_ исчез, на этот раз -
навсегда, уничтоженный смертью единственного кристаллика соли.
- Наши предосторожности оказались недостаточны; моя вина, - произнес
резким голос доктор Шлосс. - Мы все получили дозу, довольно значительно
превышающую максимально допустимую дозу жесткого излучения; всем,
немедленно, отправиться в госпиталь, для лечения. Так, взвод - следуй за
мной!
Радиационная болезнь оказалась несильной; пересадка костного мозга
привела систему формирования состава крови в норму прежде, чем были
нанесены серьезные повреждения и тошнота достаточно хорошо
контролировалась массивными дозами меклизина, рибофлавина и пиридоксина.
Все из участников и зрителей эксперимента, имевших волосы - лишились их,
включая и Ди и Эстелль, но все они заимели их снова в надлежащее время,
исключая Джейка и Амальфи.
Но вот солнечный ожог второй степени не был столь несильным. Он
задержал интерпретацию результатов почти на месяц, в то время как ученые,
покрытые повязками, содержащими лечебные мази, сидели на своих постелях в
госпитале и играли в плохой покер и в еще более худший бридж. И между
играми, после их обсуждения, они бесконечно спорили и покрывали квадратные
мили бумаги своими уравнениями и пятнами кремов. Уэб, у которого просто не
хватило терпения, чтобы присутствовать при уничтожении кристаллика соли,
ежедневно посещал Эстелль с букетиками цветов - одним лишь богам звезд
было известно, откуда он выкопал столь античный обычай - и свежими
карточными колодами для мужчин. Он уносил с собой покрытые уравнениями
листы и скармливал их Отцам Города, которые неизменно заявляли:
- НИКАКИХ КОММЕНТАРИЕВ. ДАННЫЕ НЕДОСТАТОЧНЫ.
Это все уже и так знали.
Тем не менее, наконец-то Шлосс и Джейк, а так же и вся их команда
были освобождены от ношения своих прилипающих пижам, чтобы разобраться с
горами сырой информации, поджидавших их. Они работали долгие часы; Шлосс,
в особенности, постоянно забывал о необходимости покушать, и ему постоянно
приходилось напоминать, что проделывал кто-то из техников, что он уже
пропустил завтрак, да и время обеда уже тоже прошло. Тем не менее, в
