Эдгар БЕРРОУЗ
ВЕЛИКИЙ УМ МАРСА
ПИСЬМО
Гелиум. 8 июня 1925 г.
Дорогой мистер Берроуз!
В первый раз я познакомился с Джоном Картером, военным владыкой
Барсума, в 1917 году, в офицерском учебном лагере, на страницах вашего
романа "Принцесса Марса". История эта произвела на меня большое
впечатление, и, несмотря на то, что здравый смысл твердил мне, что это
лишь весьма талантливая фантастика, мысль об истинности всего этого
заполнила мое подсознание настолько, что я обнаружил, что думаю о Марсе,
Джоне Картере, Дее Торис, Тарс Таркасе и Вуле, как если бы они реально
существовали в жизни, а не являлись лишь плодом вашего воображения.
Правда, в те дни напряженной учебы было мало времени для грез, но
короткие моменты перед сном, которые мне все же полагались, были моими. Я
мечтал. Всегда о Марсе! И как!
Во время бессонных ночей глаза мои поневоле искали в вышине красную
планету, если она была над горизонтом. Я смотрел на нее, пытаясь найти
решение загадок, поистине непостижимых, которые она задавала людям в
течение многих столетий.
Возможно, это стало одержимостью. Хотя все это пришло ко мне в
лагере. Но ночью, когда я лежал на палубе транспорта, плывущего через
океан, я нашел Марс на небосводе. Мне хотелось смотреть в глаза красного
бога войны - моего бога, - и чтобы, как Джон Картер, я мог перенестись
через огромные пространства космического вакуума к гавани моей мечты.
А затем настали ужасные дни и ночи в окопах - крысы, вши, грязь - и
чудесны были паузы в этой монотонности, когда нам приказывали идти в
атаку. Тогда я это любил - любил разрывы снарядов, хаос звуков от
громоподобных пушек, но... крысы, вши, грязь! О боже! Как я ненавидел их!
Знаю, что это звучит хвастовством, уж извините, но я хотел написать вам
всю правду о себе. Думаю, что вы поймете. И поймете то, что случилось
позже.
Наконец пришло ко мне то, что приходило к очень многим на тех
кровавых полях. Это произошло на той неделе, когда я получил свое первое
повышение - чин капитана, чем очень гордился, несмотря на свою скромность,
так как сознавал, что кончилась моя юность и пришла огромная
ответственность, а вместе с тем возможность служить, и не только своей
стране, но и людям моей команды. Мы выдвинулись вперед на два километра с
маленьким отрядом, и я удерживал самую близкую к врагу позицию, когда
получил приказ отступать на новую линию обороны. Это последнее, что я
помню, пока ко мне не вернулось сознание, после наступления темноты.
Должно быть, около меня разорвался снаряд. Что стало с людьми, я так и не
узнал. Когда я очнулся, было холодно и очень темно, и я на мгновение
успокоился - до того, как полностью обрел сознание - и в это время
почувствовал боль. Она росла, пока не стала невыносимой! Она была в ногах.
Я вытянулся, чтобы потрогать их, но моя рука отпрянула от того, что
обнаружила, и когда я попытался пошевелить ногами, то обнаружил, что ниже
пояса я совершенно парализован. Потом из-за облака появилась луна, и я
увидел, что лежу в воронке от снаряда, и что я не одинок: вокруг меня
лежали мои люди - мертвые!
Прошло много времени, прежде чем я нашел моральные и физические силы
приподнять себя на локоть, чтобы увидеть раны, причиненные мне. Одного
взгляда было достаточно, чтобы я упал обратно в состоянии умственной и
физической агонии - ноги мои были начисто снесены между бедрами и
коленями. Почему-то я не истек кровью, но несмотря на это, знал, что
потерял огромное ее количество и каждый новый момент теряю достаточно,
чтобы избавиться от страданий до того, как меня найдут. Когда я лежал так,
мучаясь от боли, то молил, чтобы меня не нашли во-время! Я морщился, думая
о будущей увечной жизни больше, чем при мысли о смерти. Но вдруг глаза мои
сфокусировались на ярко-красном Марсе, и надежда вспыхнула во мне. Я
простер руки к Марсу, и не нужно, по-видимому, задавать вопросы или
сомневаться хоть мгновение, как я молился богу моей мечты, чтобы он помог
мне. Я знал, что он сделает это, вера моя была крепка и так велико
умственное усилие, которое я сделал, чтобы освободиться от страшных оков
искалеченного тела, что я почувствовал внезапный приступ тошноты. Затем
резкий щелчок, как будто разрезали стальную проволоку, и неожиданно я
встал на двух здоровых ногах, смотря вниз на окровавленный искореженный
предмет, который был мной. Едва ли секунду стоял я так, прежде чем
повернуть глаза вверх, к звезде моей судьбы, и с простертыми руками замер
в холоде этой ночи, ожидая...
Вдруг я почувствовал, что со скоростью мысли мчусь сквозь нехоженные
пустыни межпланетного пространства. Здесь был предельный холод и
беспросветный мрак. Затем...
Но остальное в рукописи, которую я смог передать вам с помощью того,
кто более велик, чем любой из нас. Вы и некоторые другие поверят, для
остальных это не имеет значения. Настанет час - почему бы и не сказать то,
что вы уже знаете?
Я благодарю счастливую возможность - ту, которая помогла мне найти
способ, с помощью которого земляне лучше познакомятся с обычаями и образом
жизни Барсума, прежде чем смогут преодолевать пространство так же легко,
как Джон Картер, и посетить места, которые он описал с вашей помощью.
И я делаю то же, что и он. Пишу! Ваш искренний друг Улисс Пакстон,
Бывший капитан инфантерии Соединенных Штатов Америки.
1. ДОМ МЕРТВЫХ
Должно быть, я непроизвольно закрыл глаза во время переноса на Марс,
потому что, когда я их открыл, то обнаружил, что лежу на спине, уставясь в
ослепительное небо, а рядом, в нескольких футах, стоит и смотрит на меня с
озабоченным выражением лица самый странный человек, какого я только видел.
Он выглядел глубоким стариком, потому что был в глубоких морщинах и
неописуемо иссохшим. Члены его были истощены, ребра отчетливо проступали
сквозь высохшую кожу. Большой и хорошо развитый череп его в сочетании с
такими тощими конечностями придавал ему видимость неустойчивости, как
будто голова противоречила всем пропорциям тела. Уверен, что тут было
что-то не так!
Хотя он привел меня в замешательство пристальным взглядом сквозь
многолинзовые очки, я все же подробно рассмотрел его. Он был пяти с
половиной футов ростом, но в молодости несомненно был выше, так как сейчас
был сильно сгорблен. Он был гол, исключая незамысловатые доспехи из кожи,
на которые крепилось оружие, но замечательное украшение - ожерелье,
украшенное драгоценными камнями, висело у него на шее. За такое ожерелье
вдовствующая королева свинины или нефти охотно променяла бы душу, если бы
у нее была таковая.
Чем больше смотрел он на меня, тем больше возрастало его недоумение.
Он зажал подбородок большим и указательным пальцами левой руки и, подняв
правую, с очень задумчивым видом поскреб голову. Затем он обратился ко
мне, язык его был мне неизвестен.
При первых же его словах я приподнялся и покачал головой. Затем я
оглянулся. Я сидел на темно-красном газоне внутри высокой ограды. Две, или
возможно, даже три ее стены были сформированы внешними стенами здания, в
котором были видны скорее формы европейского феодального замка, чем
какие-либо другие архитектурные формы, известные мне. Фасад, представший
моему взору, был богато украшен резьбой и большим количеством хаотических
узоров. Контуры крыши были настолько нарушены ими, что здание производило
впечатление руин, но это не лишало его красоты, а делало еще более
гармоничным. Внутри ограды росли многочисленные деревья и кусты, все
сверхъестественно странные, и все, или почти все, обильно цветущие. Среди
них извивались аллеи, вымощенные цветными камнями. Настолько красиво было
зрелище испускаемого ими сияния, переливающегося в лучах солнца, что камни
казались драгоценными.
Старик обратился ко мне снова, на этот раз повелительно, повторяя
проигнорированную мною команду, но я снова покачал головой. Тогда он
положил руку на один из своих двух мечей, но пока не вытаскивая оружия. Я
вскочил на ноги. Результат этого был настолько примечательным, что не могу
сейчас сказать, кто из нас двоих больше удивился. Я поднялся на двадцать
фунтов вверх и приземлился в десяти фунтах от того места, где сидел.
Теперь я уже твердо был уверен, что нахожусь на Марсе, и никто не смог бы
в этом сомневаться! Об этом говорили меньшая сила тяжести, цвет газона,
красный оттенок кожи марсиан, о которых я читал в рукописях Джона Картера,
этом удивительном, но еще не оценимом вкладе в мировую научную литературу.
Нельзя было сомневаться. Я стоял на земле красной планеты. Я пришел в мир
моей мечты - Барсум!
Старик был настолько испуган моим проворством, что сильно вздрогнул,
несомненно непроизвольно, но однако с печальным для него результатом. Очки
упали с его носа на газон, и мне стало ясно, что старый жалкий бедняга был
практически слеп без этих искусственных усилителей зрения. Поэтому он стал
на колени и начал ощупывать траву в поисках потерянных стекол, словно сама
жизнь его зависела от того, насколько быстро он их найдет. Возможно, он
думал, что я воспользуюсь его беспомощностью и убью его. Очки были
огромные и лежали у его ног, но он не мог найти их. Его руки, казалось,
приведены в отчаяние тем странным своенравием, которое проявляют иногда
потерянные вещи, разрушая наши наивные надежды обнаружить их, все еще не
могли войти в контакт с ними.
В тот самый момент, когда я стоял, наблюдая его тщетные попытки, и
обдумывая одновременно целесообразность возвращения средства, дающего ему
возможность быть в большей степени готовым к тому, чтобы найти мое сердце
острием меча, я почувствовал, что еще кто-то вошел в ограду. Посмотрев в
сторону здания, я увидел большого красного человека, бегущего к старику.
Вновь появившийся был совершенно голым и в руке держал дубинку. На его
лице было выражение, несомненно сулившее старику, совершенно беспомощному,
ползающему, подобно кроту, в поисках потерянных очков, беду.
Первым моим побуждением было остаться нейтральным в деле, ничуть меня
не касающемся и о котором я не знал ровным счетом ничего, на чем мог бы
основать свое присоединение к какой-нибудь стороне. Но когда я во второй
раз взглянул на лицо человека с дубинкой, у меня возник вопрос: а не может
ли это касаться меня?
В выражении лица этого человека было нечто, означающее или врожденное
бессердечие и жестокость характера, или маниакальный склад ума. Он может
обратить на меня свое убийственное внимание после того, как отправит на
тот свет более слабую жертву, в то время как первый мой знакомый, по
крайней мере по внешнему виду, был здравомыслящим и относительно
безвредным существом. Правда, намерение старика обратить против меня меч
не было показателем дружеского расположения, но при отсутствии выбора он
казался мне меньшим из двух зол.
Он все еще искал свои очки... Красный человек был уже почти рядом с
нами, и я принял решение разделить судьбу со стариком. Я находился в
двадцати футах от него, голый и безоружный, но покрыть это расстояние с
моими земными мускулами было секундным делом, а обнаженный меч старика
лежал около него, там, где он его бросил, считая более важным поиски
очков. Вышло так, что я смело встретил атакующего в тот момент, когда он
приблизился на расстояние удара к своей жертве. Удар, предназначавшийся
другому, был нацелен на меня. Я уклонился от него, и тогда мне стало ясно,
