меня чуть было не вырвалось: завидую вашему супругу.
- Он был убит, как и все остальные: застрелен, стоя на
коленях?
- Не знаю, еще не готово заключение экспертизы.
- Ну и что вы намерены теперь делать?
- Жить. Для начала, конечно, нужно выучить немецкий язык.
- Он вам оставил какие-нибудь средства к существованию?
- О, да!
- На этот счет имеется завещание?
- Конечно, он ведь предполагал, что все может закончиться
именно так. Он чувствовал.
- А другие наследники? Существуют они в природе?
- Послушайте, - в ее голосе зазвучало раздражение. - Зачем
вам все это нужно?
- Я ведь уже говорил, что...
- ...никогда не узнаешь заранее, что именно потом может
пригодиться, - докончила она за меня.
- Совершенно верно.
- Да, имеются и другие наследники, но основную часть
своего состояния он завещал мне. - Внезапно она сделалась
холодной, как Млечный Путь. - Теперь вы скажете, что у меня
были личные основания желать его смерти, и, поскольку я не
захотела лечь с вами в постель, потратите максимум усилий,
чтобы доказать мою причастность к убийству.
- Напрасно вы так, - сказал я оскорбленно. - Убийство
вашего мужа - лишь одно в целой серии кровавых преступлений.
Никому и в голову не придет вас обвинять. Хотя, конечно... - я
запнулся. - Может возникнуть мнение, что вы решили
воспользоваться благоприятной ситуацией и...
- Так я и знала! - с яростью прокричала она.
Я еще раз взглянул на фотографии.
- Нужно дождаться результатов экспертизы. Если выяснится,
что Анатолия Косых убили из того же оружия, что и остальных, с
вас полностью снимут всякие подозрения.
- А если нет?
- Если нет, то, пожалуйста... - Я выдернул листок из
блокнота и написал свой адрес на Паризю штрассе. - Будут
какие-нибудь проблемы - обращайтесь.
- А телефона у вас нет?
Я поколебался.
- Телефона нет. - Мне захотелось, чтобы, если уж во мне
появится необходимость, она явилась сама.
Мы распрощались.
В поисках желтых роз я обошел по крайней мере пять
цветочных магазинов. Наконец у меня в руках оказался приличный
букет, и можно было с чистой совестью появиться в гостинице
"Черчилль", где остановилась Изабель.
Я ее не застал. Разыскав в книге фамилию Демонжо, портье
скользнул взглядом по доске с ключами и отрицательно покачал
головой. Я расстроился. Сегодня был явно не мой день.
Послонявшись с букетом роз по близлежащим торговым точкам,
я забрел в Гастдтте6, где слопал какой-то странный рассольник,
запив его пивом, и еще раз повздыхал о превосходной кухне
"Блудного сына" Потом предпринял вторую попытку повидаться с
Изабель. Однако портье, в этот раз даже не взглянув на доску с
ключами, состроил отрицательную мину. Я вздохнул. Розы уже
утрачивали свою первозданную свежесть.
Я повернулся, чтобы уйти, и тут же столкнулся со своей
мадам. Она была в легком желтом платье и шляпке, особенно
удачно оттеняющей необычный цвет ее волос. Только желтых роз ей
и не хватало.
- О, господин Мегрю! - воскликнула она. - Русский Мегрю.
Кого я знаю из русских мегрю? - Она напрягла память. - Майор
Пронин! Верно?
- Еще удивительно, что вы вообще слыхали это имя.
- Я очень люблю русскую литературу и русский народный
фольклор.
- Тогда мы могли бы найти много общих тем для разговора.
Она огляделась по сторонам.
- Поговорим здесь?
В последний момент мне удалось подавить возглас
разочарования. Сегодня не мой день! Не мой! Не мой! Но потом в
голову пришла спасительная идея.
- А цветы! Розы нужно немедленно поставить в воду, иначе
они завянут.
- Верно, - согласилась она. - Придется подняться в номер.
Комната у нее была достаточно скромной: без балкона и
ванной. Имелись только туалет и душ. Мебель - светлая, на полу
- ковровое покрытие серого цвета в крапинку. Она наполнила
водой вазу, скучавшую на письменном столе, и опустила в нее
цветы.
- Выпьем чего-нибудь? - предложила она.
- С удовольствием.
В баре нашлась бутылка итальянского вермута. Изабель
разлила его по бокалам. Я терпеть не могу крепленые вина, но
вермут неожиданно показался мне приятным. Я воспринял это как
добрый знак.
- О чем поговорим? - она отхлебнула из своего бокала. - О
Льве Толстом? О Достоевском? О русской народной традиции?
- Лучше о культурно-криминальной группе "Фокстрот", -
отозвался я. - И о Дервише.
Она вздрогнула.
- Неужели все русские детективы столь прямолинейны?
- Не все, - возразил я. - К примеру, мой напарник Джаич
любил разводить турусы на колесах, позаниматься словоблудием.
Только где он сейчас?
- Словоблудие, - медленно повторила она. - Интересное
слово.
Несмотря на вермут, совершенно не чувствовалось, чтобы
между нами росло взаимное влечение. Влечение оставалось
односторонним и это заставляло меня становиться все более
агрессивным.
- Итак, Дервиш, - произнес я, словно бы подводя черту подо
всем ранее сказанным.
- Дервиш, - повторила она и снова сделала глоток. -
По-моему, наиболее яркий образ дервиша в литературе создан в
восточной сказке "Аладдин и волшебная лампа". Это, конечно, не
русский фольклор. Не Иванушка-дурачок, не Илья Муромец, не
Василиса Прекрасная. Но "Аладдин" на Руси всегда пользовался
любовью, и вы, наверняка, помните, чего хотел Дервиш?
- Обладать волшебной лампой.
- Верно.
- Вы хотите сказать, что где-то среди антиквариата имеется
такая же лампа и Дервиш разыскивает ее?
Изабель поморщилась.
- Попытайтесь избежать буквального восприятия, Мишель.
- Боюсь, вы стремитесь придать этой истории
интеллектуальную окраску, а налицо - уголовщина чистейшей воды.
- Восприятие, - повторила она. - Все зависит от
восприятия. Воссозданная на интеллектуальном уровне, любая
история имеет интеллектуальную окраску... Знаете, что такое
злой гений? Когда графиня состарилась, моя мама (она сделала
ударение на втором слоге - мама<) ежевечерне читала ей вслух.
Толстого, Достоевского, Тургенева, Пушкина... И они частенько
рассуждали о злом гении. Так вот, Дервиш - не тот, из сказки, а
нынешний, - самый настоящий злой гений.
- В каком смысле? - Ей уже полностью удалось околдовать
меня.
Изабель поставила на стол бокал с вином и откинулась на
диване, положив ладони под голову.
- Чего желал Дервиш? - спросила она.
- Какой?
- В сказке.
- Я ведь уже говорил: завладеть волшебной лампой.
- Правильно. Но зачем?
- М-м-м... Чтобы распологать возможностью повелевать
джином.
- А это зачем?
- Чтобы добиться богатства и могущества.
- Но если богатство и могущество уже есть, что случается с
лампой?
- Не знаю, - пробормотал я. - В сказке об этом ничего не
сказано.
Однако она моих слов будто и не расслышала.
- И, самое главное, что случается с джином? Ведь джин не
является рабом человека, он - раб лампы. И выполняет желания
человека лишь постольку, поскольку тот - обладатель лампы. Реши
эту интеллектуальную задачку, Мишель, и от тебя больше ничего
не потребуется.
Я заметил, что Изабель изящно и непринужденно перешла на
ты. Но совершенно не понял, каким образом оказался рядом с ней.
Я поцеловал ее в шею, и она вздрогнула.
- Мы совершенно позабыли о главном персонаже, - прошептала
она, и я вновь поцеловал ее в шею. Мне больше не хотелось
говорить, я тяжело дышал. - Как его зовут? - произнесла она и
сама же ответила: - Аладдин. Что сделал Аладдин? Убил Дервиша.
Я уже расстегивал верхние пуговицы на платье и целовал ее
грудь. Она обхватила меня обеими руками.
- Иди сюда, мой Аладдин...
Больше ничего не удалось из нее вытащить, да я и не
пытался. На прощанье Изабель подарила мне довольно увесистый
бумажный сверток. Спустившись в холл, я присел в одно из
кожаных кресел и развернул его. Это была книга "Лучшие сказки
из "Тысячи и одной ночи". И среди них, естественно, "Аладдин и
волшебная лампа". Издание было роскошное. Я полистал страницы.
Неожиданно в ней оказалась еще одна тоненькая книжечка, на сей
раз - только "Аладдин и волшебная лампа". Я бросил обе книжки в
портфель, чтобы у пистолета была возможность заняться
самообразованием.
В соседнем магазине я купил пакет с куриными ножками и
бутылку "Метаксы" на вечер. А когда выходил на улицу, чуть было
не столкнулся с фрау Сосланд. Она не спеша прогуливалась вдоль
улицы, ведя на поводке свое коротконогое чудовище. Я резко
развернулся, спрятавшись за собственную спину, и принялся
разглядывать дамские велосипеды, выставленные в витрине.
Как мне все это осточертело! Может, действительно,
перевоплотиться в Аладдина и шлепнуть Амарандова независимо от
того, виновен он в преследовании антикварщиков или нет? Или же
Дервиш - плод болезненного воображения мадам Демонжо? А если и
плод? Все равно шлепнуть, коль ей этого так уж хочется! Не
отказывать же в подобной мелочи любовнице-француженке.
Заезжать за Бобо я не стал. Я просто позвонил ему, и мы
договорились встретиться возле "паровоза" на Главном вокзале.
Он объяснил, что в помещении вокзала стоит такой старинный
паровоз. Но когда я подъехал к привокзальной площади, он тут же
вырос подле машины.
- Попался? - сказал он.
- Чего же это я попался?
- Ну так...
- Залезай, - предложил я. - А то в девять тебе уже нужно
быть в постели.
- Верно.
Он принялся сосредоточенно изучать дорогу. Настолько
сосредоточенно, что я даже усомнился в факте его постоянного
проживания в Берлине. Человек, который постоянно живет в
городе, не станет так таращить на улицу глаза. Я поспешил
поделиться с ним своими наблюдениями.
- Вовсе я не таращусь! - обиделся он. - Просто я
сосредоточился на лобовом стекле. Одно небольшое упражнение из
разработанной мной системы.
- Может быть, ты хотя бы из вежливости сосредоточишься и
на водителе? Мы ведь с тобой сто лет не виделись.
- Сейчас. Сначала сосредоточусь на стекле, а потом и на
водителе.
- И на том спасибо.
Я немного подождал, когда, наконец, с упражнением будет
покончено, и принялся рассуждать вслух о том, какие
замечательные времена канули в Лету. Какие у нас были
замечательные друзья! А сейчас они разбрелись по всему свету:
кто в Израиле, кто в Америке, кто в Австралии, кто в Канаде, а
он, Бобо, здесь - в Германии. Все же время - очень подлая и
беспощадная штука.
Бобо со мной готов был согласиться, только время не желал
давать в обиду. Нужно учиться не бояться времени. Ведь если
вдуматься, трудно найти более безобидную вещь.
Беседуя подобным образом, мы добрались до Паризю штрассе.
- Вот здесь я и живу, - воскликнул я, отпирая дверь.
Я увидел, что Малышка и Тролль в коридоре учинили игру в
чехарду. При этом они бесцеремонно топтались по Саймону,
который, естественно, и ухом не вел.
- Привет, - проговорил Бобо.
Вначале я подумал, что он обращается к Саймону. Тем более,
что тот посмотрел в нашу сторону и приподнял морду. Но Бобо
сперва протянул руку Троллю и представился, а затем галантно
поцеловал руку Малышке. Я оторопел.
- Здорово! - воскликнул Бобо. - Ты, оказывается, движешься
в том же направлении, что и я. И даже в каком-то смысле добился
более любопытных результатов.
- Что ты имеешь в виду? - не понял я.
- Опыты с разделением сознания. Я тоже экспериментирую в
этой области: так сказать, с раздвоением личности и
