вычислить его. Номер пятьдесят четыре. Больше здесь нечего было
делать.
Я посидел в "Твинго" с развернутой на коленях картой,
соображая, как лучше всего отсюда выбраться. Что бы ни
случилось с Джаичем, а адреса нашего он им не выдал, иначе мне
бы давно уже пришел каюк. Только вот вопрос, кому "им"? В
причастности танцора к делу антикварщиков я совершенно не был
уверен. Нельзя же всерьез подозревать человека лишь на том
основании, что в его репертуаре имеется танец шамана.
Я медленно поехал вдоль улицы. Черт побери! Мне бы давно
уже следовало убраться из Берлина подобру-поздорову. Причем,
особенно актуальна вторая часть присказки - поздорову. Но все
же что-то держит меня. Страх перед Лили? Вряд ли. И неожиданно
я понял, что подсознательно уже давно стремился к этому. Что в
моей одинокой и неустроенной жизни как раз подобного-то и не
хватало - эфемерности, иллюзорности существования, что ли.
Погруженный в окружающие меня дивные реалии, я ощутил себя...
наполовину фантомом (наполовинутроллем, наполовинумалышкой). А
это в свою очередь давало ощущение внутренней свободы. Ощущения
внутренней свободы - вот чего мне всегда не хватало! И из-за
этого я завидовал Джаичу. А теперь я тоскую по этой кагюбюшной
роже.
Я выбрался на шоссе и понесся к центру города, выхватывая
фарами очертания деревьев. Сегодня я не вернусь на улицу "17
июня". Сегодня я в этом совершенно не нуждаюсь.
На следующий день мне неожиданно всретился в городе мой
старый приятель Серега Бобров. У нас в компании его называли
Бобо. Честно говоря, именно его я меньше всего ожидал здесь
увидеть, поскольку он уже много лет всерьез занимался йогой,
был совершенно, как говорится, не от мира сего и должен был бы
иметь самое отдаленное представление о таких понятиях, как
виза, вид на жительство, таможенная декларация и т.п.
Я еще находился под впечатлением утреннего разговора с
Горбанюком, когда он, поинтересовавшись для порядка, как
поживает машина, сообщил следующее:
- Четвертым оказался Анатолий Косых.
- Черт побери! - Я облизнул пересохшие губы. - Бедняжка
Косых таки осталась вдовой!
Правда, как ни старался, мне все же не удалось испытать по
этому поводу большого огорчения.
- Снова звонила фрау Сосланд, - продолжал Горбанюк. -
Закатила очередную истерику. Кричала, что связалась с
проходимцами, которые только и думают, как бы содрать с
клиентов три шкуры, не ударяя при этом пальцем о палец. Шрико
уже закрыл магазин и находится в бегах. Если подобный звонок
повторится, я буду вынужден дать ей твой номер телефона.
- Только попробуй!
- Мне кажется, было бы гораздо хуже, если бы она добралась
до Лили.
- Отнюдь! Возможно до Лили, наконец, дошло бы, что я
нуждаюсь в поддержке.
Горбанюк помолчал.
- И нет совершенно никакого просвета? - прогундосил он.
- Никакого.
- Даже не намечается?
- Отстань от меня!
- Ладно, созвонимся...
Бобо подвернулся как раз в тот момент, когда я направлялся
к "голым пистолетам", дабы поведать им о своих вчерашних
похождениях. Он торчал на углу Кантштрассе и Фазаненштрассе и
жрал дэнер-кебаб.
- Серега, какими судьбами?! - набросился я на него. - Я-то
думал, что ты сидишь сейчас где-нибудь посреди нечерноземной
зоны в глубоком трансе и даже не намереваешься выходить из
него. Ведь для йогов, насколько я знаю, важна только пища
духовная, а никак не физическая.
- Ошибочка, - проговорил Бобо с набитым ртом. - Йоги как
раз уделяют особое значение культуре питания. А какая может
быть культура питания без самого питания? В России скоро
настанут для йогов совершенно невыносимые времена. Но сам я,
между прочим, от йоги давно отошел. Я разрабатываю собственное
учение.
- Ого! И много у тебя учеников?
- Пока ни одного. Я пишу книгу. Вот когда я ее напишу и
опубликую, учеников появится хоть отбавляй.
- Ты здесь в гостях?
- Я тут живу. В России я бы не смог написать ни строчки.
- Вот интересно, - заметил я, - ты пишешь книгу, и я пишу
книгу.
Потом я обратил внимание на то, что остановил машину в
неположенном месте, и заторопился.
- Серега, нашу встречу непременно нужно обмыть. Дай мне
свой адрес, я за тобой заеду.
- Когда?
- Сегодня же.
- Только не позднее шести часов, а то в девять я уже
должен быть в постели.
- Договорились.
Он протянул мне визитную карточку. Создавалось
впечатление, что у любого жителя Германии в любое время суток
имеется наготове визитная карточка. Сначала я сунул ее в
карман, а потом, вспомнив наставления Джаича, вызубрил
содержание наизусть, а визитку порвал. Иди знай, что со мной
приключится завтра. Зачем подвергать человека опасности?
Я достиг "Сюксише" штрассе и потешил рассказом о Дервише
"голых пистолетов". Они поинтересовались, чем я собираюсь
теперь заняться. Я честно ответил, что пока не знаю, и в свою
очередь поинтересовался, могут ли они выяснить, кому
принадлежит дом по адресу Пауль-Людвиг-Штрассе 54. Оказалось,
что это не так-то просто - Датенсцчутзгесетз, чтоб его! Курт
Трахтенберг взялся все же пособить, ничего определенного при
этом не обещая.
Было уже достаточно жарко, и я успел влить в себя
несколько банок кока-колы. Поскольку четкого плана действий на
ближайшее время и в самом деле не имелось, я решил, что неплохо
бы заняться женщинами: Мариной Косых и Изабель Демонжо. Не
мешало, разумеется, отыскать и Павлинову, но путь к ней лежал
через Жопеса, а общаться с ним не было ни малейшего желания.
Ничего приятного не сулило мне и общение с госпожой
Сосланд. Я позвонил Бреме и взял координаты Изабель и Марины.
Он поинтересовался результатами моих вчерашних усилий, и я
ответил, что пока ничем не могу похвастаться.
Неожиданно я почувствовал себя одиноким гладиатором на
арене, перед которым - банда врагов-невидимок, а вокруг -
волнующееся море болельщиков. Всех лишь интересовало, как
продвигается расследование: "голых пистолетов", Горбанюка,
Гройпнера и Бреме, семью Сосланд, остальных уцелевших до
настоящего времени антикварщиков. Лили Лидок, наконец. Бреме
сообщил мне, что практически все, за исключением Артура Ризе,
решили уйти в подполье. Я, мол, и сейчас застал его чисто
случайно. Они будут сидеть в своих законспирированных норах и
следить за тем, как разворачиваются события на ристалище.
Октавиану Сидорову, к примеру, кто-нибудь сообщит об этом на
Канарские острова: "Крайский еще подает какие-то признаки
жизни. Представляете? Но, похоже, его песенка спета. Так что
лучше окончательно сматывать удочки." Октавиан Сидоров позволит
в ответ пару глубокомысленных замечаний и вновь погрузит свое
безобразное тело в бассейн с лазурной водой...
Марина Косых обитала в большом доме с весьма замысловатой
планировкой. Скажем, для того, чтобы попасть к ней в квартиру,
нужно было сначала на лифте подняться на седьмой этаж, а затем
по лестнице, уже составной частью входившей в квартиру, на три
пролета спуститься вниз. Я бы, наверное, и не понял, что
лестница непосредственно относится к квартире, если бы она не
вывела меня сразу в просторный холл.
Хозяйку я застал в умопомрачительной позе. Она стояла на
четвереньках на большом персидском ковре и что-то высматривала
под конструкцией, состоящей из черных досок и хромированных
труб. У меня алчно затрепетали ноздри.
- Алло! - хрипло произнес я.
Она посмотрела на меня, словно на привидение, как будто с
кем-то другим три минуты назад разговаривала по домофону.
- У вас всегда открыта дверь наверху? - поинтересовался я.
Она все еще стояла на четвереньках, и у нее было такое
выражение на лице, словно она упорно старается постичь смысл
моих слов.
- Нет, я же открыла ее специально для вас! - наконец,
спохватилась она.
- Можно куда-нибудь присесть?
- Конечно. - Она поднялась. - Куда хотите.
На ней были короткие джинсовые шортики и джинсовая же
рубашка, спереди завязанная на узел. Ей-Б-гу, как ни старайся,
я просто не в состоянии был скорбеть о безвременной кончине ее
супруга.
В гостиной стоял кожаный гарнитур 3-2-1. Я уселся в 3, а
она - напротив меня в 1.
- Случилось то, чего я опасалась больше всего на свете: я
осталась одна, - проговорила она.
- А где сейчас тело?
Вопрос дурацкий, но неожиданный. Она захихикала, однако
тут же, взяв себя в руки, проштемпелевала лицо серьезным
выражением.
- Тело в морге. Здесь, как оказалось, с похоронами не
торопятся. Панихида состоится лишь через месяц, представляете?
Но меня заверили, что морги здесь отменные и что он за это
время нисколечки не... испортится.
- Вы хотите сказать, что и Фридрих Бенеке, и Михаэль Крон,
и Отто Горовиц тоже еще находятся в морге?
- Не знаю. Наверное.
Мне вспомнилась мрачная шутка Джаича по поводу того, что,
если антикварщики не захотят собраться у Шрико, их соберут
потом в морге. Как выяснилось на практике, одно не исключало
другого.
- А муж делился с вами своими... производственными
проблемами?
- Мы ведь поженились совсем недавно. Можно сказать, что с
тех пор он делами практически и не занимался. Уже началась эта
охота на торговцев антиквариатом, эта травля, так что...
- А как вы познакомились?
Она с вызовом посмотрела на меня.
- Это тоже требуется для вашего расследования?
- Не всегда заранее удается предугадать, что может
пригодиться, а что нет.
- Ладно. - Марина уселась поудобнее, поджав под себя ноги.
- Я ему написала. Адрес дала мне подруга. Сказала, что если я
хочу жить по-человечески, нужно искать мужа за бугром. Напиши,
приложи пару своих фотографий. Сама знаешь каких.
- А каких?
Марина хмыкнула, затем соскользнула с кресла и скрылась в
одном из украшавших холл арочных проемов. Тут же возвратилась с
двумя цветными фотографиями. На одной из них она была снята в
мужской рубашке, в наиболее выгодной степени демонстрировавшей
стройные загорелые ноги. На другой - на каком-то пляже в одних
лишь плавках. Плавки были цвета морской волны, от матерчатого
треугольника две веревочки взлетали высоко наверх,
сладострастно огибая бедра. Грудь была обнажена, на ней
виднелись капельки воды.
- Как я его понимаю! - воскликнул я.
- Это следует расценивать как комплимент?
- Увы, хотя я прекрасно понимаю, что расточение
комплиментов - не самый короткий путь к вашему сердцу. Таких
женщин, как вы, комплиментами не проймешь. Ведь вы получаете их
от воздыхателей в невообразимом количестве. Напротив, если
проявить по отношению к вам некоторое безразличие, граничащее,
простите, с хамством, то шансы значительно возрастут.
- Любопытная теория. - Она улыбнулась. - Из этого следует,
что вам хотелось бы мне нахамить?
- Хотелось бы, - признался я, - но не получается.
- Жаль, у меня появилось бы больше твердости в намерении
выставить вас за дверь. Я ведь сразу поняла, что вы явились
сюда не как детектив.
- И это вас оскорбляет?
- Нисколько. Просто вам не терпится, чтобы я улеглась с
вами в постель, а я не могу.
У меня мигом пересохла гортань. Точно так же, как утром,
когда я впервые услышал, что Анатолия Косых уже нет в живых.
- Почему? - прохрипел я.
- Потому что у меня только что умер супруг, а я не могу,
как это говорится в анекдоте, "медленно и печально".
Значит она все же питала к мужу какую-то долю симпатии! У
