Это всегда легкая жертва."
Джефф Сайкс рассказывал всем о том, кто мы такие, и о
том, что наши самолеты стоят на государственном поле n 41,
принадлежащем Джону Томасу, и о том, что мы ночуем у наших
машин.
Я почти физически ощущал ненависть, исходящую из людей,
испуганных за нравственность своих детей, за будущее
американского образа жизни, и это меня отнюдь не радовало.
До конца шоу оставалось всего лишь полчаса, но все шло
только к худшему.
- Вы знаете, мистер, - сказал следующий абонент, - я
думаю, что вы обманщик.
- Конечно же, я обманщик, - ответил дон. - в этом мире
мы все притворяемся другими личностями, которыми на самом
деле не являемся. Мы не живые тела, мы не атомы, не
молекулы, мы - вечные и неразрушимые идеи сути, вне
зависимости от того, что бы мы сами о себе ни думали...
Если бы мне не понравились его слова, он первый бы
напомнил мне о том, что я могу уйти, и он первый бы
посмеялся над моими страхами перед толпой, ожидающей нас с
факелами в руках в предвкушении суда линча.
19.
"Не бойтесь расставаний,
Прощание неизбежно
Перед тем,
Как вы сможете встретиться
Опять.
И следующая встреча
Спустя минуты
Или жизни непременна
Для тех, кто является
Друзьями."
На следующий день, пока мы были в поле одни, он подошел
ко мне.
- Помнишь, что ты сказал, когда выяснил, что моя
проблема заключается в том, что никто не будет слушать меня,
сколько бы чудес я ни сотворил?
- Нет.
- А ты помнишь, когда это было, Ричард?
- Да, припоминаю. Ты вдруг показался мне ужасно
одиноким. Но я не помню, что именно я тогда сказал.
- Ты сказал, что если я завишу от того, как люди
относятся к моим словам, значит, и мое счастье зависит от
других людей. В этой жизни я должен был научиться вот чему:
н е и м е е т р о в н о н и к а к о г о з н ач
е н и я, о б щ а ю с ь я с л ю д ь м и и л и
н е т. Я выбрал эту жизнь для того, чтобы поделиться с
кем-нибудь своими знаниями о том, как устроен мир, но мог бы
выбрать ее для того, чтобы вообще ничего не говорить. Суть
не нуждается в том, чтобы я кому-то об'яснил, как она
действует.
- Дон, это же очевидно. Я и сам мог тебе это сказать.
- Мерси. Я нахожу идею, ради которой прожил эту жизнь,
постигнув которую, я закончил работу всей своей жизни, а он
говорит мне: "Дон, это же очевидно".
Он смеялся, но его лицо было печально. На этот раз я не
знал, почему.
"Степень
Твоего невежества
Заключается в глубине твоей веры
В несправедливость и трагичность.
То, что червяк
Называет концом света,
Учитель называет
Бабочкой."
Единственным предупреждением мне в тот день были слова
из книги. Еще секунду назад, стоя на верхнем крыле флита и
заливая в бак бензин, я наблюдал обычную толпу людей,
стоящих в ожидании своей очереди на полет. Его самолет
подрулил к ним и остановился рядом в вихре ветра от
пропеллера. В следующий момент я услышал звук, похожий на
взрыв проткнутой шины, и вслед за этим толпа взорвалась и
разбежалась в разные стороны. Шины трэвел эйр оставались
нетронутыми, мотор продолжал лениво стучать, но в обшивке
кабины пилота зияла дыра в фут шириной, а сам Шимода сидел,
уронив голову на грудь, прижатый к противоположной стенке,
неподвижный как труп.
Мне хватило несколько тысячных долей секунды, чтобы
понять, что в Дональда Шимоду стреляли, еще одной тысячной,
чтобы бросить канистру с бензином, спрыгнуть на землю и со
всех ног пуститься к его самолету. Все это было похоже на
киносценарий, на любительский спектакль. Какой-то мужчина с
ружьем в руках пробежал вместе со всеми так близко от меня,
что я смог бы достать его. Теперь я вспоминаю, что тогда
почти не обратил на него внимания. Я не был в ярости, или в
шоке, или в ужасе. Единственное, что было для меня важно,
это как можно скорее добраться до кабины трэвел эйра и
поговорить с моим другом.
Он выглядел так, как будто рядом с ним взорвалась
бомба. Левая часть его тела была сплошным месивом из
разорванной кожи, ткани, мяса и крови, мокрой алой массой.
Его голова склонилась к рычагу газа, к правому нижнему
углу приборной доски, и я подумал о том, что если бы он
пристегнулся ремнем, то тогда бы его так вперед не швырнуло.
- Дон, с тобой все о'кэй? - идиотские слова.
Он открыл глаза и улыбнулся. По его лицу текла кровь.
- Ричард, на что это похоже?
Когда я услышал это, я почувствовал огромное
облегчение. Если он мог говорить, значит он мог и думать,
значит, с ним все будет в порядке
- Точно не скажу, приятель. Похоже, что у тебя возникли
какие-то трудности.
Он не шевелился, и я опять испугался, не столько ранам
и крови, сколько его неподвижности.
- Я не думал, что у тебя есть враги.
- У меня их нет. Это был... Друг. Лучше не иметь...
Ненависть приносит в жизнь... Неприятности... Он убил
меня...
Кресло и боковые панели кабины были перепачканы кровью.
Сам самолет почти не пострадал, но очистить кабину было бы
нелегко.
- Дон, это должно было случиться?
- Нет, - тихо произнес он, едва дыша, - но мне
кажется... Что эта драма мне нравится.
- Ну что же ты?! Исцели себя! Смотри, сколько людей
вокруг, они ждут полетов!
Но пока я так шутил, мой друг Дональд Шимода, несмотря
на все свои знания и понимание реальности, упал головой на
рычаг газа и умер.
В ушах у меня шумело. Весь мир как бы прогнулся, и я
сполз с края разорванного фюзеляжа в красную мокрую траву.
Тяжесть книги, лежащей в моем кармане, опрокинула меня на
бок, и в тот момент, когда я коснулся земли, она выпала и
раскрылась. Ветер медленно перелистывал ее страницы.
Я поднял книгу. Неужели все кончается именно так,
подумал я, неужели все, что говорил мой учитель - пустые
слова? Неужели он не смог спасти себя от первого же
нападения этого сумасшедшего?
Мне пришлось трижды прочитать слова на открытой
странице, прежде чем их смысл дошел до меня.
"Все,
Написанное
В этой
Книге,
Может
Оказаться
Неправдой."
Э п и л о г
Осенью я летел на юг, к теплу. Хороших полей оставалось
все меньше, зато облака все росли. Людям всегда нравилось
летать на моем биплане, и в эти дни многие из них оставались
вечером поговорить и перекусить у моего костра.
Время от времени некоторые из тех, кому это не слишком
надоедало, говорили мне, что после этих бесед они начинали
чувствовать себя лучше, и на следующий день люди начинали
поглядывать на меня со странным любопытством. Не раз я
улетал раньше, чем собирался это сделать. Никаких чудес не
происходило, хотя флит стал летать лучше, чем когда бы то ни
было, и тратить меньше горючего. Он перестал разбрызгивать
масло, и жуки больше не разбивались о пропеллер и лобовое
стекло. Дело было, несомненно, в холодном воздухе, не могли
же они, в самом деле, научиться увертываться от моего
самолета.
И все же в тот летний день, когда Шимода был убит, для
меня что-то кончилось. Это был финал, в который я не мог
поверить, который я не мог понять: он так врезался в мою
память, что я пережил его тысячу раз снова, будто надеясь
что-то изменить. Чему я должен был научиться в тот день?
Однажды поздним октябрьским вечером после того, как я
улетел от испугавшей меня толпы в миссисипи, я приземлился в
маленьком пустом поле.
В который раз перед тем, как заснуть, я опять думал,
почему он умер. На это не было никаких причин. Если бы то,
что он говорил, было правдой...
Мне не с кем было поговорить так, как мы говорили с
ним, не у кого учиться, некого подкалывать и атаковать
своими иллюзиями, чтобы натренировать тем самым свой мозг. Я
сам? Да, но во мне не было и половины шарма Шимоды, который
учил меня, периодически сбивая с ног своим духовным каратэ.
Думая об этом, я заснул, а заснув, увидел сон.
Он стоял на коленях в траве спиной ко мне, заделывая
дыру в кабине трэвел эйра в том месте, куда попала разрывная
пуля. У ног его валялась банка с масляным аэролаком и рулон
первосортной авиаткани. Я сознавал, что это лишь сон, но в
то же время я знал, что все это реально.
- Д о н!
Он медленно встал и повернулся ко мне, улыбаясь моему
горю и моей радости.
- Привет, - сказал он.
Из-за слез я ничего не видел. Смерти не было. Смерти
вообще никогда не было, и этот человек был моим другом.
- Дональд!... Т ы ж и в! Что ты там делаешь?
Я подбежал и обнял его. Он был реален. Я чувствовал
наощупь кожу его летной куртки, плоть его рук.
- Привет, - сказал он, - если ты не возражаешь, я
сейчас заделаю эту дыру.
Я был так счастлив видеть его, что уже ничего не
казалось мне невозможным.
- Лаком и тканью? - спросил я. - ты пытаешься ее
залатать лаком и тканью?.. Брось, с м о т р и, в с е
у ж е п р е к р а с н о с д е л а н о, - и с этими
словами я провел своей рукой над окровавленной обшивкой, и
когда я убрал руку, дыры уже не было. От носа до хвоста
самолет был обтянут новенькой, блестящей, как зеркало,
тканью.
- Так бот как ты это теперь делаешь! - сказал он, и в
его глазах я прочитал гордость за своего тупого ученика,
который наконец-то превратился в успевающего ментального
механика.
Я не счел это странным, во сне мне это казалось обычным
делом.
Рядом с его самолетом горел костер, над огнем висела
сковородка.
- Ты что-то готовишь, Дон? Знаешь, я ни разу не видел,
чтобы ты что-нибудь готовил. Что у тебя сегодня на завтрак?
- Оладьи, - сказал он само собой разумеющимся тоном. - последнее,
чему я хочу научить тебя в этой твоей жизни, - это
приготовлению оладьев.
Он отрезал два куска своим карманным ножом и один из
них подал мне. До сих пор я чувствую во рту этот вкус...
Вкус опилок и застарелого библиотечного клейстера,
зажаренных на свином масле.
- Ну как? - спросил он.
- Дон...
- Месть призрака, - улыбнулся он. - я сделал их из
замазки.
Он бросил свой кусок обратно в сковородку.
- И все это для того, чтобы напомнить тебе, что если ты
когда-нибудь захочешь поставить кого-то на путь истинный,
делай это при помощи своих знаний, а не посредством оладьев,
о'кэй?
- Н_е_т! Полюби меня, полюби мои оладьи, дон! Это для
меня вопрос жизни и смерти!
- Хорошо, но я гарантирую тебе, что твой первый же ужин
с кем угодно тут же станет последним, если ты будешь угощать
его своими оладьями.
Мы расхохотались и тут же замолчали. Я смотрел на него,
не говоря ни слова.
- Дон, с тобой все в порядке?
- А ты считаешь меня мертвым, а, Ричард?
- Это не сон? Я не забуду, что я тебя видел?
- Нет, это не сон. Это другая пространственно-временная
система, а каждая другая пространственно-временная система
для нормального земного существа, которым ты пробудешь еще
некоторое время, является сном. Но ты запомнишь этот сон, и
это изменит твое мышление и твою жизнь.
- Я увижу тебя снова? Ты вернешься?
- Не думаю. Я хочу подняться над временем и
пространством... Я, собственно, уже это сделал, но между
нами существует связь, между нами с тобой и другими членами
нашей семьи. Если перед тобой встанет какая-нибудь
неразрешимая проблема, сконцентрируй на ней все свои мысли и
ложись спать. Тогда, если захочешь, мы сможем встретиться
здесь, у моего самолета и обсудить ее.
- Дон...
- Что?
- Почему именно ружье? Почему это случилось? Я не вижу
ни славы, ни чести в том, чтобы подставить свою голову под
выстрел.
Он сел в траву под крыло.
- Поскольку я никогда не был сенсационным мессией, я
никогда не был обязан кому-нибудь что-нибудь доказывать. А
так как тебе необходимо попрактиковаться в том, чтобы
поспокойнее относиться ко всевозможным явлениям и не быть
ими расстроенным, - веско добавил он, - для тренировки тебе
не мешает попользоваться кровавыми явлениями. Мне это тоже
будет приятно. Смерть похожа на ныряние в глубокое озеро в
жаркий день. Сначала ты чувствуешь шок от холодной острой
перемены субстанций, секундную боль от этого шока, и, приняв
