то не стрелял, пока он не скажет. Это важно, потому что когда Армия отк-
рывает огонь по чему-нибудь, все делают это вместе. Это очень важно, и
тот, кто так не сделает, будет лишен оружия и вышвырнут из Армии. (4) Не
бойтесь шума, когда все стреляют. Больно не будет. (5) У всех хватит
патронов, чтобы сделать то, чего хочет сделать Генерал. Те, кто патроны
потерает, больше их не получат. (6) Разговаривать с теми, кто не в Ар-
мии, категорически запрещается. Другие люди Армии не понимают. (7) Это
серьезная Армия, и тот, кто смеется, будет лишен оружия и вышвырнут из
Армии. (8) А Генерал сейчас хочет вот чего - найти и уничтожить врага."
Я хочу поехать туда, где все иначе. Простая, совершенная мысль. Ста-
рушенция требует полной новизны - никак не меньше. Ужин закончился. Мы
прикладываем салфетки к губам. Кимой и Мацу остаются нам, вероятно -
временно; верхняя ванная протекает без ремонта; я чувствую, деньги уплы-
вают, уплывают от меня. Я молодой человек, но очень одаренный, очень
обаятельный. Я редактирую... Я уже все это объяснял. В тусклом фойе я
запускаю руки в вырез желтого платья Джоан. Это опасно, но так можно вы-
яснить все раз и навсегда. Потом возникает Вперед Христианин - забрать
свое новое желтое пальтишко. Никто не воспринимает Флоренс всерьез. Как
можно всерьез воспринимать человека с тремя сотнями миллионов долларов?
Но я знаю, что когда позвоню завтра, никто не ответит. Ираклион? Самос?
Хайфа? Котор-Бей? Ее ни в одном из этих мест не будет. Она будет где-то
еще. Там, где все иначе. На улице дождь. В моем дождливо-синем фольксва-
гене я еду по дождливо-черной улице, думая почему-то о "Реквиеме" Верди.
И начинаю закладывать на крохотном автомобильчике совершенно идиотские
виражи, и начинаю петь. Первую часть великой "Господи помилуй".
Дональд Бартельм
ПИАНИСТКА
Из книги "Возвращайтесь, доктор Калигари" (1964)
Перевел Алексей Михайлов
Пятилетняя Присцилла Хесс у него за окном, квадратная и приземистая,
словно почтовый ящик (красный свитер, мешковатые вельветовые штанишки),
оглядывалась с видом мученика: кто бы вытер ей переполненный нос. Точно
бабочка, запертая в тот самый почтовый ящик. Удастся ли ей вылететь на
волю? Или свойства ящика прилипли к ней навечно - как родители, как имя?
Лучистая синева небес. Зеленое филе из соплей втянулось в жирную Прис-
циллу Хесс, и он обернулся поздороваться с женой, которая на четверень-
ках вползла в дверной проем.
- Ну, - сказал он, - и что теперь?
- Я отвратительна, - сказала та, устраивая свою задницу на ляжках. -
Наши дети отвратительны.
- Глупости, - быстро ответил Брайан. - Они чудесны. Чудесны и пре-
лестны. Это у других дети отвратительны, а наши - нет. Поднимайся и да-
вай-ка в коптильню. Ты ведь собиралась подлечить окорок.
- Окорок скончался, - сказала она. - Я не смогла его спасти. Испробо-
вала буквально все. Ты меня больше не любишь. Пенициллин был ни к черту.
И я отвратительна, и дети. Он просил попрощаться с тобой.
- Он?
- Окорок. У нас есть ребенок по имени Амброзий или Амброзия? Какое-то
Амброзие слало нам телеграммы. Сколько их теперь? Четыре? Пять? Оно, по
твоему, гетеросексуально? - Она состроила гримаску и запустила руку себе
в волосья цвета артишоков. - Дом ржавеет. На кой тебе был нужен металли-
ческий дом? С какой стати я думала, что мне понравится в Коннектикуте?
Не пойму.
- Воспрянь, - мягко проговорил он. - Воспрянь, любовь моя. Встань и
запой. Спой "Персифаля".
- Хочу "Триумф", - раздалось с пола. - ТР-4. У всех в Стэмфорде, у
всех до единого есть такие, кроме меня. Если бы ты только его мне дал. Я
бы засунула туда наших отвратительных детей и уехала. В Велфлит. Я бы
избавила твою жизнь от мерзости.
- Зеленый?
- Красный, - угрожающе произнесла она. - Красный, с красными кожаными
сиденьями.
- Ты разве не собиралась поскоблить краску? - спросил он. - Я ведь
купил нам электронно-вычислительную систему. "Ай-Би-Эм".
- Я хочу в Велфлит. Я хочу поговорить с Эдмундом Вилсоном и покатать
его на моем красном ТР-4. А дети могут копать моллюсков. Нам найдется о
чем поговорить, Кролику и мне.
- Почему ты не выкинешь эти накладные плечи? - добродушно спросил
Брайан. - Какая незадача с окороком.
- Я любила этот окорок, - яростно выкрикнула она. - Когда ты поскакал
на своем чалом "Вольво" в Техасский Университет, я думала, ты хоть
кем-то станешь. Я отдала тебе руку. Ты надел на нее кольца. Кольца, ко-
торые достались мне от матери. Я думала ты станешь приличным человеком,
как Кролик.
Он повернулся к ней широкой мужественной спиной.
- Все трепещет, - сказал он. - Ты не хочешь сыграть на пианино?
- Ты всегда боялся моего пианино. Мои четверо или пятеро деток боятся
пианино. Это ты повлиял на них. Жираф в огне, но я думаю, тебе плевать.
- Что же мы будем есть, - спросил он, - раз окорока нет?
- Сопли - в морозилке, - бесстрастно произнесла она.
- Дождит. - Он огляделся. - Дождь или еще чего.
- Когда ты закончил Уортонскую Бизнес-Школу, - сказала она. - Я поду-
мала: наконец-то! Я подумала: теперь можем поехать в Стэмфорд и жить
среди интересных соседей. Но они совсем не интересны. Жираф интересен,
но он так много спит. Почтовый ящик намного интереснее. Мужчина не отк-
рыл его сегодня в пятнадцать часов тридцать одну минуту. Он опоздал на
пять минут. Правительство снова соврало.
Брайан нетерпеливо включил свет. Вспышка элекричества высветила ее
крохотное запрокинутое лицо. Глаза - как снежные горошины, подумал он.
Тамар танцует. Мое имя в словаре - в самом конце. Закон палки о двух
концах. Фортепианные приработки, возможно. Болезненные покалывания про-
неслись сквозь западный мир. Кориолан.
- Господи, - произнесла она с пола. - Посмотри на мои колени.
Брайан посмотрел. Ее колени зарделись.
- Бесчувственные, бесчувственные, бесчувственные, - сказала она. - Я
конопатила ящик с лекарствами. Чего ради? Не знаю. Ты должен давать мне
больше денег. Бен истекает кровью. Бесси хочет стать эсэсовкой. Она чи-
тает "Взлет и падение". Она сравнивает себя с Гиммлером. Ее ведь так зо-
вут? Бесси?
- Да. Бесси.
- А другого как? Блондина?
- Билли. В честь твоего отца. Твоего папаши.
- Ты должен купить мне отбойный молоток. Чистить детям зубы. Как эта
болезнь называется? У них у всех будет эта дрянь, у всех до единого, ес-
ли ты не купишь мне отбойный молоток.
- И компрессор, - сказал Брайан. - И пластинку Пайнтопа Смита. Я пом-
ню.
Она откинулась на спину. Накладные плечи громыхнули о тераццо. Ее но-
мер, 17, был крупно выведен на груди. Глаза крепко-накрепко зажмурены.
- У Олтмена распродажа, - сказала она. - Может, схожу.
- Послушай, - сказал он. - Поднимайся. Пойдем в виноградник. Я выкачу
туда пианино. Ты отскоблила слишком много краски.
- Ты ни за что не дотронешься до пианино, - сказала она. - Пройди
хоть миллион лет.
- Ды действительно думаешь, что я его боюсь?
- Пройди хоть миллион лет, - повторила она. - Ты туфта.
- Все в порядке, - прошептал Брайан. - Все правильно.
Он широкими шагами приблизился к пианино и хорошенько ухватился за
черную полировку. Он поволок инструмент по комнате, и, после легкого ко-
лебания, пианино нанесло свой смертельный удар.
Дональд Бартельм
БЕГЛЕЦ
Из книги "Возвращайтесь, доктор Калигари" (1964)
Перевел Алексей Михайлов
Вхожу, ожидая, что в зале никого (И.А.Л.Берлигейм проходит в любую
открытую дверь). Но нет. Там, справа посередине сидит мужчина, плотно
сбитый Негр, хорошо одетый и в черных очках. Решаю после мгновенного
размышления, что если он настроен враждебно, то я смогу удрать через
дверь с надписью "ВЫХОД" (за надписью нет лампочки, нет уверенности, что
дверь куда-нибудь приведет). Фильм уже идет, называется "Нападение мари-
онеток". В том же кинотеатре довелось увидеть: "Крутой и безумный", "Бо-
гини акульего рифа", "Ночь кровавого зверя", "Дневник невесты-старшек-
лассницы". Словом, все незаурядные образчики жанра, склоняющимся к изна-
силованиям за кадром, к жутким пыткам: мужчина с огромными плоскогубцами
подбирается к растрепанной красотке, женское лицо, плоскогубцы, мужское
лицо, девушка, крик, затемнение.
- Хорошо, когда зал полон, - замечает Негр, повышая голос, чтобы пе-
рекрыть "пиноккиношное" стрекотание марионеток. Голос приятный, а за оч-
ками - зловещие глаза? Выбор ответов: злость, согласие, безразличие, до-
сада, стыд, ученый спор. Продолжаю поглядывать на "ВЫХОД", как там дела
с мальчиком в вестибюле, для чего ему был нужен бумажный змей? - Конеч-
но, он никогда не был полон. - Очевидно, у нас завяжется разговор. - Ни
разу за все годы. На самом деле, вы здесь первый.
- Люди не всегда говорят правду.
Надо позволить ему переварить услышанное. Мальчик в вестибюле одет в
майку, там еще надпись "Матерь Скорбящая". Где же это было? Возможно,
тайный агент на жалованьи Организации, обязанности: вранье, шпионаж,
подключение к телефонам, поджоги, гражданские беспорядки. Усаживаюсь на
противоположной от Черного стороне кинотеатра и наблюдаю кино. Экран ра-
зодран сверху донизу, здоровущая прореха, лица и обрывки жестов провали-
ваются в пустоту. Однако, попавшая в переплет Армия США, несмотря на
Честного Джона, Ищейку, Ханжу, несмотря на психические атаки и нерв-
но-паралитический газ, откатываются под натиском марионеток. Молоденький
лейтенант храбро защищает медсестру (форма - в клочья, аппетитные бедра,
чудный бюст) от вполне объяснимых сексуальных домогательств Щелкунчика.
- Вы в курсе, что зал закрыт? - дружелюбно окликает меня сосед. - Вы
видели вывеску?
- Но ведь картина идет. Да и вы здесь.
Объявления, в конце концов, относятся ко всем, и если делать исключе-
ния, то так и напишите: солдаты, моряки, летчики, дети с бумажными змея-
ми, собаки в соответствующих намордниках, страждущее дворянство, люди,
обещавшие не пищать. Хорошо одетые Негры, скрытые черными очками, в зак-
рытых пустых кинотеатрах, попытка навязать знакомство, заботливый друг с
ласковым словом, угрожающая нотка, совсем как "Мятеж в борделе", как в
"Ужасе из пятитысячного года". Детки играют, любительская пьеса, понима-
ют ли они, с кем имеют дело.
- Этот бред не прекращается, - утверждает мой дружок. - Просто очаро-
вательно. Сеансы без перерыва с 1944 года. Идут и идут себе. - Запроки-
дывает голову, театрально хохочет. - Даже тогда никуда не годились, за
ради Бога.
- Чего ж вы здесь торчите?
- Не думаю, что это удачный вопрос.
Лицо приятеля становится непроницаемым, он погружается в созерцание
фильма. Во многих местах вспыхивают пожары, музыка сдержанна. Я предус-
мотрительно вверяю свою персону таким местам. Рискованно, конечно, но
ведь так же рискованно переходить улицы, открывать двери, заглядывать
незнакомцам в глаза. Мужчина не может жить, не помещая обнаженного себя
пред лик обстоятельств, будь то война, подводный мир, реактивные самоле-
ты или женщины. Всегда удастся улететь, прибежище всегда найдется.
- Я вот что имел в виду, - продолжает мой друг воодушевленно, улыба-
ясь и жестикулируя, - другие кинотеатры. Когда они полны, просто теря-
ешься в толпе. Здесь, если кто-то войдет, его сразу засекут. Но большая
часть людей... верит вывеске.
И.А.Л.Берлигейм проходит в любую открытую дверь, частные апартаменты,
публичные сборища, магазины с детективами в шляпах, встречи Сынов и Дще-
рей Того, Кто Воскреснет, но надо ли хвастать? Продолжаю двигаться, нап-
ролом. Изучение мотивов являет привлекательность темных мест, ничего об-
щего не имеет с обстоятельствами. Но лишь потому, что мне теплее. Намек
был в том, что большая часть людей делает то, что говорят: НЕ БЕЗДЕЛЬНИ-
ЧАТЬ, НЕ ПАРКОВАТЬСЯ С 8 ДО 17 ЧАСОВ, ПО ТРАВЕ НЕ ХОДИТЬ, НЕ ПОДХОДИТЬ -
ВЕДУТСЯ РЕМОНТНЫЕ РАБОТЫ. Негр придвигается на два сиденья, доверительно
