испытывая нежность даже к бумаге. Он предвкушал то удовольствие, которое
получит при чтении письма, и продолжал слушать вице-президента
Льюистидского университета Дудли Харкурта.
- И, Чезлин, должен сказать, что я нисколько не удивляюсь тому, что
вы сделали! Поставленный в такое же оскорбляющее несправедливостью
положение, я бы сам предпринял нечто подобное. Хотя, пожалуй, ограбление
межпланетного лайнера в открытом космосе было бы мне не под силу...
- Ограбление, Дудли? - Рэндолф не сдавался. Снова энергичный,
сильный, уверенный в себе, он высокомерно смотрел на полицейских, как
будто они были у него под микроскопом. - Понятия не имею, о чем вы
говорите.
- Все в порядке, профессор, - Варнер тщательно выбирал сигару на
столе у Рэндолфа. - Мы знаем, что грабеж - дело именно ваших рук, больше
того - мы знаем, как вы это сделали.
- Серьезно? Пожалуйста, просветите меня.
- Послушай, Чезлин. Уже нет никакой необходимости скрывать что-либо.
Мы все знаем. Но прежде всего я должен сказать, что, пока вы были здесь,
на Поучалин-9, на Земле за этот год произошли перемены. Во-первых,
состоялись выборы...
- И уже подведены итоги, да? Я не сомневаюсь, что правительство, как
всегда, получило необходимое для победы большинство голосов.
Эти фразы Рэндолфа безошибочно подсказали Хаулэнду, что профессор
поворачивает к разговору о продажном правительстве и о том, что нелепо
подозревать их, ученых, в грабеже, хотя ограбление звездолета при таких
властях - не только не преступно, но и разумно.
- Все наши правители - коррумпированная банда политиканов... -
продолжал профессор.
Харкурт улыбался:
- Посмотри на меня, Чезлин. Во мне ты видишь яркого представителя
коррупции. Как вице-президент Льюистида, я был в весьма тесных отношениях
с президентом Мэхью. Да к тому же он был секретарем по делам
околосолнечного пространства.
- Был?
- Был, Чезлин. Старому правительству пришел конец. Они все в
отставке! А мы составили новое правительство! О, я знаю, - тебя никогда не
интересовала моя политическая карьера. Но я нашел себя в теперешней своей
работе и постепенно привожу в порядок все, что напутал Мэхью, другими
словами, мой дорогой Чезлин, - я теперь секретарь по делам околосолнечной
системы.
- Большая шишка однако, - не сдержался Хаулэнд.
Но никто из присутствовавших в кабинете не прореагировал на его
колкое замечание. Все внимание было обращено на Рэндолфа, всем хотелось
услышать, что ответит профессор новому секретарю.
- Дудли! Ты хитрый старый мошенник, вот ты кто! Безусловно, я знал,
что ты занимаешься политикой и близок к Мэхью, но такого не ожидал!
Поздравляю.
- Спасибо, Чезлин. Но это значит, что я, как маленькая часть
правительства, должен привлечь тебя к суду за совершенное тобой, как,
узнав, назвали люди, "такое дерзкое преступление" и "ограбление века". Ты
согласен со мной?
В разговор вмешался Варнер, не давая времени Рэндолфу на ответ
Харкурту:
- Мы знаем - вы это сделали, проф. И надо сказать - очень умно.
Мистер Харкурт поистине все прояснил, когда упомянул о работе доктора
Хаффнера над вирусами. Как в добрые старые времена, мы сложили все
обстоятельства вместе...
- Не скромничайте, Варнер, - едко сказал Рэндолф.
Все еще невозможно было относиться с симпатией к этому тайному
агенту, несмотря на то, что он вовсю демонстрировал свое добродушие. С
какой стати он так старается произвести хорошее впечатление, никому из
ученых - и особенно Хаулэнду - не было понятно.
Разъяснение странного, на взгляд ученых, поведения Варнера пришло,
когда снова заговорил Харкурт:
- Если бы выборы состоялись несколько раньше, вы бы получили фонд
Максвелла без малейшей задержки. Раз так не произошло, не стоит к этому
болезненному вопросу возвращаться снова. Достаточно сказать, что мое
правительство считает вашу работу по созданию жизни настолько важной, что
мы не только проследим, чтобы вы получили средства из фонда Максвелла, но
также выделим вам кругленькую сумму непосредственно от самого
правительства. Фактически, Чезлин, количество денег, которое мы планируем
для вас, по случайному совпадению, точно равняется той сумме, которая была
в кладовой "Посейдона".
Ошеломленный таким известием, Хаулэнд вскочил с места. Рэндолф
повернул выпуклые, как у лягушки, глаза на своего друга Дудли Харкурта,
вице-президента Льюистидского университета, а теперь также и секретаря по
делам околосолнечной системы - действительно, большую шишку - и улыбался,
как нераскаявшийся мальчишка, - дерзко и нагло.
- Я благодарю тебя, Дудли. И я понимаю....
- Еще не все, Чезлин. Кража на "Посейдоне" послужила нам хорошим
уроком и побудила к принятию мер. По уже выдвинутому обвинению будет
произведено судебное разбирательство. Тебе не придется лично
присутствовать на суде, и ни твое имя, ни имена твоих партнеров
упоминаться там не будут. Но приговор вынесут такой - два года
заключения...
- Тюрьма! Два года!
- Да, Чезлин, ибо закон нельзя попирать. Однако, как оказалось,
название тюрьмы - Поучалин-9. Вы должны пробыть здесь два года...
От такой счастливой и в общем-то неожиданной развязки Рэндолфа,
Хаулэнда, Хаффнера и всех остальных поучалинцев охватило чувство радости и
облегчения, которое они не могли выразить в открытую из боязни стать
предметом насмешек. Два года в тюрьме - и тюрьма эта здесь, на планете,
где они отдают все свои силы и сердце работе по разгадыванию секретов
происхождения жизни. Жалкие два года! Да они готовы пробыть здесь десять
лет, если понадобится.
- Спасибо, Дудли, - сказал Рэндолф.
На этот раз профессор произнес слова благодарности всерьез, от всей
души, и вложил в них очень большой смысл. Деньги - всего лишь
разрисованные кусочки бумаги и дебет-кредит в бухгалтерии - не
интересовали профессора Рэндолфа сами по себе. Но без денежных средств
была невозможна научная работа на Поучалин-9, работа, которая полностью
поглощала известного микробиолога, без которой он себя не мыслил, а жизнь
свою считал бы бесполезной и никчемной.
Руководящие лица не спеша удалились прочь, чтобы обговорить детали.
Бывшие космические военнослужащие ушли в свои комнаты, и вскоре оттуда
начал доноситься шум и гам веселого праздника - праздника победы. Хаффнер
и Хаулэнд, не входившие в состав ни тех, ни других, разошлись в разные
стороны поодиночке. Хаулэнд пошел к себе читать письмо Элен.
Часть письма была посвящена тому, что она любит Питера и хочет выйти
за него замуж. Это было приятно. Хаулэнд, сидя в кресле, продолжал жадно
читать дальше. Элен возвратилась в университет и приступила к работе над
рукописями, которые оказались не такими однозначными, как она себе
представляла. Но профессор Чейз все еще верила в свои идеи.
"Если я смогу доказать свою правоту, мне предстоит долго пробыть в
Льюистиде, работая над диссертацией, в которой я постараюсь разбить
наголову все противоположные моей точки зрения. Я сожалею, Питер, - как и
тебе, мне тоже хотелось бы поскорее пожениться, - но, так же, как твоя
работа настоятельно требует от тебя оставаться на Поучалин-9, так и моя
держит меня здесь, в университете."
Хаулэнд оторвался от письма. Из апартаментов команды послышалось
пение. Это был голос Стеллы, которой аккомпанировала одна из жен членов
экспедиции. Стелла, конечно же, была хозяйкой бала. Элен может и не
подойти такое окружение, тем не менее Хаулэнду очень хотелось, чтобы она
была здесь и чтобы ей понравилось на Поучалин-9. Но пока что ее
задерживает на Земле работа над изучением творчества давно умерших и
зарытых в могилу писателей - писателя, прошу прощения.
"Ну, а если окажется, что я ошибалась, - читал дальше Хаулэнд, - если
Шоу и Уэллс - не одно и то же лицо, ну, что ж, тогда я буду выглядеть
очень глупо; но, надеюсь, этого не произойдет. Если все же меня случайно
постигнет неудача, я вскочу в первый же корабль, отправляющийся до вашей
ближайшей контрольной станции, и ты прилетишь с Чарли Квангом и заберешь
меня. Но думаю, мой дорогой, что тебе придется немного подождать."
Питер медленно сложил письмо.
Рэндолф заканчивал разговор с Харкуртом. Хаулэнд был уверен, что
теперь все научные планы по созданию жизни, задуманные Чезлином Рэндолфом,
будут успешно осуществлены.
А пока Хаффнер, достав свою заветную бутылку, позволил себе спокойно
расслабиться. Команда продолжала прекрасно проводить время. И даже старый
Гусман был счастлив.
Питер Хаулэнд же будет считать себя по-настоящему счастливым, если
Элен Чейз обнаружит, что Джордж Бернард Шоу и Герберт Джордж Уэллс были
двумя разными людьми. Сам Питер был в этом уверен, но его пугала мысль о
том, что специалисты не могут ошибаться.
Он встал.
- О, боже, они должны быть разными людьми! - горячо взмолился
Хаулэнд. - Их было двое - два писателя! Они обязаны быть двумя авторами!
Питер посмотрел на стереоснимок, вставленный в пластмассовый кубик,
стоявший на столике около его кровати. Со снимка ему улыбалась Элен.
- Я хочу, чтобы именно на этот раз ты ошиблась, Элен. И тогда мы
скоро поженимся и здесь, на Поучалин-9, будем думать над созданием жизни
старым, проверенным способом.