межники размечу - и довольно.
Химков разрезал пополам дюймовую доску, сбил половинки гвоздями и
аккуратно процарапал окружность в пол-аршина диаметром, работая топором
и ножом, он вырезал ровный круг и разбил его перпендикулярными линиями
на шестнадцать секторов.
- Теперь, Федор, помоги: дыры по краю выжги и одну дыру в середине не
забудь. А я палочки тем временем выточу.
- Ладно, давай, - с охотой отозвался Веригин, взял круг и, присмотрев
на полке гвоздь по размеру, сунул его в огонь.
К концу дня были готовы и палочки. Восемь величиной в папиросу и
восемь поменьше лежали стопочкой на столе; палочку подлинней - с
пол-аршина - Алексей держал в руке. Скоро Ваня увидел готовый прибор -
копию первого русского компаса-ветромета, известного с глубокой старины.
- Вот, Ванюха, эти палочки поболе, ветрами называют, - они главные.
Ежели, примером, эту за север возьмем, тогда другие как назовешь? Ну-ка,
сказывай.
Ваня, указывая по порядку пальцем на большие палочки, отвечал:
- Полуночник, веток, обедник, полуденик, шелоник, запад,
побережник...
- Правильно, молодец! А вот эти палочки поменьше - межники, потому
что между ветрами они стоят. Эти назови.
- Меж-севера полуночник, меж-встока полуночник, меж-встока обедник,
меж-лета обедник, меж-запада шелоник, межзапада побережник, - бойко
отсчитывал мальчик.
- Ай да Ваня! Да ты в кормщики гож, хоть сейчас лодью давай, -
рассмеялся Степан, ласково теребя его за чуб.
- Большие матки в тридцать две палочки делают, продолжал Алексей. -
Шестнадцать малых палок стриками зовут, а по заморскому - румбами. У
каждого стрика тоже свое названье есть... Ну, спасибо, ребята, теперь
чертеж у нас справный будет.
- Как же, Алексей, матка эта действует без стрелки-то - дерево ведь
одно...- нерешительно произнес Степан. Алексей улыбнулся.
- А это что? - указал он на торчавшую посредине прибора высокую
палочку. - Это и есть стрелка. В полдень солнышко по ней, как на наших
часах, тень бросит и аккурат все ветры укажет.
- Понял, понял, - закивал головой Степан. - Ну-к что ж, по солнышку я
и так дорогу сыскать умею... А вот ежели нету солнышка, как сейчас,
примером, тогда как'7
- А кресты на что? - вмешался Федор - Кресты ведь, по закону, на
восток ставлены - крылья север тебе укажут. Вот и ставь ветромет по
кресту: с моря далече разобрать можно, куда крест глядит.
Ну, а ежели и крестов нету? - не унимался Степан
- Того быть не может, чтобы русский человек на своей земле креста не
поставил,- пробасил Федор. - Все мысы, губы да становища крестами
помечены. А других людей, кроме русских по всему Студеному морю нет.
- Твоя правда, Федор, - подтвердил Химков. - В море ежели - ветромет
по солнцу да по звездам дорогу укажет. А по берегу идешь - кресты
замечай, тоже верно. Хороша вещица: и время и путь по ней узнать можно.
Одно плохо: по морю идучи, другой раз ни солнца, ни звезд вовсе не
увидишь... А давно штуку эту наши мореходы выдумали, магнитной стрелки и
в помине не было...
Действительно, ветромету русские мореходы были обязаны той точности,
которая искони соблюдалась ими в лоциях и морских картах - чертежах.
Поморский прообраз компаса широко употреблялся на севере до появления
магнитного, но, несомненно, он применялся и в более позднее время при
плавании вблизи берегов, а особенно в районах, изобиловавших островами и
подводными камнями.
Соорудив ветромет, Химков восполнил потерю маточки и мог приняться за
карту берега. Чем заменить бумагу - он догадался давно: гладкой доской.
Дождавшись, когда солнце вновь оживило помрачневшие скалы и низины.
Алексей и Степан Шарапов стали собираться в дальний поход на юг. Федор,
большой домосед, сам просил оставить его дома. Ване, хоть он и умолял
взять его с собой, тоже пришлось остаться: отец был непреклонен.
- Побудешь с Федором, - отрезал он.
С завистью смотрел Ваня на веселые дорожные хлопоты Степана, но
делать было нечего. А Степан, напевая песенку грумаланов, лукаво
посматривал на загрустившего мальчика:
Друг на друга мы взглянули,
Тяжелехонько вздохнули:
"Ну, ребята, не тужить!
Надо зиму здесь прожить.
Поживем, попромышляем,
Зверей разных постреляем,
Скоро темная зима
Проминуется сама;
Там наступит весна красна.
Нам тужить теперь напрасно"
- Не горюй, Ванюха,- утешал Федор, - придет еще твое время,
находишься.
Прощаясь. Химков наказывал:
Ну, Федор, смотри, за хозяина остаешься. О чем говорили, не забывай.
А ты, Ваня, траву-салату поищи. Ее здесь по берегу немало растет. Сколь
можешь больше собирай. Зимой на оленьем мясе щи варить будем: и вкусно,
и против цынги хорошо помогает. С Федором траву эту нарубите да
заквасьте, как капусту, Федор тебе и корыто смастерит. Где салаты много
растет, те места замечай. Ежели заболеет кто, будем из-под снега траву
весной доставать. Норы песцовые примечайте. Вернемся - кулемки?
поставим.
Прихватив с собой багры, пищаль, заряды и по доброму куску вяленой
оленины, поморы ясным сентябрьским утром двинулись в путь.
Дорога шла по берегу моря. Версту за верстой Алексей
замечал контур береговой линии Концом ножа он вырезал на гладко
оструганной доске все значительные мысы, выдающиеся в море, заливы,
бухты, прибрежные камни, опасные для судов, и все приметные места.
Отойдя немного к югу от двух черных скал, мореходы увидели большой
залив, тянувшийся на десять - двенадцать верст. Совсем рядом уходил в
море низкий песчаный мыс.
______________________________
? Ловушки.
Ножом на гладкой доске Алексей вырезал карту острова.
Вдруг Алексей подтолкнул Степана локтем
- Гляди, медведи! Целое семейство.
Важно переваливаясь и не обращая внимания на людей, по берегу шла
рослая медведица с двумя мохнатыми медвежатами.
Химков назвал песчаную косу Мысом Трех Медведей. Залив между скалами
решили назвать заливом Спасения, а большую бухту - бухтой Ростислава и
отметили их на походной карте.
Дальше на протяжении всего пути берег уходил прямо на юг, почти не
изменяя характера.
Ширина низкой прибрежной полосы, покрытой то галечником, то крупным
песком, была различной. Местами отвесные скалы подходили почти к самому
морю, местами отступали вглубь острова, образуя небольшие долины по
берегам мелких речушек, шумливо сбегавших с горных склонов.
Все низкие береговые участки представляли отличные ягельные пастбища.
Оленьи стада то и дело встречались на пути, особенно у водопоев. Смешные
маленькие оленята резвясь возле маток, неуклюже прыгали, взбрасывая свои
длинные ноги.
- Тьма здесь оленей! - то и дело восторгался Шарапов. В море на
льдинах отдыхали, греясь на солнце, морские звери.
На низких берегах не раз встречались залежки моржей.
- Вот где зверя промышлять надо, Степан! - радовался и Химков - Если
выберемся целы, только сюда артель поведу.
- Путь-то не легкий. Зверь тоже умен, собрался, где бьют его мало.
Путь тяжелый, это верно. Все льды и льды... - вздохнув, согласился
Химков - Когда то еще мы судна дождемся...
- Ну-к что ж, не впервой русским на Груманте.
К концу третьего дня берег резко повернул сначала к юго-западу, а
затем к востоку, образовав тупой широкий мыс, которым оканчивался
западный берег. Этот берег Химков назвал Моржовым.
Идти стало труднее. Прибрежные скалы неприступными обрывами подходили
прямо к морю. Появились во множестве морские птицы. Они лепились на
утесах, куда не могли забраться песцы и медведи.
Химков решил все же пройти к южному берегу. Подъем на высокий
скалистый мыс оказался сложным. Пробираться пришлось вдоль горного
потока, русло которого местами суживалось до тесного ущелья. Кружной
путь приходилось искать, когда дорогу преграждал водопад, сверившийся с
уступа на уступ: неширокая горная речка с размаху бросалась вниз, на
вечно мокрые спины камней, и, пенясь в водовороте, неистово шумела.
Иногда к реву воды примешивался глухой стук: поток толкал по каменистому
дну крупные валуны, увлекал их к морю.
Несмотря на трудности, Алексей не забывал свою карту. Он заполнял ее
по масштабу десять верст в дюйме. Масштаб был намечен прямо на доске.
Большие расстояния брал на глаз, а где можно измерял шагами или багром,
еще в плавании разбитым на сажени и футы.
Ночь путники провели у костра в небольшой пещере почти на середине
подъема.
Разведя огонь, отправились собирать мох и скоро вернулись с двумя
большими охапками. Когда костер прогорел, Степан багром сгреб угли в
сторону. - Ну-к что ж, - позевывая, сказал он, - нынче тепло будет, как
дома на печке.
Химков покрыл горячий камень мягким слоем мха, и усталые поморы
заснули, лишь поворачиваясь на другой бок, когда начинало слишком
припекать.
Утром их разбудил сильный пронизывающий ветер. Небо было ясное,
холодное, солнце низко стояло над горизонтом.
Пещера находилась у каменистой площадки на отвесной скале,
опускавшейся прямо в море. У самого края площадки громоздились острые
камни. Некоторые из них еле держались. Степан чуть прикоснулся ногой, и
огромный камень угрожающе заколебался над обрывом.
- Оберегайся! - крикнул Алексей. - До беды недолго. Стоит одному
камню упасть, за ним тысячи пойдут. Попадешь в камнепад, живым не быть.
Поморы осторожно легли у края скалы, сняв шапки, чтобы не уронить. Их
глазам открылся один из красивейших видов острова. Внизу расстилалось
темное море, покрытое белой пеной плавающей птицы; отвесный мыс был
облеплен кайрами и чайками, сплошь закрывшими черные камни. Сидящие на
узком карнизе, совсем близко от охотников, кайры без всякого страха
смотрели на две всклокоченные головы над скалой.
- Велики птичьи базары на острове. Жаль, прошло время яйца собирать.
А неплохо бы яичницу сейчас...
- Успеем еще за зимовку попробовать. Ну, пошли дальше, насмотрелись.
Дорога вела все выше и выше, но после хорошего отдыха она покачалась
много легче. К полудню путешественники добрались до перевала.
Химков укрепил на куче камней свой прибор и, дождавшись полудня,
когда тень от длинной шпильки ветромета показала север, осмотрелся.
К западу горели снеговые вершины Большого Беруна. На юге расстилался
огромный залив с бесчисленными черными островками, сверкающими голубыми
айсбергами и множеством плавающего льда. В прибрежных низинах осколками
стекла поблескивали озерки. В глубине острова виднелась высокая,
довольно ровная поверхность, покрытая ледниками и голыми скалами. Морозы
избороздили остров трещинами и ущельями; ледники рассыпали там и сям
груды каменных обломков. Высоких гор на Малом Беруне не было.
Химков быстро наносил на карту все, что видел, пока его не отвлек
возглас Степана.
- Ну-ка, поди сюда, глянь, - манил его рукой товарищ, показавшись
из-за большого камня.
Они нашли тесаный, в несколько саженей, крест, поваленный на землю.
- Заметка на кресте-то, Алексей, топором кто-то высек, - Шарапов
ткнул пальцем в широкую нижнюю перекладину.
"22 апреля 1732 года",- прочитал Химков и некоторое время что-то
молча соображал.
- Ну да.. Как раз тем годом и зимовали наши мезенские-то. Теперь и
избу найдем. Где-то близко должна быть.
И тут же, вглядевшись в отлогий берег маленького заливчика к востоку
от мыса, он взволнованно воскликнул:
- Гляди, зимовье, Степан! Видишь, чернеет? Вот радость-то! Недалече,
рукой подать, там и заночуем. Сперва только крест поставим на место.
Крест был тяжелый, грубо, но крепко сколоченный из толстых бревен
