типа, "Ростислав" плохо управлялся при встречных ветрах, что затрудняло
лавировку. В то же время, благодаря особенностям корпуса, судну меньше
грозила опасность быть раздавленным льдами. Это было особенно важно при
плаваниях на севере.
________________________________
' Передняя, средняя и задняя мачты
2 Поперечины на мачте
3 Бревно, выступающее с носа корабля
4 Поперечина на бушприте.
5 Косой парус впереди фок мачты.
6 Веревки, вшитые в паруса; служат для уменьшения площади паруса.
На лодье было три якоря, по тридцати пудов каждый, с канатами,
свитыми из смоленой пеньки, длиной по восемьдесят саженей. Для подъема
якорей на носу судна был устроен ворот. На палубе размещались три
карбаса и одна лодка - осиновка, необходимые на моржовом промысле.
Много верст оставил за кормой "Ростислав". Далеко сейчас родная
Мезень... Мореходы, сбившись на носу лодьи, смотрели на каменистые
берега и угрюмые скалы Мурмана. Сердца их тревожно сжимались. Путь на
Грумант далек и опасен;
Студеное море крепко сторожит свои богатства...
- Тут, ребята, по берегу гагачьих гнезд тьма, - нарушил молчание
старый Клим, - по расщелинам птенцов высиживают... Пришлось мне
Мурман-то поглядеть, хлебнул горюшка вдосталь, - продолжал он, помолчав,
- Да и везде нашему брату не сладко. Жизнь вот прошла, а кроме мозолей,
ничего не нажил...
Никто не ответил Климу, мысли мореходов были далеко... Перед
затуманенным взором промышленников проносились последние минуты,
проведенные дома: голосистые причитания баб, плач детишек и заунывные
псалмы дьячка... Молебен правил хозяин Еремей Панфилович Окладников,
чтоб, значит, поветер на вёдро лодье в дороге было. Краснолицый,
заплывший жиром купец, обрядивший моржовый промысел, гнусаво подпевал
дьячку, вымаливая богатую добычу.
Только через год будут ждать домой грумаланов. Полный груз моржового
сала, кож и ценных моржовых клыков должен привезти "Ростислав" купцу
Окладникову. Тюлени, нерпы, белые медведи и другой зверь тоже не минуют
большого трюма лодьи.
Много становищ пробежала лодья. Много поморских судов встретили на
своем пути мореходы, пока на пятые сутки плавания открылись обрывистые
скалы Мурманского Носа.
Не доходя до самого мыса, Химков повернул лодью на север, к берегам
Груманта.
- Ну, батюшко, не выдавай, будь ласковый с нами, дай удачную охоту,
сохрани наши жизни, - обращаясь к Студеному морю-океану просили поморы.
Теперь "Ростислав" уходил от матерого берега к ледяным скалам
холодного острова: гористый Мурманский берег отодвигался все дальше и
дальше...
Алексей Химков стоял на корме, с беспокойством посматривая на
юго-запад, где темная стена облаков нависла над горизонтом.
- Шибко идем, Алексей Евстигнеич. Медведь-остров назавтра в аккурат
увидим.
Кормщик обернулся на слова высокого помора, стоявшего на руле.
Ход-то хорош, да судно увалисто. Не отнесло бы к востоку, видишь,
шелоник1 завязался... А ну, братцы, помогай паруса к ветру ставить! -
крикнул Химков собравшимся на корме промышленникам и сам стал
перебрасывать на ветер парус задней мачты. Для его умелых, проворных рук
это было минутным делом. Парус заполоскался, несколько раз сердито
хлопнул и быстро надулся ветром.
Не отстали от кормщика и остальные мореходы, в тот же момент
подправившие паруса на фок- и грот-мачтах. Заскрипев рангоутом,
"Ростислав" заметно увеличивал скорость, подгоняемый ветром. - Хорошо
справились! Молодцы, ребятушки! - похвалил. Химков, - Однако ты
поглядывай, - сказал он рулевому. - Шелоник крепко взялся. Вот ужо
распустит взводень-то2, держись только.
Недаром говорится, поддакнул подкормщик, - шелоник на море разбойник.
Шальной ветер, без дождя мочит.
На разные голоса застонал и засвистал в снастях ветер. Океан давал
себя знать. Зыбь, раньше почти незаметная, сильно покачивала лодью.
Темнозеленые волны подкатывались под борт
_____________________________________
1 Юго-западный ветер
2 Волна "Ростислава", то подымая, то опуская его, и уходили
нескончаемой вереницей.
Ходко шло судно, словно утка, переваливаясь с борта на борт. Изредка
высокая крутая волна заставляла судно сильно крениться. Тогда лодья, как
бы рассердясь, хлопала по волне днищем, и пенящиеся гребни, разлетаясь
солеными брызгами, дождем обдавали мореходов, все еще стоявших на палубе
и смотревших на едва различимый, тонувший в океане Мурманский берег...
Тяжким трудом, с постоянным риском для жизни зарабатывали поморы свои
гроши. Годового заработка грумаланам едва хватало для уплаты долгов да
чтобы кое-как прожить зиму до нового покрута1.
Снаряжая покрут за моржами на Новую Землю и на Грумант, купец делал
промышленников пайщиками. Но это только так считалось - "пайщики". При
удачном промысле хозяин отбирал у поморов три четверти, в лучшем случае
две трети добычи, так что на всех остальных "пайщиков" приходились лишь
жалкие остатки. В случае неудачной охоты купец вовсе не выдавал
жалованья мол, как пайщики, промышленники отвечали за убыток.
Богатый купец, предоставляя артели судно и припасы, сам на промысле
обычно не бывал. Весь труд на море приходился на долю наемных батраков,
и дорого обходилась им купеческая "помощь".
В белушьем промысле за одну только сеть артель в сорок и более
человек отдавала хозяину половину всего добытого зверя.
Не лучше были условия и на тюленьем промысле. В артель мог вступить
всякий, на равных паях. Весь доход с добытого зверя делился поровну, по
числу пайщиков. Казалось, все правильно: рядовой помор сполна получает
заработанные деньги. Но это только на первый взгляд. На самом деле
выходило иначе. После вычета за снаряжение, предоставленное хозяином
лодки, промышленник получал вместо целого пая всею одну восьмую, а то и
меньше.
Купец никогда не оставался в накладе, забирая почти весь доход от
промысла.
Набор артельщиков производился среди бедных крестьян всяческими
путями: уплатой за них налогов, одалживанием денег на прокормление
семьи.
Обычно помор отрабатывал долг на покруте. Если же он промышлял
самостоятельно, то обязан был продать купцу свою добычу по очень низкой
цене. Сумма долга, разумеется, удерживалась при этом особо.
Недаром бедняки-промышленники назывались подневольными, а промысел -
кабальным.
Пытаясь вырваться из кабалы, поморы выходили на промысел зверя без
необходимого снаряжения, в одиночку и часто погибали на далеком
пустынном берегу или где-нибудь на льдине, унесенной в море.
Остров Медведь, около которого должен был пройти "Ростислав", как и
все остальные северные острова и земли, давно был знаком русским
мореходам. Он славился моржовыми лежбищами. На его северных берегах с
незапамятных времен стояли поморские промысловые избы.
Охотясь за морским зверем к северу от этого острова, поморы не позже
XII века открыли Грумант. Как известно, через четыре столетия его вновь
"открыл" Баренц, назвавший землю Шпицбергеном.
Остров Медведь служил прекрасным маяком на пути грумаланов. Даже
тогда, когда остров со всех сторон заволакивала непроглядная мгла, над
туманом отчетливо выступала вершина его высокой горы.
Самый старый в команде "Ростислава", Клим Зорькин, промышлявший более
полувека, не раз хаживал в эти места. Крепкий, как дуб, с легкой
проседью в густых волосах, старик был отменным знатоком промысла, он
знал все повадки и хитрости зверя. Знал, как лучше снять шкуру,
разделать тушу, вытопить сало. Советов Клима просили все зверобои
артели.
_________________________
1 Наем предпринимателем работников в промысловую артель.
На "Ростиславе" было еще двое опытных, испытанных мореходов: Алексей
Химков - сухой, жилистый сорокалетней здоровяк, и его однолеток,
подкормщик Иван Колобов. Остальные одиннадцать человек - молодые,
рослые, плечистые. И среди них совсем еще мальчик, двенадцатилетний
Ваня, сын кормщика.
Артель зверобоев во время плавания составляла команду лодьи. Кроме
кормщика - полновластного хозяина на судне - и его помощника
подкормщика, в составе артели обычно бывало два носошника, два
забочешника, несколько весельщиков и ученик - зуек. Носошник в старину
был основной фигурой на промысле. На моржовой охоте он с борта карбаса
метал в зверя носок - поморский гарпун. Забочешник, находясь на средней
скамье карбаса, должен был следить за ремнями - сборами, чтоб не
запутались, и подавать носошнику носки. В описываемое время в ходу были
уже кремневые ружья, однако носошники и забочешники попрежнему
оставались в артелях, только, кроме гарпуна, они были вооружены и
пищалью.
Ученик - зуек - обыкновенно занимался тем, что готовил, пищу,
прислуживал взрослым на охоте, проходя понемногу трудную науку
моряка-зверобоя. Вместо платы зуек получал иногда, при богатом промысле,
кое-какие подачки и подарки. Слово "зуек" означает небольшую морскую
птичку, вроде чайки. Птичка эта обычно кружится над местом разделки рыбы
и питается отбросами промысла.
Жизнь на зверобойном судне и взаимоотношения экипажа исстари
определялись морским уставом, строго соблюдавшимся каждым
промышленником.
Исключительная честность отличала русских северных мореплавателей.
Кто не слыл за честного человека, тому дорога в артель была закрыта.
- Тебя, вишь, мало кто знает, гляди, и не пойдут с тобой ребята, -
говорили поморы малоизвестному охотнику.
На "Ростиславе" зверобойная артель подобралась удачно. Алексей
Евстигнеевич Химков пользовался уважением и любовью среди
промышленников, и каждый мезенец считал за счастье пойти в плавание с
таким кормщиком.
Из числа зверобоев особенно выделялся своей необычайной силой и
крепким сложением носошник Федор Веригин - богатырь с густой курчавой
бородой. Вся артель в шутку звала его "ошкуй", то-есть медведь. И
недаром. Он смело выходил с рогатиной на огромного белого зверя и слыл в
Мезени человеком большой храбрости.
- Не иначе, оленьей кожей Федор покрыт. Старые люди говорят, кто
оленьей кожей обернется - бесстрашен бывает, - поговаривали про Веригина
односельчане.
Федор был артельщиком на лодье. Его заботам Химют поручил все
продовольственные запасы и снаряжение.
Второй носошник, Степан Шарапов, славился как весельчак, песенник,
сказочник и гусляр.
Поморы понимали и ценили удалую песню, затейливую быль-сказку.
Песенников брали во все артели, отправлявшиеся на далекие промыслы с
зимовкой, оплачивали их значительно выше, чем рядовых зверобоев.
Второй день после поворота на Грумант не принес "Ростиславу" ничего
нового. Только нерпы, появившиеся в большом количестве, то и дело
высовывались из воды, словно наблюдали за проходящим судном. А лодья
набегала крепкой грудью на свинцовые волны и, разбрасывая тысячи брызг,
торопилась все дальше и дальше на север.
Пользуясь хорошей погодой, мореходы попрежнему проводили свободное
время на палубе.
На корме у приказинья1 стояли Алексей Химков с подкормщиком Колобовым
и старым зверобоем Климом Зорькиным.
___________________________________
' Люк, ведущий в каюту кормщика.
- Нет, ты на ход-то посмотри, - говорил Колобов Климу, показывая на
шумевшую у бортов воду, - что скажешь?.. Ведь поболе триста верст в
сутки бежим.
Зорькин недовольно хмурился:
- Ходкая лодья, спору нет... Да не захвалить бы... а то не ровен
час...
- Ну, полно, дед, не бойся, - смеялся Химков, - пугливым больно стал.
